О русской поэзии в Израиле принято говорить с изрядным скептицизмом: мол, есть там несколько стихотворцев, которые пишут приличные стихи, а рассуждать об «особом феномене» нет никаких оснований. Составители книги «Сто двадцать поэтов русскоязычного Израиля» (Тель-Авив Москва, Э.РА, 2005) Михаил Беркович и Эвелина Ракитская, похоже, имеют на этот счет свое собственное мнение.
О русской поэзии в Израиле принято говорить с изрядным скептицизмом: мол, есть там несколько стихотворцев, которые пишут приличные стихи, а рассуждать об «особом феномене» нет никаких оснований. Составители книги «Сто двадцать поэтов русскоязычного Израиля» (Тель-Авив Москва, Э.РА, 2005) Михаил Беркович и Эвелина Ракитская, похоже, имеют на этот счет свое собственное мнение. Что же касается автора этих строк, то уже само название первоначально повергло его в глубокое уныние, чтобы не сказать испуг: да где же, в самом деле, отыщут они столько вменяемых стихотворцев «между Морем и Иорданом»?! Как выяснилось, сомнения посещали даже составителей: «Может ли быть их так много на отдельно взятом клочке земли, именуемом государством Израиль?» –пишет М. Беркович в предисловии. Вопреки ожиданиям большинство авторов, попавших на страницы сборника, демонстрируют вполне пристойный уровень стихосложения. Примечательно, что спонсором книги стал опальный предприниматель Цви бен-Ари, более известный в России как Григорий Лернер, несколько лет назад совершенно некстати обвиненный в связях с «русской мафией».
Сборник предельно демократичен: авторы представлены по алфавиту, почти каждому отведено по четыре страницы текста. В то же время человеку, хоть сколько-нибудь знакомому с литературной ситуацией в Израиле, бросается в глаза резкий крен в сторону традиционализма; так называемые авангардисты, группирующиеся вокруг журналов «Зеркало» и «Солнечное сплетение», в книге отсутствуют. «К сожалению, пишет М. Беркович в том же предисловии, антология не получилась полной по той причине, что в литературном процессе русскоязычного Израиля существуют внутренние разногласия». Это еще мягко сказано. Хорошо представляю себе, как некий строптивый стихотворец объясняет составителям свой отказ от публикации тем, что с «графоманом N» он не сядет на одном поле. Видимо, по этой причине в антологии не оказалось таких серьезных израильских поэтов, как Борис Камянов и Игорь Бяльский.
Рядом с «классиками» хорошо известными не только в Израиле, но и в Москве Эфраимом Баухом, Ниной Воронель, Игорем Губерманом в антологии представлены молодые поэты, уже заявившие о себе одной, а то и несколькими поэтическими книгами. К сожалению, ярких, запоминающихся стихотворений или хотя бы строк у молодых встретилось немного. Лидируют, как и прежде, поэты, скажем так, зрелого возраста Елена Аксельрод, Наум Басовский, Рина Левинзон, Зинаида Палванова, примкнувший к ним сорокалетний Игорь Хариф и немногие другие. Настоящим «открытием» стали замечательные переводы китайской поэзии недавно ушедшего из жизни ученого-востоковеда Леонида Черкасского. Стоит особенно отметить подборку стихов также покойного Ильи Бокштейна, необычная поэзия которого все больше входит в поэтический обиход не только в Израиле, но и в России.
Формат журнальной рубрики не позволяет всерьез говорить о русской поэзии в Израиле. Вероятно, ей присущи какие-то особенные свойства для меня, по правде говоря, за исключением характерного антуража, неразличимые. Гораздо более отчетливо выступает ее генетическая связь с большой русской поэзией, частью которой она, по сути дела, и является. Собственно, об этом пишет и замечательная поэтесса Рина Левинзон:
Останется навеки ремесло
осенняя полоска золотая.
И кто-то, книгу старую листая,
поймет, что слово верное спасло.
Звенит струна, над вымыслом летая,
и ничего в той лире не старо:
ни Лермонтова чистое перо,
ни пушкинская строфика литая.
Книга «Сто двадцать поэтов…», как и всякая антология, не могла, разумеется, избежать некоторой условности «изображаемого объекта», я бы сказал, «размытости периферийных граней», и все же трудно объяснить появление в серьезной в общем-то книге таких строк:
Как вода из глубины колодца
выплывает в форме черпака,
так из глубины сознанья к солнцу
мысль в звучащей емкости стиха.
Вы поняли, что откуда выплывает? Я нет. Но мне кажется, что без такой лирики «в форме черпака» израильская поэзия на русском языке как-нибудь обошлась бы.
Впрочем, это не так важно: книга «Сто двадцать поэтов русскоязычного Израиля», как и всякая антология, служит скорее для извлечения информации, чем для получения эстетического наслаждения.
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!