МУЗЫКА БОЛЬШОГО ДЫХАНИЯ

О концерте памяти израильского композитора Аарона Гурова Аарон Гуров — я правильно запомнил это имя? На вечере в Московском доме композиторов его творчество представили как достижение новейшей музыки современного Израиля. Нет ли преувеличения? Ведь после смерти спохватываются и часто преувеличивают... А тут — особый случай. Жил-был композитор в Минске. Его мало кто знал. Переехал в Израиль. И там не сразу «рассмотрели» его непривычное письмо. Одним из первых на его музыку обратил внимание журналист и музыковед Йоси Тавор. А у композитора открылось второе дыхание, и, судя по тому, что исполнил образцовый оркестр Союза композиторов РФ, Гуров работал неистово! И вдруг, как выразился на этой встрече Юлий Ким, «полновесная пуля» палестинского снайпера остановила эту жизнь и эту музыку — мощное эхо стихий и гроз XX века, дыхание отца четырех детей. Остановили музыку? Мне вспомнилось давнее. Накануне войны, где-то в 1939-м, я оказался с родителями и братом на румынском курорте Дорна-Ватра. Страхи предстоящей войны висели в воздухе. Но люди еще отдыхали и веселились, в большом парке работало казино. Здесь же играл оркестр. И — не поверите! — играл знаменитый еврейский трагический гимн — «Кол Нидрей». Кажется, в тот же вечер прозвучала непривычная пьеса в загадочном исполнении: внизу, в беседке, играл оркестр, а далеко, на большой высоте водонапорной башни, подавала голос труба. Все пространство гор, небес, ночи включилось в этот диалог... Вот какие воспоминания всколыхнули во мне первые звуки большого симфонического произведения Аарона Гурова, посвященного трагедии гетто в Терезине — этого образцового рая для самой музыкальной нации. Там евреям позволили в преддверии вечности иметь свою оперу... Я не рецензент. Я художник. Мой дедушка Моше, шойхет, и бабушка Ривка расстреляны в местечке Серет на берегу Прута. Это по-особому настроило мой глаз и слух. Я не часто слушаю музыку в концертных залах — мешает ритуал «публичности». А тут — ничего не мешало! С первых звуков меня взяла оторопь: что это? Я никогда прежде не слышал столь естественной и неброской звукописи. Вот она, терезинская трагедия, но никакого надрыва, отчаянья, излома — Величие духа! Достоинство человеческое! Знание неслучайности своих путей! Мне послышалась в этом раввинская трактовка Катастрофы, следование величию канторской музыки. Аарон Гуров возрождал классическую ясность лучших страниц еврейской храмовой музыки, находя для нее чрезвычайно естественные оркестровые решения. Да, есть в этой музыке предрешенность судьбы. Это медитации просветленного фатализма, но и непокорность и несогласие духа! В слепящих пассажах оркестра вдруг слышится пронзительный фальцет Иова... И другие прозвучавшие вещи поражали свежестью письма, первичностью открытий. И вот — большое эпическое полотно «Книга клезмеров». Еврейский музыкальный фольклор, хорошо знакомый автору, точно заново пробуется «на зуб», и на кончик языка, и на прищелк в три пальца — как на кругу, когда выходят на фрейлехс. Но нет игры на интерес, не делается ни малейшей попытки «выехать» на беспроигрышном местечковом шлягере. На деле, это смелый шаг постижения фольклора как золотой кладовой еврейского народного симфонизма, со всем богатством его народных оркестровок, интонаций, неброских и точных национальных акцентов — природных без стилизаций а-ля лабухи. И трагическая неожиданность и точность пауз. И — обрыв... Мощь и сила! Теперь эту музыку представляет на лучших сценах жена композитора, самая красивая женщина Израиля, мать четверых детей Аарона Гурова. Последние годы не часто радовали нас открытиями в еврейской национальной музыке. Как сказали бы в Одессе, недолго музыка играла. Но у музыки Аарона Гурова есть будущее. И пусть благотворительная акция положит начало замечательной традиции, завещанной Торой, — полшекеля от каждого во имя процветания земли, где возродятся наши права и наши искусства.