МНИМЫЙ БЛАТНОЙ, или Роскошная жизнь с рублем в кармане

Зазвонил телефон. Я — во времена описываемых событий совсем еще молодой человек — снял трубку и услышал знакомый голос начальника: "Радик, срочно езжай в командировку. Так уж сложилось. Собирай вещи и — на Курский вокзал. В центре зала курьер передаст тебе нужные документы и билет до Баку, оттуда — на пароме через Каспий до Красноводска". Я заныл: "Завтра получка, у меня осталась всего десятка…" — "На дорогу, если экономить, хватит, а в Баку мы телеграфом вышлем тебе аванс". Соседом по купе оказался милый грузин, корреспондент газеты "Советский спорт" Александр Кикнадзе. Когда поезд с опозданием на четыре часа подходил к Баку, Александр, узнав, что остановиться мне негде, решительно сказал: "Идите в гостиницу "Баку". Директора зовут Шалва. Шалва Мденарадзе. Передайте привет от меня, скажите, что вы мой друг или двоюродный брат: вы тоже брюнет, сойдете за родственника". — "Моя фамилия Лившиц…" — "Фамилию он не спросит. Фамилию может спросить администратор, но, боюсь, до предъявления паспорта дело не дойдет, он укажет вам на дверь значительно раньше. Независимо от того, признает ли в вас еврея. А если захотите лететь в Красноводск самолетом и не будет билетов, идите прямо к начальнику аэропорта Капанадзе и скажите то же самое". Поблагодарив его за участие, я, взглянув на вокзальные часы, понял, что почтамт закрыт, и — с оставшимся рублем в кармане — мне придется ночевать в чужом городе. Я брел, куда несли ноги, пока над угловым зданием не увидел неоновую вывеску: "Гостиница Бакы". Из любопытства вошел. У окна администратора было пусто. Собравшись с духом, я приблизился к окну, но сказать ничего не успел. Навстречу мне вытянулась закрепленная на длиннющей шее голова тощего малого (под носом — "фюрерская" щеточка усов), и он без тени дружелюбия к гостю республиканской столицы спросил: "Чего надо?" — "Мне бы переночевать". — "Слушай, ты случайно не из Москвы?" Я удивился прозорливости администратора и радостно подтвердил. "Слушай, ты случайно не из ЦК нашей партии? Нет? Тогда уйди, и чтоб я тебя больше никогда не видел. Даже во сне". И тут — что со мной редко бывает — я "завелся" и решительно спросил: "Как пройти к директору гостиницы?" Неожиданно спокойно администратор произнес: "Если хочешь, чтоб еще раз послали, прямо и направо". Вскоре я стоял на пороге длинного и узкого кабинета. Слева у стенки — диванчик, против входной двери — канцелярский стол, за которым сидел совершенно лысый человек и что-то быстро писал. Минуту-две он не обращал на стоящего в дверях человека внимания, а потом, не поднимая головы, спросил: "Чего тебе?" Приторным голосом я ответил: "Вам привет от Саши Кикнадзе". Ручка замерла над бумагой, и директор впервые поднял на меня глаза: "Ты знаешь Сашу Кикнадзе?" — "Я его двоюродный брат", — сказал я, цепенея от собственной наглости — ведь директор мог заговорить со мной по-грузински. Но, к счастью, опасение было напрасным. Лысый Шалва первым делом поинтересовался, как поживает Саша Кикнадзе, здоровы ли его жена и дети. От волнения мозг в минуту опасности стал работать быстро и четко, как у пойманного шпиона. Я сразу сообразил: если директор спрашивает о жене и детях, значит, они у Кикнадзе имеются, и без запинки ответил: "Все в порядке, жена и дети здоровы". — "А ты тоже в Москву перебрался? Прости, совсем заработался, тебя как зовут?" — "Радик". — "Ай, не надо, это ты в Москве Радик, а по-настоящему, я думаю, Ираклий?" Я сглотнул слюну и кивнул. Улучив момент, я наконец перешел к главному: "Мне бы переночевать… Только не беспокойтесь — завтра я уеду, с меня хватит койки в общем номере". (Никакое другое место я оплатить не мог.) И тут Шалва произнес фразу, которую я по разным поводам несколько раз слышал от него позднее: "Чтоб мне стыдно было посмотреть в глаза Саше Кикнадзе? Какая койка? Какой общий номер?! Ибрагим!" Я понял, что директор зовет администратора, и решил проучить нахала. Удобно развалившись на диване, закурил сигарету и — вполоборота к двери — стал небрежно пускать кольца дыма. На вошедшего Ибрагима я даже не взглянул (кто такой Ибрагим, если директор гостиницы — мой друг). "Ибрагим, у нас "люкс" свободен?" — "Свободен, но он же забронирован для инструктора ЦК". — "Так его самолет прибывает из Москвы только завтра в десять утра, поэтому проводи товарища". Что оставалось делать? Признаться, что брат уважаемого человека приехал в Баку с рублем, значило, что завтра с Сашей Кикнадзе