Рембрандт и раби Менаше: история одной дружбы

В 1639 году Рембрандт поселился на известной амстердамской улице Бреестраат, которую в обиходе называли еще еврейским кварталом. Действительно, там жило немало состоятельных сефардов, среди которых особое место занимал знаменитый раввин, каббалист, книгоиздатель и общественный деятель раби Менаше Бен Исраэль (илл.1). Это соседство переросло в многолетнее сотрудничество заказчика и мастера, писателя и иллюстратора, наставника и ученика, а также в долгую дружбу двух духовно близких людей. Раби Менаше происходил из семьи маранов, которой удалось уйти от преследований испанской инквизиции и уже в Амстердаме вернуться к вере отцов. Он был человеком универсально образованным: еврейская ученость сочеталась в нем с обширными познаниями в светских науках. Помимо святого языка он прекрасно владел латынью. Часть его книг издавалась и на испанском, благодаря чему круг идей, о котором речь пойдет ниже, стал доступен самой широкой аудитории. Дело в том, что число не владевших ивритом амстердамских евреев было необычайно велико: не в последнюю очередь потому, что еще совсем недавно они, как и семья самого раби Менаше, были практически оторваны от еврейской традиции. Пытаясь восполнить недостаток еврейских книг, раби Менаше основал свою типографию, которая помимо традиционных изданий печатала и его собственные произведения. В 1655 году был издан его труд на испанском “Преславный камень”, где в свете Устной и Письменной Торы рассматривалась ситуация в современном мире и обсуждались условия и признаки грядущего Избавления. Рембрандт выступил иллюстратором книги, выполнив четыре гравюры к четырем ключевым эпизодам повествования. Сохранилось множество набросков и редакций каждой из сцен, а внесенные в них изменения свидетельствуют о живом участии в творческом процессе раби Менаше – уникальной для XVII века ситуации сотрудничества. Он стремился, чтобы содержание иллюстраций соответствовало духу еврейских комментариев. Сюжеты всех четырех гравюр следовали за ходом авторской мысли и наглядно изображали те сцены из ТаНаХа, которые приводил в своих размышлениях раби Менаше. Две из них иллюстрировали Книгу Даниэля: первая изображала видение четырех созданий (7:3), символизирующих последовательность четырех царств, которые сменяют друг друга перед эрой Машиаха; вторая – сон Нэвухаднецара (Навуходоносора) о гигантском идоле – колоссе на глиняных ногах (2:1-49). Внезапно обрушившийся и разбивший его камень разросся затем, согласно видению, до размеров огромной горы, заполнив собой всю землю. Раби Менаше объяснял, что камень в царском сне намекает на Машиаха и является тем же самым камнем, которым юный царь Давид поразил Гольята (Голиафа), и тем же камнем, на котором уснул наш праотец Яаков в ночь, когда ему явилась ведущая в небо лестница. Битва Давида и Гольята, а также сон Яакова и стали темами третьей и четвертой гравюр Рембрандта. Раби Менаше был не только теоретиком, он не только писал книги, посвященные грядущему Избавлению. Вся его общественно-политическая деятельность была подчинена одной идее – привести в этот мир Машиаха. Англия, откуда евреи были изгнаны еще в 1290 году, считалась последним рубежом населенного мира, “краем земли”, как буквально и переводили слово angleterre. Еврейские мудрецы связывали начало Избавления с кульминацией галута, то есть тем моментом, когда евреи принесут свет Торы и заповедей в самые отдаленные уголки мира. Поэтому раби Менаше, стремившийся приблизить приход Машиаха всеми доступными ему средствами, начал вести переговоры с влиятельными политическими деятелями Англии и, в первую очередь, с Оливером Кромвелем, о возвращении евреев в эту страну и предоставлении им религиозной свободы. Политическая ситуация благоприятствовала положительному решению вопроса, поскольку Кромвель намеревался использовать интеллектуальный и финансовый потенциал евреев в целях усиления экономической мощи государства. Кроме того, среди английских протестантов, считавших себя “новым Израилем”, возрос интерес к традициям и вере Израиля “древнего” – современным иудеям. Раби Менаше направил специальное письмо в Парламент, в котором излагал свои доводы и обрисовывал преимущества расселения евреев в Англии. В 1655 году он лично прибыл в Лондон для переговоров с Кромвелем, которые привели впоследствии к отмене ограничений на въезд евреев в страну. В свете всех этих событий вполне объяснимо, что именно Парламенту раби Менаше посвятил английский перевод своей книги “Надежда Израиля” – книги о Машиахе, знамениях, конце времен и поиске десяти потерянных колен Израиля. Он был убежден, что мир уже находится на грани Избавления, осталось лишь ликвидировать последние препятствия и увидеть вокруг приметы приближения новой эпохи. Поэтому, как и многие его единомышленники, он с огромным энтузиазмом воспринял сообщение о сенсационном открытии - обнаружении в Вест-Индии потерянных колен Рувена, Менаше и Эфраима. В “Надежде Израиля” читателю предлагалась возможная схема, траектория движения колен через Татарию в Америку. Под предводительством Машиаха рассеянные по всему свету евреи, включая потомков вновь найденных колен, должны вернуться в Землю Израиля. Опираясь на мнение мудрецов, раби Менаше упоминал кроме этого о предшественнике Машиаха из рода Давида – загадочной фигуре Машиаха из рода Йосефа или, как его еще называли, Машиахе, потомке Эфраима. Машиах бен Эфраим реализует первый этап Освобождения: приведет десять из двенадцати колен в Святую Землю и затем погибнет в войне Гога и Магога. Какая же связь могла быть между этими сложными и “cугубо еврейскими” умозаключениями и творчеством голландского живописца? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно обратиться к его картине “Благословение Иакова” (илл.3), написанной как раз в 1656 году, именно в том году, когда раби Менаше осуществлял свою английскую миссию. Картина изображает тот эпизод, описанный в Торе (Берейшит, 48:1-20), когда Йосеф приводит к постели больного Яакова двух своих сыновей – первенца Менаше и его младшего брата Эфраима. Ослабшие глаза старца не сразу узнают внуков, и он спрашивает Йосефа: “Кто это?” Выслушав его объяснения, Яаков просит подвести их поближе для благословения. Йосеф ставит Эфраима слева от Яакова, Менаше же – справа, поскольку старший сын должен получить благословение правой рукой. Но неожиданно старец меняет установленный порядок и возлагает правую руку на голову Эфраима, левую же – на голову старшего Менаше. Йосеф обращает внимание отца на ошибку и пытается перевести его правую руку на голову первенца. Но Яаков дает ему понять, что действует сознательно и уверяет его, что, несмотря на то, что Менаше также станет родоначальником славного потомства, Эфраим все же превзойдет его своим величием. Так описывает эту ситуацию Тора. Что же мы видим на картине Рембрандта? На первый взгляд, все соответствует тексту Писания: восседающий на ложе Яаков, два внука, получающие его благословение, Йосеф, который внимательно следит за каждым отцовским жестом. Но при более вдумчивом рассмотрении у зрителя возникает целый ряд вопросов. Кто из мальчиков Эфраим, а кто – Менаше? Что за женщина изображена рядом с Йосефом? Дело в том, что Рембрандт взял на себя смелость изменить расположение внуков относительно Яакова: он рисует Эфраима справа, а Менаше отодвигает на второй план. Мы можем узнать о том, что именно Менаше расположен слева, если вспомним о художественной традиции, в соответствии с которой его было принято изображать темноволосым, Эфраима же – белокурым. Прибегая к таким средствам, то есть, изменяя расположение внуков, Рембрандт представляет благословение Яакова как уже свершившийся факт. Будущее превосходство Эфраима подчеркнуто внешними деталями: он взрослее, он изображен на первом плане и выделен светом. Дополнительным подтверждением тому становится неожиданное появление на картине жены Йосефа Аснат. Присутствие Аснат при благословении не оговаривается в тексте Письменной Торы, однако Устная Тора – Мидраш – упоминает о нем. Мидраш, а также приводящий его комментатор Торы Раши, объясняют недоуменный вопрос Яакова “Кто эти?” тем, что патриарх пророчески увидел недостойных благословения потомков Эфраима – злодеев Иеровоама и Ахава, а также потомка Менаше – злодея Йеху. Но Йосеф, испугавшись, что старец откажет своим внукам в благословении, приводит к нему свою праведную жену Аснат и показывает их брачный договор – ктубу. Тем самым Йосеф демонстрирует отцу соответствие своего брака законам Торы и дает понять, что и его дети станут достойными продолжателями его духовного пути. Уникальная для нееврейского художника XVII века осведомленность Рембрандта в таких непростых деталях еврейской истории, а также отказ от канонического христианского решения этой сцены, свидетельствуют о том, что художник не только обращался за консультацией, но и адресовал свою картину еврейскому зрителю. Заказчиком полотна был состоятельный представитель еврейской общины Амстердама, которому, естественно, было важно, чтобы это произведение соответствовало духу еврейской традиции. Выбор сюжета картины подводит нас к мысли о том, что заказчик входил в круг единомышленников раби Менаше и разделял его идеи, связанные с грядущим Избавлением. Сцена благословения Яакова имела для него совершенно особый, символический смысл. Она являлась напоминанием о Машиахе из дома Йосефа – Машиахе бен Эфраиме, потомке благословленного внука Яакова. Кроме того, образ Эфраима связывался с Северным Израильским Царством и с судьбой десяти колен, возвращение которых в Святую Землю под предводительством Машиаха бен Йосефа ознаменует собой первую стадию Избавления. Таким образом, картина, изображавшая Эфраима и Менаше – первых еврейских детей, рожденных и воспитанных в Изгнании, намекала на его скорый конец и наступление эры Машиаха. Интересно и то, что сам друг и вдохновитель художника незримо присутствует на полотне. Ведь второе имя Яакова - Исраэль, и его внук Менаше может называться Менаше, потомок Исраэля – точно так же, как знаменитый современник Рембрандта. Такие ребусы были чрезвычайно популярны в эпоху художника, и их разгадка не представляла для зрителей никакой сложности. Хотя уникальная ситуация Амстердама XVII века и сделала возможным сближение двух этих выдающихся людей своего времени, такое тесное сотрудничество, дружба и взаимопонимание были в истории сосуществования еврейской и европейской культур беспрецедентными.