Бунечка: К 90-летию со дня рождения Эмиля Гилельса

Перед тем как предать гласности письма всемирно известного музыканта, я мучилась сомнениями: мне казалось, что вынесение на свет Б-жий личных писем Эмиля Гилельса сродни подглядыванию в замочную скважину. Но, поразмыслив, пришла к выводу: во-первых, этой истории уже 60 лет; во-вторых, людей этих нет в живых; в-третьих, письма ничуть не компрометируют автора. И еще: я получила согласие владелицы этих писем, единственной законной наследницы – дочери той женщины, к которой обращены эти послания. Кроме того, чтобы не возникло никаких этических проблем, я разыскала сестру пианиста Елизавету Гилельс с ее детьми Павлом и Ниной Коганами и его внука Кирилла Никитенко-Гилельса. Вот что ответил внук Кирилл: «Евгения, всю ночь читал письма, прямо какой-то лирический роман получается. Очень интересно! Большое спасибо! Я полагаю, учитывая Ваше уважительное отношение к памяти Эмиля Григорьевича, что нет надобности в дополнительных купюрах… Это история чувств. Она должна быть такой, какой была в действительности. Я согласен на публикацию… Кстати, Бунечка – настоящая красавица. Она мне очень понравилась. Кажется, она могла бы быть моей бабушкой?» Хочу предупредить читателя: в письмах нет ничего, кроме чувств влюбленного человека. Именно это по-новому раскрывает музыканта, считавшегося человеком сухим и замкнутым. Москва, 20 / V 44г. Мой дорогой друг! Я был очень огорчен, когда узнал, что Вы не получили моей открытки с дороги. Не пойму, почему она не дошла до Вас. Но в вознаграждение получил от Вас письмо, моя дорогая, которое читал несколько раз, и оно меня обрадовало. К сожалению, московские условия не позволяют мне часто звонить, как это было в Свердловске, а то бы я Вам надоел своими звонками. Я очень скучаю по Вас и был бы бесконечно рад получить Ваше изображение какое-нибудь на фото. (…) Вы себе не можете представить, как я теперь занят, и все-таки нет дня, чтобы я не думал о Вас. (…) Мне бывает очень обидно, что нет Вас поблизости, моя чудная собеседница. Вы умница и мне с Вами хорошо. (…) Жду от Вас писем. Целую Вас, моя хорошая. Ваш Э. Г. За этим письмом последовали еще 18 (к сожалению, ограниченность журнального пространства позволяет воспроизвести лишь некоторые, и то фрагментарно — Ред.). Потом переписка Эмиля и Буни оборвалась. Через много лет на вопрос дочери Буни: «Почему ты не связала свою жизнь с Гилельсом?», мать ответила: «У него был сложный характер, и я побоялась…» Возможно, были и какие-то другие причины, однако всю жизнь она с теплотой вспоминала о нем, пристально следила по прессе за его деятельностью, а когда узнала о смерти, очень грустила и даже сохранила некролог. В течение полутора лет (1944‑1945 гг.) в орбиту взаимоотношений этих людей были втянуты многие известные музыканты (Давид Ойстрах, Яков Зак и др.). К их услугам в качестве посыльных и посредников прибегал Эмиль в передаче писем и посылок. С Буней были знакомы мать Эмиля, Эсфирь Самойловна, и сестра Лиза, относившиеся к ней с искренней симпатией. * * * Роман Эмиля Гилельса c очаровательной медсестрой Буней Маркс вспыхнул при случайном стечении обстоятельств в годы войны. За плечами у 28-летнего Гилельса уже были одесская консерватория, московская аспирантура, преподавательская работа в московской консерватории. Его имя прогремело в 16 лет еще на Первом всесоюзном конкурсе исполнителей в 1933-м году в Москве, а после международных конкурсов в Вене (1936) и Брюсселе (1938) музыкант получил всемирное признание. В 1944-м Эмиль уже был женат на соученице по классу Г. Г. Нейгауза Розе Тамаркиной, но брак этот находился на стадии распада (Роза болела и рано ушла из жизни). Детские и отроческие годы музыканта Мили, а также его творческий путь до 1958 года подробно описаны Софьей Хентовой в книге «Эмиль Гилельс». Но о личной