ЛОВЕЦ ИНФОРМАЦИОННОГО ЖЕМЧУГА

Юрий Безелянский — писатель, историк, журналист. Высокий, интересный, с благородным лицом. Брать интервью у журналистов непросто. Потому что наш брат сам привык задавать вопросы и очень переживает, что другие это сделают хуже. Поэтому когда мы условились о встрече, я попросила Юрия Безелянского прислать мне кое-какие материалы его архива по электронной почте. Оказалось, таковой у него нет, как, впрочем, нет и компьютера. А есть довольно-таки допотопная печатная машинка и огромный архив в папках и тетрадях (дневниковые записи). Но главный хранитель памяти, сообщил Юрий Николаевич, его собственная голова. И как в ней все умещается? Он — автор 1300 статей, более двадцати книг. И каждая книга — это собрание историй, судеб, исторических фактов и культурологических исследований. А еще он постоянный ведущий рубрик в нескольких изданиях, автор и участник теле— и радиопрограмм. И как ему все это удается? — Наступил Новый 2006 год. И каковы итоги года ушедшего? — Выделю одну лишь творческую работу (чуть было не употребил модное слово "составляющую"). Вышли 3 книги — "Россия, XX век" (Календарь Российской истории) в качестве школьной энциклопедии; "За кулисами шедевров, или Приключение Венецианской дамы" (книга о судьбе художников и судьбе картин) и "Прекрасные безумцы" (10 портретов — от Фридриха Ницше до Сергея Эйзенштейна). И еще две книги лежат в издательствах и ждут своей очереди. — Помню, мы встречались с вами года четыре назад, у вас был 70-летний юбилей. Не много ли, если учесть возраст: все-таки разменяли восьмой десяток? — Не мальчик веселый, кудрявый!.. Нет, возраст лишь придает темп работе. Прессинг: успеть-успеть. А сделать хочется многое. — Вы ведь не только пишите книги, но еще ведете рубрики в газетах и журналах. — Когда-то был, действительно, Фигаро здесь, Фигаро там. Но на сей момент остались лишь три рубрики: в "Вечерней Москве" и в журналах "Алеф" и "Крестьянка". — Общий счет публикаций? — Более 1300, начиная с 1991 года. Плюс 21 изданная книга. А еще ТВ и радио. — Как выдержать такую нагрузку? — Кто-то сказал: "Ничего не делать — отличное занятие. Но какая огромная конкуренция!" У таких трудоголиков, как я, конкурентов мало, Поэтому работаю спокойно. — Кстати, в печати вас называют по-разному: писатель, журналист, историк.. — А еще эссеист, публицист, культуролог. Словом, разнообразный человек. — А как вы сами называете себя? — По сути: ловец информационного жемчуга. — И давно ловите? — С далеких советских времен, когда история была ужата до курса ВКП(б), а из литературы были изъяты Ахматова, Мандельштам, Есенин, Гумилев и многие другие корифеи, и весь кайф состоял в том, чтобы найти, прочитать, познакомиться, насладиться, расширить горизонт своих знаний. Нынешнему поколению этого не понять: в магазинах есть все!.. — Стало быть, вы росли любознательным. — Еще каким! Жадным до знаний. Но особенно меня интересовала литература, история, философия. Впрочем, о том, как я делал самого себя, "не кончая университетов", можно прочитать в книге "Клуб 1932". — "Клуб 1932" по году рождения? — Догадались. — И кто ровесники? — Более 80 звезд: Жак Ширак, Элизабет Тейлор, Василий Аксенов, Владимир Воиновйч, Родион Щедрин, Андрей Тарковский, Борис Жутовский и т.д. — А антисемиты есть? — Ну, конечно. Главный редактор "Современника" Станислав Куняев и еще "большой друг" еврейского народа Василий Белов. — Вот и вышли мы с вами на берег Иордана. А каковы ваши национальные корни, и кем вы себя определяете? — Вопрос сложный. Судите сами: по отцу во мне еврейская, польская и французская кровь. По матери — русская и украинская. Короче, коктейль. Я и одну свою книгу так назвал: "5-й пункт, или коктейль "Россия". Кстати, в России ее замолчали: очень оказалась неудобной и взрывоопасной. А в Америке, в Израиле, говорят, оценили. — Тираж разлетелся? — Давно. — Но вернемся к вам. Итак, вы... — Я — как говорил Эразм Роттердамский, "гражданин мира". Ко всем национальностям, которые намешаны во мне, отношусь с большой симпатией. Но какой национальности я сам? Можно сказать так: я — человек говорящий и думающий на русском языке, воспитанный русской культурой и испытавший все "прелести" русско-советской истории, начинал жить при Сталине и вот продолжаю при Путине. Духовно ориентирован на Запад, как некогда Чаадаев и Мандельштам. — Не слабо! — Но и не хило, если выражаться современным сленгом. — Вы бывали в Израиле? — Нет. — А в Париже? — Это мой любимый город, в нем я себя чувствую удивительно комфортно. — Вернемся в Россию. Что-то вас редко видно в тусовках. — Не плейбой (уже по возрасту) и не тусовщик (по натуре). Пустая трата времени. Вместо того, чтобы покрасоваться собою, можно дома сделать что-то полезное: написать еще одну книгу. — Но с кем-то вы все-таки