РЕВОЛЮЦИЯ ОТМЕНЯЕТСЯ? РЕВОЛЮЦИИ НЕТ КОНЦА…

Известный израильский политолог Зеэв ХАНИН — о гражданской войне в постмодернистском обществе, фундаментальных проблемах израильской общественной жизни и процессах, идущих на "русской улице". — Перед началом процесса одностороннего размежевания с палестинцами политический накал в израильском обществе достиг небывалого даже для еврейского государства уровня. Словосочетание "предчувствие гражданской войны" звучало постоянно, и все же, слава Б-гу, война не началась и процесс размежевания завершился. Не торопились ли аналитики со столь категорическими оценками происходящего? — На мой взгляд, гражданская война в Израиле случилась — просто не в том виде, в котором мы привыкли представлять себе такую войну. И вообще, все войны XXI века происходят не в том виде, в каком их привычно ожидают. Сегодня стало общим местом говорить о том, что идет Третья мировая война, просто она идет не так, как ее прогнозировали в веке XX-м, и не между теми, кто, как казалось тогда, должны были сойтись в схватке. Война с терроризмом — не термоядерная война, но от этого ее последствия не менее ужасны. То же касается и гражданских войн. В Израиле произошел глубочайший общественный конфликт, соотносимый по интенсивности с гражданской войной. В каком-то смысле события, связанные с размежеванием, были намного серьезнее, нежели еще один внутриполитический конфликт из числа тех, что перманентно происходят в Израиле. Поэтому в известном смысле можно говорить о гражданской войне в Израиле. По счастью, она проходила без стрельбы, была бескровной, но потери были, и потери тяжелые. В частности, потеря общественного доверия властными структурами. Например, по опубликованным данным, менее четверти израильтян доверяют кнесету, правительству, суду. Такое может происходить в результате гражданской войны. Небывалое количество людей обращаются за помощью к психологам — чем не результат гражданской войны… Налицо не только политический кризис, это кризис идейный, кризис моральный, сопоставимый с процессами, которые происходят в самых глубоких общественно-политических расколах. Раньше такой кризис с полным основанием назвали бы гражданской войной. Но в нашем постмодернистском мире для того, чтобы это реализовалось, совершенно необязательно стрелять. — Вопрос чисто теоретический: могла ли в Израиле произойти "цветная революция"? — Того, что существуют группы молодежи и не только, которые готовы стоять на перекрестках или выходить на площадь, и есть люди, готовые этому сочувствовать, недостаточно для успешной "цветной революции". Должна быть инфраструктура и должны быть лидеры. А лидеров как раз не оказалось. — Уход из Газы состоялся, несмотря на активную кампанию общественного сопротивления. Можно ли в этой связи говорить о слабости гражданского общества в Израиле? — С одной стороны, гражданские институты еврейского государства, может быть, сильнее, чем в Грузии или Сербии, а с другой стороны, когда дело доходит до дела — а делом в Израиле считается арабо-израильский конфликт, — гражданское общество мгновенно расползается по двум сторонам. И поскольку уход из Газы был решен в терминах арабо-израильского конфликта, гражданское общество растеклось между правыми и левыми. Вместо того чтобы заниматься теми вопросами, которые, собственно, и должны стоять перед гражданским обществом — защитой гражданских, человеческих и социальных прав, — оно занималось вопросом о том, кто прав и кто виноват в арабо-израильском конфликте. Гражданское общество в Израиле при всей внешней силе продемонстрировало свою фундаментальную слабость. Возьмем известных правозащитников. Когда одного из лидеров партии МЕРЕЦ Йоси Сарида спросили, каково его отношение к тому, что нарушаются гражданские права поселенцев, он ответил: "А где они были, когда мы боролись за права арабов?" Какая, спрашивается, связь? С точки зрения классического правозащитника, не должно быть никакой. С точки зрения политика — прямая: они не наши, они по ту сторону водораздела. В этом, я думаю, причина того, что "оранжевое движение" воспринималось как движение секторальное, отвечающее интересам определенного политического лагеря, и при всем общественном сочувствии к "оранжевым" политические соображения в чрезвычайно политизированном израильском обществе оказались выше соображений морально-гуманитарно-общественного плана. — И все же ряд крупных политиков хотя и не возглавили процессы общественного недовольства, явно встали в оппозицию власти… — Треугольник "партия власти — оппозиция — гражданское общество" оказался сломан. Партийная оппозиция сделалась придатком коалиции. А реальная оппозиция переместилась из межпартийной во внутрипартийную сферу. То есть правая оппозиция оказалась внутри правящей партии Ликуд, а левая — внутри Аводы. И разговор между "партией власти" и оппозицией — это разговор между товарищами по партии, а тут уже работает иной механизм. — Но ведь помимо Ликуда существуют и иные правые партии, недовольные политикой правительства Шарона. Та же "Наш дом — Израиль", возглавляемая Авигдором Либерманом. Разве они не могли занять место действенной оппозиции, возглавить общественное движение? — Во-первых, у них не было политической силы, чтобы противостоять тем мощным "зубрам", которые находились в центре политического спектра. Во-вторых, никто из них не решился позиционировать себя в качестве глав общественного сопротивления. Они видят себя частью истеблишмента и по большому счету готовы играть по существующим правилам парламентской политической игры. — Как процесс размежевания отразился на "русской улице" Израиля? — "Русская улица" распалась примерно по тем же линиям, что и все израильское общество, с той лишь разницей, что доля противников размежевания на ней оказалась несколько выше, чем в обществе в целом. В этом смысле мы можем говорить, что русскоязычные израильтяне вполне интегрировались в израильское общество. Вместе с тем размежевание, которое, безусловно, является прологом к будущим выборам и новой перестановке политических сил в стране, подхлестнуло те процессы, которые вот уже несколько лет идут на "русской улице" Израиля: процессы, связанные с возрождением русских партий. После выборов 2003 года некоторым наблюдателям казалось, что "русская" тема ушла с политической арены, другие советовали не торопиться с выводами. Сегодня очевидно, что вторые были правы. Есть группа политиков, которые позиционируют себя сегодня как лидеры "русской" общины. Один из них как раз Авигдор Либерман. Он вышел со своей партией "Наш дом — Израиль" из блока "Национальное единство", рассчитывая на будущих выборах собрать урожай русскоязычных голосов на правом фланге политического спектра. В левом центре образуется новая политическая энергия, которая будет связана с появлением новых политических движений. Одно из них, вероятно, попытается создать бывший глава Бюро по связям с евреями Восточной Европы "Натив" Яаков Кедми. Но у него будет довольно много конкурентов, в частности, Роман Бронфман пытается восстановить левую "русскую" партию "Демократический выбор". Идеологическая и политическая подготовка размежевания включала и удар по определенным общественным слоям, которые однозначно идентифицируются как противники размежевания — в том числе и в русскоязычной общине, — в результате чего раскол между "русской улицей" и истеблишментом углубился. Поэтому одним из последствий размежевания, очевидно, станет рост поддержки общинных "русских партий" и движений, причем скорее правых, нежели левых. Можно ожидать, что одна-две "русские партии" пройдут электоральный барьер, но на русскоязычном политическом рынке останутся четыре-пять политических движений, которые будут обращаться либо к русскоязычной общине в целом, либо к определенным ее слоям и группам: правым или левым, религиозным или нерелигиозным, состоятельным или бедным, евреям или неевреям.