жизни взрослого героя Хентова ничего не написала. Возможно, многого и не знала. Ведь большинство знавших Эмиля характеризовали его как человека скрытного, скупого на слова и эмоции. А он влюбился, как мальчишка. Глубокое всепоглощающее чувство опалило его жарким пламенем, в чем можно убедиться по публикуемым неизвестным письмам. Горький, 5 / VII — 44г. Родная моя Нуночка! Итак, я опять, можно сказать, у разбитого корыта. Да… все это было, как в сказке. Я думаю, что и у тебя осталось хорошее чувство об этих днях. Лучше бы ты мне не говорила о том, что ты могла еще остаться. Я хожу здесь в комнате и у меня на душе так тоскливо, как никогда. (…) Доктор, дорогой! Что же будет!!! Я так не могу. Я хочу тебя видеть и слышать. Без тебя мне тяжело. Я все время мысленно вспоминаю о проведенном времени, а тебя нет здесь. Когда мы сегодня проезжали мост через вокзал, я с грустью смотрел в ту сторону, куда тебя увез поезд… (…) У меня теперь единственная задача — поскорей тебя увидеть. Я не знаю еще, каким способом я этого достигну. Во всяком случае, я что-нибудь придумаю. Не забывай меня. Целую тебя крепко. Твой Э… доктор Пиллерман. P. S. Извини меня, что позвонил сегодня, но для меня было невыносимо ждать до завтра. Вот краткая биография его возлюбленной со слов ее дочери — пианистки Ирины Айзман-Алими, живущей в Израиле (Нетания). Буня Абрамовна Гиршберг родилась в 1914 году в Лиепае (Либаве) в многодетной семье. Родным ее языком был идиш, владела она также немецким и латышским. Была активисткой сионистского молодежного движения, а потом увлеклась революционной деятельностью, состояла в подпольной комсомольской ячейке и даже позже была членом горкома комсомола, за что в 20 лет была арестована и осуждена. Выйдя через несколько месяцев из тюрьмы, окончила медицинское училище по специальности физиотерапевт, работала в еврейской больнице Лиепаи. В ноябре 1940-го вышла замуж за директора банка Гирша Маркса, однако замужняя жизнь не продлилась и года. С приходом в Латвию немцев Гирш пошел в ополчение, но фашисты, схватив его, повесили как еврея и коммуниста. Незадолго до гибели Гирш успел отправить жену вместе с другими беженцами в Киров. Мать Буни и две сестренки погибли в гетто, брат чудом спасся. …В Кирове Бунечка отправилась наниматься на работу в Ленинградскую военно-морскую академию, эвакуированную туда в начале войны. Русского языка она совершенно не знала, но спрос на медсестер был так велик, что, несмотря на ущербность биографии (иностранка, не знающая русского), ее приняли, да еще присвоили звание младшего лейтенанта… …В начале 1944-го (или в конце 1943-го, точная дата мне неизвестна — Е. Л.) Эмиль Гилельс, гастролируя с концертными бригадами по воинским частям на Урале, в Сибири, Казахстане, прибыл в Киров. Разболелась кисть, и ему сказали, что в городе есть только один человек, способный ему помочь: в военной академии работает отменный массажист. Его привели к Буне Маркс. Так начался их роман. 5 / IX Родная моя! …Ты мне сейчас самая близкая и дорогая, вот почему мне от радости иногда бывает грустно, и не хочется никого видеть. Я каждый день думаю о тебе. Сегодня ночью даже видел во сне. Мне думается, что наши две встречи — только предисловие, а повесть или роман впереди. Не так ли? (…) Пиши мне часто, моя любимая. Твой Э. 5 / IX, Москва Моя маленькая волшебница! Я сам себя не могу узнать. Никогда я так много не писал, как тебе. И это не потому что ты мне напоминаешь, а само по себе. Я это еще объясняю тем, что ты в своих письмах так хорошо и чутко все описываешь. Для меня большое наслаждение читать твои письма, в них я слышу твой голосок и вижу твое личико. Интересно то, что в отправленном вчера мною письме есть те же выражения и мысли, которые написаны тобою в этом письме. Да, моя родная, каждый день, проведенный без тебя, проходит у