БЕЛАЯ ГВАРДИЯ В ГОРАХ

В 1991 году я оканчивала школу и страдала из-за любви. Любимый человек был недосягаем, а остальные, досягаемые, даром не нужны. Все это сейчас кажется смешным, а тогда было больно. С болью помогали справиться стихи и песни. То сглаживая ее, то заостряя, они создавали нужную динамику движения, позволяющую жить дальше. В существовании от строчки до строчки был свой несравненный кайф. Дождливые дороги из дома в институт и обратно развертывались рефреном: "когда ты вернешься, / все будет иначе / и нам бы узнать друг друга…" Годы спустя выяснилось, что автор, Зоя Ященко, когда писала эту песню, была влюблена куда безнадежнее меня. В Александра Галича, давно уехавшего, умершего на чужбине. Для поэтов такая любовь не редкость: внезапно открывшееся родство дара отметает преграды времени и пространства, делает ненужными материальные подробности. Сама Зоя в свою очередь очень удивилась, узнав, что ее песня "Белая гвардия", посвященная Александру Аркадьевичу, стала дворовым хитом всех несчастных влюбленных Москвы и Питера. Зоя Ященко — самая заметная звезда в плеяде бардов 90-х. Солистка и вдохновительница группы "Белая гвардия", автор музыки и текстов, не укладывающихся ни в рок, ни в КСП, ни в этнику, она училась петь в подземных переходах. Пальцы примерзали к металлическим струнам (нейлоновые в шуме городской толчеи не годятся), мимо тек бесконечный людской поток, из которого время от времени выныривали отдельные фигуры, чтобы послушать, постоять и снова кануть в никуда. Подземный переход — формат дилетанта, и хотя многие там начинали, вспоминать об этом сегодня считается дурным тоном, издержками романтизма. Впрочем, Зоя считает тот период не самым плохим и отзывается о нем без ностальгического надрыва: "Ни в одной консерватории мира я бы не смогла пройти такую школу. В школах дают технику, а пение — это медитация…" В медитации, как известно, человек может соприкасаться с иными мирами, постигать опыт предыдущих поколений. Так или иначе, неповторимая поэзия Серебряного века совершенно отчетливо зазвучала в стихах Зои Ященко, чудесно оживленная чистым хрустальным сопрано. Тогда, в начале девяностых, по переходам нередко бывали рассыпаны настоящие драгоценности. В 1993 году, когда Зоя вместе с Олегом Заливако и Юрием Сошиным приехала на Грушу (Грушинский фестиваль самодеятельной песни. — Ред.), на продвинутых столичных кухнях уже вовсю распевали песни из первого альбома группы, получившей свое имя стихийно, по названию самой известной песни. Несколько лет спустя, под влиянием Зоиного увлечения восточной эзотерикой, возникла любопытная гипотеза, утверждающая, что "Белая гвардия" — это гвардия древнеиндийской Белой Богини, превратившейся впоследствии в Музу у европейцев. На деле все выглядело проще — нужно было как-то представиться, выходя на сцену. З. Я.: Мы привезли с собой самодельные колонки, сели на поляне, подключили микрофоны, которые жутко фонили, и открыли свой локальный фестиваль. Идея была примерно такая: мы ребята не "местные", но тоже кое-что умеем. Мы повторили подвиг группы "Последний шанс". И членам жюри ничего не оставалось, как внять гласу народа и выпустить нас на "Гитару". Но на этом наш праздник жизни и закончился. Старая гвардия КСП "Белую гвардию" не признала и не приняла, несмотря на завоеванное в 93-м лауреатство. До сих пор в бардовских кругах к группе относятся весьма неоднозначно, обвиняя в попсовости и сравнивая чуть ли не с "Модерн токингом". Флейта, клавиши, бас-гитара — от одного перечня столь нетипичных инструментов уже веет отступничеством. Тем не менее пример "белогвардейцев", показавших, что творчество не нуждается в привязке к жанру, оказался заразителен. Тут же объявилось множество независимых проектов и авторов, не желающих вписываться в традиционные рамки. (Часть из них оказались, как водится, эпигонами "Белой