общаетесь? — Изредка с коллегами по перу: Рейн, Жуховицкмй, Ковальджи… Иногда по телефону с Элиной Быстрицкой... — Ну, а политика входит: в сферу ваших интересов? — Я живу в России, и все мы тут чокнутые на политике. Моя первая книга "От Рюрика до Ельцина" — сплошная политика. А "Огненный век", а "Московский календарь"! Если задают вопросы в газетах, всегда отвечаю. Отвожу душу. — Ну, и как нынешняя ситуация? — Она всегда жгучая и непредсказуемая. Приведу старый пример. В командировке в Житомире ко мне подошел какой-то старый еврей и спросил: "Вы из Москвы?" — "Да". — "А вы много знаете?" — "Ну, кое-что". "Скажите: а погромы будут?" Это было лет 35 назад. И этот же вопрос могут задать сегодня, хоть бьют и других — африканцев, кавказцев. — И что происходит с демократией, на ваш взгляд? — Боюсь, что демократия и Россия — вещи несовместимые. Мы по-прежнему империя: по мышлению, по духу, по привычкам, по гонору. У нас демократическая процедура — выборы превращена в фикцию. И как справедливо говорил Джордж Бернард Шоу: "Демократия не может стать выше уровня того человеческого материала, из которого составлены его избиратели". Советизм никак не хочет выдавливаться из народа. Это — безответственность, пассивность, нежелание взять на себя бремя ответственности и прочие пороки и изъяны. — Авось и кабы? — Ну, это наши национальное меты. — А ваше отношение к Думе? — К виртуальной думе? Где обязательно кто-то мечется и нажимает кнопки за отсутствующих? Такой смешной "демократический" цирк. А какие лица в основном? Ложишься спать и боишься, вдруг ночью приснится какой-либо спикер. Бррр!.. — Тогда извечный русский вопрос: "А что делать?" — Ничего. Ресурс революций и бунтов исчерпан. Остается одно: нормальное эволюционное развитие, без подталкивания. Как советовал русский мыслитель Розанов: если это лето — чистить ягоды и варить варенье; если зима — пить с этим вареньем чай. — То есть сидеть, сложа руки? — Нет, надо возделывать свой сад, — как говорил Вольтер. — Это ваш авторитет? Любимый автор? — Таких много. Некоторых из них я собрал под одной обложкой. "Культовые имена. От Э до Э (от Эразма Роттердамского до Умберто Эко)" — так называется книга, которая вышла в прошлом году. Там и Франц Кафка и Марсель Пруст, и другие золотые перья. А еще я люблю поэзию и особенно представителей Серебряного века. — Любите читать? — И собираю, и читаю. Со студенческих времен составляю для себя подборки поэтических антологий. И сделана энциклопедия "99 имен Серебряного века" — поэты, прозаики, критики, философы, издатели, — пока она не опубликована. Но в разных книгах опубликованы мои очерки-эссе о серебристах — Бальмонте, Сологубе, Северянине, Есенине, Маяковском и т.д. — Что ж, мостик кинут — перейдем непосредственно к литературе? Ваши кумиры? — В поэзии Ахматова, Цветаева и другие серебристы. В прозе — Иван Алексеевич Бунин — номер один. Затем Достоевский и Кафка. Список длинный и почти весь классический. — А современные? — Современных — Сорокина, Пелевина и прочих — читать не могу, от стеба тошнит. Язык должен быть ясным, прозрачным, кристаллическим, как у Тургенева. — Но сегодня он устарел. — И в этом весь современный ужас. Ломая язык, мы ломаем собственную культуру и деформируем душу. — Кажется, вы настоящий ретроград. — А что делать? Наташа Королева или, скажем, Алсу — не мои героини. А вот Вертинский или Козин — это да. — Значит, у вас проблемы с общением с молодежью? — Смотря с какой? С теми, кто поет "муси-пуси" и у которых в голове каша, — мы, действительно, чужие. Но и есть другие, как-то выступал в РГГУ на филологическом, — удивительно эрудированные и симпатичные девочки. — Девочки? — Да, девочки. На семинаре, где я выступал, — был лишь один мальчик. — А есть ли у вас хобби? — Всенепременно. И старое, с 1945 года, с тех ноябрьских дней, когда футболисты московского "Динамо" выступали на полях Англии, с тех пор и заболел. По молодости ходил на все матчи не только основного, но и дублирующего состава. И писал даже футбольные программки. — А теперь? — Болельщик-надомник. Только у экрана телевизора. — И как наша сборная? — Известна присказка о наших дорогах и дураках. Так вот, прибавился третий компонент — сборная, и перспектив к лучшему я пока, к сожалению, не вижу. — Вы пессимист? — Если мыслить глобально, то я социальный пессимист. Но если по общечеловеческими мерками, то... У Георгия Иванова есть строки: "И, конечно, жизнь прекрасна, и, конечно, смерть страшна..." На жизнь надо смотреть, что я и делаю, — как на "дар небес", — это уже выражение другого поэта, Гавриила Державина. И этот дар использовать на все сто процентов. И без всякого нытья, ибо уныние — смертельный грех. — Вы меня убедили. Унывать больше не буду. И спасибо за беседу. — Это вам спасибо за внимание к моей скромной персоне.