меня как-то бесцветно. Иметь такого дружка и быть так жестоко наказанным… Но я все-таки счастлив хотя бы за то, что чувствую твою привязанность. Мне хочется безостановочно писать и писать тебе обо всем, и о делах, и о чувствах, что даже боюсь тебе надоесть этим. Только что вернулся от Яши (Зака — Е. Л.). Собрались у него послушать новые пластинки, полученные из Америки в исполнении Рахманинова и Хейфеца. Пили чудное вино и наслаждались еще более прекрасным исполнением в записи на пластинке. Ровно в 10 часов вечера, к удивлению всех присутствующих, я вскочил, как ужаленный, и отправился домой. Сейчас сижу и жду твоего звонка. …Спасибо тебе за все, все. Нет слов, чтобы выразить тебе мою любовь и преданность. От одной мысли о тебе какое-то неудержимое тепло разливается в сердце… Целую тебя, мое сокровище, крепко, крепко. Твой Э. Москва, 21 сентября, 1944 г. (…) Сейчас только кончил заниматься. Учил новые грустные песни Мендельсона, и они меня немного успокоили. Ты знаешь, самое лучшее средство у меня, когда на душе тоска, — сажусь и играю себе, пока не успокоюсь, а потом становится, как говорят религиозные люди, будто после молитвы. Ей-богу! Смешно, но это так… Итак, мой божок, сейчас уже поздно. Ты, вероятно, уже спишь, а я мысленно с тобой. Короткие встречи перемежались долгими разлуками, но тяга влюбленных друг к другу не убывала. И все-таки им не суждено было соединиться навсегда. 23 / III. 45 г. Моя дорогая и крепко любимая Масин! Я думаю, что все наши московские неудачи ты мне простишь, как и многие мои ошибки. Мне было очень больно, что я не мог создать тебе той обстановки, которой мне очень хотелось. Я очень часто вспоминаю эти дни, и мрачный осадок у меня на душе, не говоря уже о том, что, как ты уехала, я очень по тебе начал скучать и живу мыслями о нашей очередной встрече. Мне хочется тебя видеть и твоей ласки, моя единственная дорогая девочка… А дальше жизнь каждого из героев романа потекла по своему руслу. Буня Маркс познакомилась в военной академии с хирургом Исааком Айзманом, пятидесятилетним вдовцом, отцом 20-летней дочери, участником трех войн, кавалером ордена Ленина, почти доктором медицинских наук. «Почти» — потому что защита диссертации совпала с «делом врачей», и академия предпочла отправить докторанта из Ленинграда в Свердловск. В 51-м году Исаак женился на Буне и вместе с ней отправился в своеобразную ссылку. В семейном архиве их дочери Иры хранятся письма отца к матери. Немолодой полковник писал любимой такие же пылкие письма, как и молодой пианист. В сорок лет Буня родила дочь Ирочку, а в 1977-м семья Айзманов вернулась из Свердловска в Ленинград. По рассказам Ирины, в начале 60-х годов Эмиль Гилельс, будучи на гастролях в Свердловске, разыскал телефон Буни и пытался с ней встретиться. Но она отказалась. Спустя годы мать объяснила любопытствовавшей дочери причину отказа: она очень располнела и хотела, чтобы у Эмиля в памяти сохранился ее прежний облик. Позже, когда Айзманы жили в Ленинграде, взрослая дочь Буни слушала Гилельса на одном из гастрольных концертов. Она просила свою маму связаться с ним по телефону, но мать не захотела. Супруги Айзман прожили дружно до старости, и оба скончались в один год — в 1989-м. А Эмиль Гилельс женился на Фаризет Хуцистовой — выпускнице Московской консерватории по классу композиции. Она писала стихи и всю жизнь вела архив Эмиля Григорьевича. Елена, дочь Эмиля и Фаризет, тоже пианистка, выступала по всему миру (в том числе и в дуэте с отцом), преподавала в Московской консерватории и Остравском университете (Чехия). Она умерла в Москве в возрасте 48 лет от рака. Вскоре (осенью 1998-го) за ней последовала Фаризет Альмахситовна, не вынесшая горя утраты. Остается добавить, что Эмиль Григорьевич Гилельс скончался в 1985 году. Его по праву считают одним из величайших виртуозов XX века.