Хранитель огня

В многоликом Севастополе, где на рейде дремлют крейсеры, а белые улочки поднимаются по спирали в голубое без единого облачка небо, где время меряют ударами рынд — корабельных колоколов и потоки машин обтекают бронзовых адмиралов, мы говорили о Блоке и Гумилеве. Мне тогда и в голову не приходило, что минуют годы — и в Севастополе, который почему-то станет украинским, Гельман возглавит еврейскую общину и станет автором книг о героизме севастопольских евреев. Евреи в городе живут и сейчас, хотя с каждым годом их становится все меньше и меньше. А ведь первое упоминание о них, обнаруженное в древнем Херсонесе под Севастополем, относится еще к III веку. Сама же община возникла в столице Черноморского флота в 20-х годах XIX века, когда городским головой стал купец Лейба Ашурович Фронштейн. Согласно переписи 1897 г., в Севастополе проживали 3910 евреев. При населении города 53000 это кое-что да значило! В городе было четыре хедера, две синагоги. Роль евреев в экономической и культурной жизни была вполне ощутима. В 1940-м в Севастополе жили 5640 евреев. А сейчас немногим больше 1000. Капля в море, да и только, среди населения, превышающего 380000 человек! Но не случайно на флоте бытует присказка: "Нас мало, но мы в тельняшках". У немногочисленной еврейской общины есть благотворительный центр "Хесэд-Шахар", воскресная школа, вокальный ансамбль "Шолом", театр "ГОСЕТ", молодежный клуб "Гилель", клуб творческой интеллигенции. И, что уж вовсе удивительно, ежемесячная газета "Шахар" ("Рассвет") и радиопрограмма "Шалом". К слову, "Рассвет" выходил еще в далеком 1861-м, а в 1997-м возобновлен Борисом Гельманом. Но общественная деятельность капитана 2-го ранга в отставке Гельмана началась значительно раньше. С памятника на Братском кладбище. Всему миру стала известна Севастопольская оборона 1854-1855-х годов, когда гарнизон города 250 дней отражал яростные атаки англо-французских войск. Моряки затопили корабли, и флот собственным телом — не в переносном, а в прямом смысле — закрыл неприятелю дорогу в Севастополь. Матросы и офицеры сошли на берег, оборону возглавили адмиралы Нахимов, Корнилов, Истомин. На всю Россию прославились имена первой русской сестры милосердия Даши Севастопольской, матроса Петра Кошки, хирурга Николая Пирогова. А слова "Малахов курган", "Четвертый бастион" стали синонимами мужества и отваги. Но вот чего не знали современники и уже не знаем мы: в составе армии, оборонявшей город, дрались более 2500 евреев — солдат и кантонистов*. Сохранились многочисленные свидетельства их героизма и самоотверженности. По приказу начальника гарнизона солдатам-евреям выдали специальные значки, дабы в случае гибели хоронить их по "иудейскому обряду" на Северной стороне в районе Панайотовой балки на специально отведенном участке земли. Здесь, на еврейском военном кладбище, захоронены около 500 солдат-евреев. В 1864-м на склоне Панайотовой балки, благодаря радению севастопольского купца Савелия Шмерлинга, был воздвигнут пятиметровый беломраморный памятник работы одесского скульптора Франсуа Вернета. На квадратном пьедестале трехгранная пирамида, у ее подножья мраморные соколы и надпись на русском и иврите: "Памяти еврейских солдат, павших за Отечество при обороне Севастополя во время войны 1854-1855 годов". Деньги на памятник собирали по всей России, и среди жертвователей, что показательно, были не только иудеи, но и православные. Уже в начале прошлого века кладбище пришло в запустенье, заросло травой, надгробия разрушились… А памятник уцелел. Более того, иссеченный осколками, с многочисленными сколами, он уцелел и при гитлеровской оккупации. И вот в 1992-м на кладбище впервые побывал Гельман. Пораженный увиденным, он написал книгу. В поисках средств на восстановление кладбища обращался к городским, республиканским властям, в ветеранские организации. Денег не нашлось. Так продолжалось двенадцать лет, пока территория, примыкающая к Панайотовой балке, не отошла к стивидорской** компании "Аэлита", а ее инвестор, христианин из Ливана Рафик Дау не повстречался с Борисом Гельманом. То, что ранее не удавалось, было решено и реализовано в течение года. Первый