СЛЕТ ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЕСНИ: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

Период слетов, продолжающийся с майских праздников до середины октября, — время сезонной миграции членов Клуба любителей самодеятельных песен — каэспэшников, когда народ приводит в порядок палатки и спальники, подстраивает гитары и дружно топает в леса, петь песни и жечь костры. Слет — древний ритуал, восходящий, по-видимому, к первобытным культам, — оброс в наши дни изрядным количеством несусветных и безосновательных мифов. Вот некоторые из них. Миф первый: единение с природой Среднестатистический слет — это толпа народу: от двухсот до двух тысяч особей. Даже если организаторы, не поленившись обустроить туалет и мусорную яму, ввели строжайший мораторий на порубки и бесконтрольный водозабор, лес все равно выглядит, как положено стоянке человека. Кусты помяты, трава затоптана, живность, ежели таковая водилась, распугана. На полянах чернеют пятна костровищ. Что поделать — наше присутствие ландшафт не украшает, мы крупные, шумные, неповоротливые существа, плохо вписывающиеся в экосистему, даже когда не сорим. На природе наша оторванность от нее особенно бросается в глаза. Когда, пару раз кильнувшись, вымокнув до нитки и чудом не утопив снаряжение, выбираешься на скользкий скальный выступ, единение переживается куда острее. Впрочем, и в родных подмосковных просторах есть шанс его ощутить. Для этого нужно часов в пять (золотое время, когда «совы», перепев весь репертуар, уже вконец осовели, а жаворонки еще не проспались) отползти как можно дальше от поляны, сесть, подложив «хобик», в мокрую траву, выбросить все мысли из головы и притвориться пеньком или сыроежкой. Несколько минут медитации под первые птичьи трели, и чувство сопричастности всему живому вместе с лучами солнца заполнит вас до краев. Миф второй: единение с себе подобными Честно говоря, науке пока неизвестно, в чем именно заключается подобие любителей АП, позволяющее выделять их в особый подвид хомо сапиенс. Судя по песням, все они обладают запредельной душевностью, добротой и трогательной неприспособленностью к городской кусачей повседневности. Сложившийся образ романтика-бродяги (сомнительный и, пардон за каламбур, ооочень бородатый!) ни за что ни про что переносится на всю репрезентативную группу, в которую попадают люди с совершенно разным социальным статусом. Нынче на слете можно встретить кого угодно: домохозяек, молодежных лидеров средней руки, преуспевающих бизнесменов, спортивных и эстрадных звезд. Один мой приятель клялся, что видел в лесу настоящего живого БГ (Бориса Гребенщикова. — Ред.) и даже играл с ним в волейбол. Юным аутсайдерам в лесах хорошо. Если среди тех, кого долбали в школе, провести опрос, окажется, что с АП близко знакомы процентов 40. Ранимость часто идет рука об руку с одаренностью. Острота переживаний помогает «белым воронам» петь, писать музыку и сочинять стихи. Потребность в общении заставляет сбиваться в стаи… Увы, даже такая стая, при всей своей кажущейся беззубости, развивается по законам малых групп. Неважно, что ты за ворона: белая, бурая или синяя в крапинку — в любом закрытом сообществе кто-то всегда оказывается сильнее других. Применительно к КСП сила — это прежде всего целеустремленность. Здесь, таки да, не принято есть ближнего. В атмосфере доброжелательной пофигистической свободы конкуренция нежна и почти любовна. Поэтому уровень самодисциплины у начинающего автора должен быть, как у самурая. Иначе его песни и стихи дальше кухни не пойдут, а сам он пополнит закулисный фон, поющую тусовку, где можно торчать годами, имитируя интенсивную творческую, но главным образом личную жизнь. Здесь приветствуются и неприкаянность, и бытовая беспомощность, и романтическая склонность к алкоголю — в общем, весь старый арсенал домашнего имиджмейкерства непризнанных гениев. Каэспэшная тусовка, как и всякая другая, не любит отступников. Когда в один прекрасный день, стосковавшись по дружеским бденьям у костра, глинту из жестяной кружки, соленым шуткам, понятным только посвященным, ты решительно сбрасываешь осточертевший офисный прикид, влезаешь в самые затертые джинсы, достаешь рюкзак, лет