гвардии".) Очевидно одно: дрейф в сторону индивидуализма, ярко обозначившийся в последнее десятилетие и повлекший за собой столько слухов и сплетен о смерти КСП, произошел при непосредственном участии "Белой гвардии". З. Я.: Я думаю, что каждый человек "пишет, как он дышит". Это вообще единственный способ писать что-то свое. Если хочешь подражать кому-то, то важно знать законы жанра. У меня другой принцип: чем меньше правил, тем больше шансов стать исключением. Так интереснее живется: никогда не знаешь, куда кривая вывезет. Сегодня я в Москве, завтра в Питере, послезавтра в Катманду, и у меня совсем другие ощущения, стало быть, и песни совсем другие. Кстати, Катманду — это не так далеко, если лететь самолетом. Туда, кроме Зои, любит наведываться Олег Митяев, а БГ (Борис Гребенщиков. — Ред.) — тот вообще почти прописался в Непале. Российских звезд словно магнитом тянет в эту маленькую горную страну. Непал, как и сопредельная Индия, все еще остается экзотикой. Впрочем, ни покупать дом в Тибете, ни принимать постриг в буддийском монастыре Зоя Ященко пока не собирается, хотя и появляется на сцене в нарядном сари. Путешествия для нее — еще одна дверь в подлинный, гармоничный мир, не разделенный границами. Такая же дверь, как сами песни. З. Я.: Индия — страна белых лотосов и танцующих гопи. Здесь, конечно, очень жарко, полно всякой заразы и кастовое общество, но... Здесь люди на улицах улыбаются! И не резиновой голливудской улыбкой, а искренне. В России так улыбаются только дети. Здесь живы древние легенды и есть такие места, где каждый человек может стать свидетелем или соучастником какого-нибудь чуда... Я привезла из Индии бусы туласи, которые исполнили три моих желания. У меня в доме появились часы, которые всегда останавливаются, если я совершаю неправильный поступок. Правда, чаще всего я хожу вокруг этих часов и ломаю голову, что же на этот раз я делаю не так? Но они заставляют меня быть более внимательной к тому, что происходит вокруг. Вокруг происходит много чего хорошего и не очень, а песни "Белой гвардии" остаются неизменно плавными, лиричными, завораживающе красивыми. Подчеркнутый позитив, "белуха", но это не дань последней моде периода стабилизации, не приукрашенная ложь. (Больше всего Зоя не любит, когда врут и когда холодно.) За красотой слов и приходящей вслед за ними мелодии — выверенная позиция зрелого человека, хорошо знающего, почем кусок хлеба, но предпочитающего созерцание борьбе. З. Я.: Живем-то мы все плохо, это понятно, жизнь оказалась куда более кусачей, чем представлялось в детстве, а песни у меня такие, будто я ничего этого не замечаю. Но я пою не о социуме, а о космическом мире, в котором живу. Он лучше, чем любая самая замечательная, самая светлая песня, написанная гениальным композитором. Просто мы его не замечаем, мы слишком заняты своими мелкими повседневными проблемами... Когда я погружаюсь в одну из реальностей, где нужно клеить обои, варить суп, стоять в очереди в ЖЭКе, тут, конечно, настроения бывают разные. Но о ЖЭКе что-то песен писать не хочется... Пусть об этом пишут сатирики, это их тема. Меня больше притягивают другие реальности — мир эзотерической музыки, восточных религий, литературы, путешествий... Все эти "миры" помогают мне справляться с житейскими трудностями. Есть, правда, одно недоразумение. Я часто замечаю, когда сталкиваюсь со своими поклонниками где-нибудь вне концертов, что от меня ждут чего-то невероятного, я должна быть похожа на девушку-ангела, взлетающую в небо на шелковых простынях, как у Маркеса. Даже когда стоишь у плиты, у тебя должны быть крылья за спиной, и вообще все должно быть совершенно не так, как у других. А ты точно так же страдаешь, у тебя так же болит душа, когда ты теряешь близких... Но вся эта боль, преломляясь, уходит в свет. Это мое ощущение поэзии, и в этом, как мне кажется, ее назначение.