и, пожалуй, единственный в мире памятник солдатам-евреям регулярной армии был воссоздан и торжественно открыт 29 августа 2004 года. Играл военный оркестр, моряки троекратно салютовали оружейными залпами. Так уж повелось в истории евреев, что героика соседствует с трагедией. И следующей книгой Гельмана "Причина смерти — расстрел" стала книга о Холокосте в городе-герое, факте тоже малоизвестном. Полгода 11-я армия гитлеровцев, которой командовал генерал Манштейн, пыталась овладеть Севастополем. Произошло невероятное: на протяжении одного столетия один и тот же город приковал к себе внимание всего человечества. Хотя судьбы Второй мировой решались вовсе не на берегах здешних бухт… Немцы вошли в город 1 июля 1942-го. А уже 12 июля 4200 евреев и крымчаков, согнанных на стадион "Динамо" (в основном стариков, женщин и детей), вывезли на грузовиках на пятый километр Балаклавского шоссе, где немцы из айнзатцкоманды и полицаи из местных их расстреляли. Об этом мы не вправе забывать. Только одной девочке удалось тогда вырваться из оцепления и спастись. Гражданка Италии Анна Сальник-Корсакина приехала в Севастополь на открытие мемориального знака в память об убиенных на Балаклавском шоссе. Инициатором сооружения мемориала был все тот же Борис Гельман. После войны еврейское население Севастополя так и не восстановилось. Крымчаков же вообще осталось около сотни. Среди тех, кто в июле 2004-го выступал на открытии мемориального знака, и Исаак Наумович Слуцкий — полковник в отставке, ветеран Отечественной, внук кантониста, оборонявшего в 1854-м Севастополь. Среди расстрелянных в 1942-м — его родители и братья. В одном человеке как бы сошлись две эпохи. Третья книга Бориса Гельмана "На огненных рубежах и фарватерах", состоящая из полутораста очерков, большая часть которых написана самим Гельманом, поражает цифрами. Так, из сорока семи командиров подводных лодок Черноморского флота девять — евреи. А ведь каждая лодка это — передовая, тыла здесь не бывает. 294 дня находился на боевом посту командир дивизиона тральщиков капитан 2-го ранга Давид Ратнер. 27 июня 1942 года его БТШ-27 атаковали 25 самолетов противника. Взрывом бомбы тяжело раненного Давида выбросило за борт. 108 дней его "сшивали" в госпитале. Ратнер — единственный не-адмирал, награжденный адмиральскими орденами Ушакова и Нахимова. 8 июня 1942-го в районе мыса Лукулл капитан Нихамин и его летчики на четырех "Як-1" дрались с восемью "мессерами", половину которых сбили. На горящем самолете Нихамин сумел пролететь 40 километров к Севастополю и на высоте 250 метров выпрыгнул с парашютом. Давида называли "летчиком от Б-га", его наградили восемью боевыми орденами, дважды представляли к званию Героя Советского Союза. 7 ноября 1943 года сторожевой катер старшего лейтенанта Семена Флейшера вынудил отступить семь немецких катеров, атаковавших его. Это "арифметика". Что же касается биографий, то и они не оставят читателей равнодушными. Во время Отечественной войны на Дальнем Востоке на разведывательном судне, маскировавшемся под сухогруз, служил севастополец Исаак Фонарь. Лейтенант в совершенстве владел английским, что помогало ему в японских портах выполнять основную работу: он был связным Рихарда Зорге. Командира эсминца "Свободный" капитана 1-го ранга Иосифа Чверткина, участвовавшего в боях за Севастополь, после войны назначили командиром крейсера "Ворошилов". Чверткин стал первым евреем в ВМФ на такой высокой должности. Однако спустя полгода без каких-либо причин его отстранили от командования. Не стесняясь, кадровик заявил ему: "Русскими кораблями должны командовать русские офицеры". Такое не забывается. Чверткин в 1990-м репатриировался в Израиль. А какой звездный список тех, кто освобождал Севастополь? Командующий 51-й армией Герой Советского Союза генерал армии Яков Крейзер, летчики Герои Советского Союза Генрих Гофман, Полина Гельман, Вольф Корсунский… Будь моя воля, назвал бы я людей, таких как Борис Гельман "хранителями огня". Вечного огня, который горит на любом ветру. И крайне важно, чтобы он не погас, особенно в наше время, когда нравственные скрепы настолько ослабели, что их порой попросту не видно.