пять валявшийся на антресолях, цепляешь хайратник на лоб и являешься в лес, предвкушая, как на тебя сейчас все накинутся с радостными воплями, а в ответ тишина,.. становится очень хреново. Самый простой и верный способ избежать разочарований — забить. Не возлагать слишком больших надежд на лесные и прочие сборища, так манящие «роскошью человеческого общения». Роскошь не бывает массовой, иначе это не роскошь, а китайский ширпотреб. Миф третий: единение с прекрасным Человек, попавший на слет в поисках прекрасного, явно ошибся адресом. Здесь, конечно, встречается и настоящая поэзия, и музыка в превосходном исполнении, но в очень небольшой концентрации, сильно разбавленной невероятным количеством чисто каэспэшной попсы — лиричных, мелодичных, приятно зарифмованных, профессионально сыгранных и при этом абсолютно одинаковых песенок эротическо-метеорологического содержания. В смысле, про любовь и погоду. Суть любого открытого слета в том, чтобы предоставить свободный микрофон как можно большему числу поющих. Попсовость же неминуема именно в силу лесной демократии: людей, умеющих хорошо играть и сносно петь, гораздо больше, чем тех, кому есть что сказать. Техника игры и стихосложения сама по себе не предполагает ни уникальности личного опыта, ни способности адекватно его выразить, зато требует постоянной тренировки. Не ждать же, в самом деле, у моря погоды — когда он еще появится, опыт этот, так его растак… Поэтому песня, звучащая с лесной сцены, — это чаще всего набор готовых, вполне качественных штампов, возникших из слоя песенной культуры последних 20 лет, достаточно мощного, чтобы подпитывать всех желающих. Слушать каэспэшную попсу гораздо безопаснее, чем эстрадную: во-первых, акустика, во-вторых, тексты, хоть и липучие, но все же не столь примитивные. Чтобы выловить в общем потоке настоящую песню, нужно перетерпеть множество других, хороших и разных. Ушлый лесной народ заранее выясняет, когда и где поют мэтры, — к ним и подбредает. А в остальное время ходит по кострам. Костры — вообще тема особая. Начинаются они после основного концерта, часов в 11–12. Здесь поется все. Если где-то и возникает состояние зачарованности песней, то на кострах: видимо, за счет спонтанности, непредсказуемости действа. Никто не знает, что зазвучит в следующий миг: получается этакий поток сознания, свободный ряд ассоциаций. Правда, существует одна любопытная тенденция: темы плавно дрейфуют от возвышенных к… ну как бы это сказать? В общем, часа в три-четыре ночи на кострах поется то, что ни один автор никогда не запишет в студии и не споет со сцены, даже будучи в невменяемом состоянии. Народный фольклор, одним словом. Таким способом барды защищаются от выхолащивания формы, не позволяя ей окончательно превратиться в эстетскую «башню из слоновой кости», наполненную красивыми задушевными звукосочетаниями, лишенными всякой подлинности. Если все пародии, переделки, пыхтелки и кряхтелки уже перепеты, начинается обратный дрейф, затухающий по мере выпадения участников в осадок и прекращающийся к утру, к тому моменту, когда жаворонки выползают из палаток, обнаружив, что уже окончательно рассвело и неплохо бы позавтракать. Стоит ли ходить на слеты? Конечно, стоит. Слет — это прекрасная возможность отдохнуть при минимальных затратах. Детеныши авторов, исполнителей и слушателей могут стоять на ушах, не опасаясь, что их тут же надерут, потому что только в лесу разрешается есть грязными руками, валяться на земле, спать не раздеваясь, орать, свистеть и хрюкать, сколько влезет. Взрослые могут развлекаться с огнем, громко петь, плясать и прыгать, не опасаясь, что кто-нибудь вызовет пожарных, милицию или санитаров из Кащенки. Можно отключить мобильник. Можно притащить в лес шашлыки и устроить роскошный пир или, наоборот, обойтись Ролтоном, Магги и прочей бэпэшкой. Можно взять с собой в лес друзей, собаку, любовницу, встретить старых знакомых, завести новых. Все можно, и все легко, почти как в студенческие годы, когда серьезность внутреннего настроя разбавлялась счастливым безбашенным дуракавалянием. Застревать в этом блаженном состоянии незачем: как все хорошее, оно быстро приедается. Но заглядывать иногда, наездами, — здорово.