ВУНДЕРКИНД ИЗ ОДЕССЫ

Оскара Фельцмана 23 года ругали за "Ландыши" Я беседую с Оскаром Борисовичем Фельцманом в его уютном кабинете. Сев за рояль, маэстро наиграл попурри из собственных песен: "Черное море мое", "Песня моего друга", "Ходит песенка по кругу", "Ничего не вижу". Его песню "Венок Дуная" распевали на разных языках в Будапеште, Вене, Братиславе, но не только в придунайских городах — она стала любимой в Токио, в Париже. Я не сомневался, что вот-вот зазвучат "Ландыши". Наверное, Оскар Борисович интуитивно уловил мою мысль и наиграл эту мелодию. Задумавшись, он сказал: "Я был молодым, когда меня попросили написать на слова Ольги Фадеевой мелодию к открытию танцевального сезона в саду "Эрмитаж". Сочинил ее быстро. Вскоре я уехал на юг отдыхать, а через две недели узнал: вся Москва поет "Ландыши". Песня стала шлягером. И чем больше была ее популярность, тем больше появлялось в прессе статей, в том числе и весьма грозных. Авторы отмечали, что я не только прививаю плохой вкус, но и растлеваю молодежь. Как это ни странно, нашлись и такие, кто заступился. Но это скорей были голоса вопиющих в пустыне. Потом я пытался подсчитать, сколько раз меня ругали за "Ландыши". Не сосчитал, но, поверьте, ругали двадцать три года. С другой стороны, если бы не "Ландыши", не было бы моего полного портрета. Это не значит, что это самая лучшая моя песня. Но она самая броская. Ее поют во всех странах, где я бываю, а когда я пою "Ландыши", мне подпевают на разных языках. Это замечательно". Тут я уловил, что Оскар Борисович "для разговора созрел". Мой приход к нему был вызван желанием узнать что-то новое о Леониде Утесове. "О-о-о! Это давняя история… Она восходит к Великой Отечественной войне. Меня отправили в Новосибирск и назначили ответственным секретарем Союза композиторов. Нетрудно подсчитать, что было мне тогда чуть больше 20, тем не менее я оказался руководителем Новосибирского отделения Союза композиторов. При мне в этот союз вступил Кирилл Молчанов… На заседания в Союз приходили Евгений Мравинский и его оркестранты. И как-то у меня все получалось. — Улыбнувшись, он добавил: — Не случайно в Одессе, еще в детстве, меня считали вундеркиндом. Так вот, о моем знакомстве с Утесовым. Случилось так, что в начале войны в Новосибирск был эвакуирован оркестр Утесова. Вот тогда-то я познакомился с Леонидом Осиповичем, которого до того знал лишь по фильму "Веселые ребята". Я стал бывать у него дома, подружился с его музыкантами. И тогда понял, что такое песня, может, потому, что ходил к нему на репетиции, и все было интересно, и все было в новинку. После окончания войны я вернулся в Москву и в 1946 году написал песню "Теплоход". Для меня она до сих пор — первая настоящая песня, которую я сочинил. Наиграл товарищам тот самый "Теплоход", и они сказали: "Беги скорей к Утесову. Утесов обязательно будет петь эту песню". Я говорю: "Да это полная чепуха, это неудачная песня, зачем я пойду к Утесову?" И вот я пришел к Утесову — он жил тогда близ Клуба железнодорожников. Долго извинялся, говорил, что эта песня неудачная, если в ней что-то и есть, то это слова, написанные Драгунским и Давидовичем. Но Леонид Осипович сказал: "Шлимазл, сядь уже за рояль и сыграй свою неудачную песню". Он очень внимательно слушал, а когда я закончил играть, сказал, что через неделю я услышу эту песню по всем радиостанциям. Так и получилось. Я молниеносно стал известным композитором, потому что Утесов часто пел "Теплоход" и на концертах, и по радио. До последних дней его жизни мы были в самых дружеских отношениях. И вообще в моей жизни Утесов сыграл немалую роль. Мой сын Володя Фельцман — один из выдающихся пианистов мира — живет в Америке уже пятнадцать лет. Леонид Осипович много лет назад, когда услышал Володю, позвонил мне по телефону и сказал, что тот играет замечательно… После одного из выступлений Володи мы случайно встретились, и он сказал мне на идише: "Ди вейст ныт веймен ди фармугст". Уловив, что идиша я не понимаю, Леонид Осипович повторил по-русски: "У тебя очень-очень талантливый сын. Гордись им"". "Последние годы я часто виделся с Утесовым в Москве, но мы при встрече мысленно возвращались в Одессу… — продолжил рассказ Оскар Борисович. — Надо ли говорить, что я родился в Одессе. Впрочем, где еще я мог родиться? В Одессе родились мои родители. Жили мы на Малой Арнаутской. Не на Большой, а именно на Малой. Эту улицу, в отличие от Большой Арнаутской, знают во всем мире. Может, потому, что, как сообщили Ильф и Петров в своем знаменитом романе, всю контрабанду делают на Малой Арнаутской. К тому же она на целый квартал ближе к Привозу, чем Большая Арнаутская. Мой папа был одним из известнейших в Одессе хирургов. Мог ли я при таком отце не учиться в школе Столярского? Еще задолго до ее открытия родителям советовали отправить меня, пятилетнего, учиться за границу, но папа отвечал: "Там же нет Столярского!" О Петре Соломоновиче я мог бы рассказать много. Сын потомственного местечкового скрипача стал блистательным музыкантом и виртуозным педагогом. Первую свою музыкальную школу — частную — Петр Соломонович открыл в Одессе за десять лет до моего рождения, в 1911 году. Школу же, известную во всем мире как музыкальная школа имени Столярского, он организовал — впервые в СССР — в 1933 году. В Москве, Ленинграде подобные учреждения возникли позже. Прошло несколько лет, и ученики Столярского были не только замечены, но и отмечены на международных конкурсах скрипачей. В 1937 году на конкурсе имени Изаи в Брюсселе первую премию присудили 19-летнему Давиду Ойстраху, а 4-ю — Борису Гольдштейну — моему соученику по школе Столярского. Тому самому Бусику, который позже стал героем знаменитой одесской песни:

Примером всем актером и актрисам Гольдштейн Бусик как маяк стоит. Пускай теперь он называется Борисом, Но все равно он стопроцентный одессит".

Само собой разумеется, что мы заговорили с маэстро о Борисе Гольдштейне — выдающимся скрипаче, о его стремительном взлете и почти бесславном и скромном закате… Фельцман рассказал: "В пору взлета Бусика Гольдштейна не менее знаменитой была его мама. О ней в Одессе рассказывали небылицы, легенды. Кажется, в 1938 году Борис был удостоен правительственной награды. Вручал ее то ли в Кремле, то ли в Колонном зале сам Калинин. Мама Бусика, узнав об этом, наказала сыну, чтобы, получая орден из рук Калинина, он пригласил его в Одессу "к нам домой". Бусик догадывался, что делать этого нельзя, но сопротивляться маме было бесполезно. И когда наступил момент получения награды, Бусик вместе со словами благодарности торжественно изрек: "Приезжайте к нам в Одессу. Мы будем рады видеть вас в нашем доме". В этот момент из притихшего зала донесся возглас: "Бусик, как можешь ты приглашать к нам домой такого большого человека? Ты что, забыл, что мы живем в коммунальной квартире?" И еще рассказал мне Оскар Борисович: "В молодости я написал концерт для скрипки с оркестром. Исполнителем его был Борис Гольдштейн, а оркестром дирижировал сам Натан Рахлин. Кто-то шутя заметил, что это произведение надо было бы назвать "концерт трех одесситов для скрипки с оркестром". В середине 80-х Оскар Борисович написал на стихи поэта Гарина цикл, состоящий из двенадцати еврейских песен, который исполнил Иосиф Давыдович Кобзон. "Сейчас я написал новое сочинение на еврейскую тему — посвященное жертвам Катастрофы, — поделился Оскар Борисович. — Оно состоит из двух частей. 18 февраля 2006 года, надеюсь, в концертном зале "Россия" состоится премьера этой симфонии для голоса с оркестром. Петь будет Иосиф Давыдович. Очень хочу верить, что я успею еще что-то написать".