перестанет здороваться весь Кавказ, а я теперь чувствовал ответственность не только за себя, но и за случайного попутчика. "Ничего, — успокаивал я себя, — завтра с утра пораньше получу на почтамте деньги и расплачусь". Я встал и, попрощавшись с Шалвой, пошел к двери. Чемодан не взял, уверенный, что его понесет Ибрагим. Так и вышло. Мы поднимались наверх, и я видел в зеркалах между этажами, что длинный администратор пригнулся, чтобы не выглядеть выше меня. Он понял, что сильно ошибся, и теперь юлил, чтобы как-то загладить свою вину. Когда пришли в просторный двухкомнатный люкс (о Б-же — восемь пятьдесят в сутки!), я царственным жестом отпустил Ибрагима. Не успел раскрыть чемодан, как зазвонил телефон, и директор спросил: "Ну, как, Ираклий, устроился? Открыли ресторан, приходи, ужинать будем. Я — за служебным столиком". Семь бед — один ответ, решил я и спустился вниз. С порога увидел, как Шалва призывно манит меня рукой. Возле столика стояла девушка-официантка. "Что любишь кушать?" — спросил Шалва. Я промямлил: "Не знаю. Надо посмотреть меню…" — "Меню для них. — Шалва небрежно махнул рукой в зал. — Я не спрашиваю, что будешь кушать, я спрашиваю, что любишь кушать?" — "На ваше усмотрение", — пролепетал я. Шалва был немногословен: "Зоя, бутылочку "Энисели" и чего-нибудь закусить". Почти сразу на столе появился коньяк четырнадцатилетней выдержки, за ним — икра, сациви, потом горячее — шашлыки по-кавказски и по-карски. Когда, сменив очередной раз блюда, Зоя ушла, Шалва подмигнул и спросил: "Нравится?" — "Да, все очень вкусно". — "Да нет, — с досадой сказал директор, — Зоя нравится?" — "И Зоя нравится". Когда официантка появилась снова, Шалва произнес: "Зоя, закроется ресторан — товарищу в "люкс" бутылочку "Энисели". Я решил больше ничему не удивляться и промолчал. Меня мучило другое. Подходило время расплаты за съеденное и выпитое, а мне в голову не приходило ничего, кроме пошлейшей версии: обокрали в дороге. Но как только я начал разговор о деньгах, Шалва с негодованием прервал меня: "Какие деньги? Чтоб мне стыдно было посмотреть в глаза Саше Кикнадзе? Ты — брат моего друга, значит, мой гость". Впрочем, директор и сам не думал расплачиваться. Придя в номер, я вскоре услышал деликатный стук в дверь. Вошла Зоя, уже без передника и кокошника. В руках у нее был накрытый крахмальной салфеткой поднос. Заученными движениями она поставила поднос на журнальный столик и подняла салфетку. Под ней оказались бутылка и легкая закуска. Зоя вернулась к двери и заперла ее на ключ. И тут мне стало весело, я восхищенно подумал: "Вот это сервис!" Вторая мысль была о регулярных визитах официантки к "почетным гостям". И я сказал: "Иди домой, Зоя. Директору скажу, что все было хорошо". Зоя вспыхнула от нанесенного оскорбления, и я отчетливо прочитал на ее надменном лице: "Ты — не наш человек, ты — чужой…" Я проснулся чуть свет и — на почтамт. Деньги пришли, и я почувствовал себя как опальный король, которому вернули корону. Этих денег хватало на билет до Красноводска, расплатиться за "люкс" и даже угостить завтраком директора. Когда я вернулся в гостиницу, обслуга уже собралась. Я бросился к директору, он встретил меня двусмысленной улыбкой: "Как спал? Как Зоя?" "Спал хорошо, Зоя — выше всяких похвал, а теперь пойдемте завтракать" — "С хорошим человеком можно и второй раз позавтракать". За служебным столиком прислуживала пожилая официантка. Я с купеческим размахом небрежно бросил: "Энисели" и чего-нибудь закусить". "Наш человек, — с облегчением выдохнул директор. — Честно скажу — камень с души. Вчера сидел зажатый, как цыпленок, а сегодня вижу — джигит!" И Шалва принялся за шашлык. В конце трапезы я спросил у официантки: "Сколько?" И полез за деньгами, но Шалва остановил меня: "Я вижу, тебе очень хочется, чтобы мне было стыдно посмотреть в глаза Саше Кикнадзе…" — "Ну хоть за гостиницу я могу заплатить?" — "Посмотри мне в глаза". Я посмотрел. "Нет, ты внимательно посмотри". Я посмотрел внимательно. "Я похож на жулика?" Шалва был очень похож на жулика. Но я слукавил и сказал, что честнее человека не видел. "Тогда почему ты думаешь, что я за один "люкс" возьму плату второй раз?" И тут я сообразил: номер бронируется за сутки, следовательно, мой ночлег оплатил "ЦК нашей партии". И испытал некоторое удовлетворение от того, что не питающий братской любви к евреям ЦК нечаянно позаботился обо мне. В аэропорт я не поехал. Я боялся, что если упомяну о родстве с Сашей Кикнадзе, мне предоставят персональный лайнер…