ПОЧЕМУ СТАЛИН РАЗЛЮБИЛ ИЗРАИЛЬ

7 сентября 1948 года министр иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов весьма любезно принял первого посланника Израиля в Советском Союзе Голду Меир. Прежде чем дать согласие на ее приезд в Москву, МИД отправил запрос министру госбезопасности генерал-полковнику Абакумову. Чекисты не возражали. Израильских дипломатов встретили в Москве более чем доброжелательно. Военный атташе полковник Иоханан Ратнер отправил телеграмму премьер-министру Израиля Бен-Гуриону: «Сегодня я полтора часа беседовал с генералом армии Антоновым, заменяющим в настоящее время Василевского. Такого рода беседы — совершенно необычное дело для уровня военных атташе, меня просили ничего о ней не сообщать своим коллегам из других стран. Мы обсуждали следующие вопросы: подготовка нашего командного состава в Советском Союзе, поставка Израилю оружия из немецких трофеев, способы отправки — воздухом или морем. Вам необходимо в ближайшие дни сообщить, какие виды вооружений и в каком количестве нам требуются». Генерал армии Алексей Иннокентьевич Антонов занимал пост первого заместителя начальника генерального штаба и во время Великой Отечественной пользовался особым авторитетом у Сталина. Его беседа с иностранным военным атташе была событием экстраординарным. Это свидетельствовало о том, что Сталин продолжал проводить свою линию на Ближнем Востоке. Еврейское государство должно по-прежнему получать военную помощь как форпост в борьбе против западных империалистов. Вернувшись с сессии Генеральной Ассамблеи, министр иностранных дел Израиля доложил своему правительству: «Советский Союз твердо нас поддерживает. Все распространяющиеся слухи, будто советская позиция изменилась, не имеют под собой почвы... В Совете Безопасности русские работают не просто как наши союзники, а как наши эмиссары. Они берут на себя решение любой задачи...» 9 ноября, после праздников в Москве, израильские дипломаты отправили в министерство иностранных дел отчет о беседе с министром иностранных дел Молотовым: «Мы присутствовали на параде, который явился великолепной демонстрацией силы, а вечером дома у Молотова почувствовали особую теплоту. Молотов предложил Голде Меир выпить по рюмке водки. Она похвалила парад и сказала: «Если бы только у нас были некоторые из вооружений, которые вы показали на параде». Молотов заметил: «У вас будет оружие. Даже мы начинали с малого». После этого мы беседовали с женой Молотова. Она разговаривала с нами, как мать и сестра». Жена министра иностранных дел Полина Семеновна Жемчужина (Карповская) не скрывала своего еврейского происхождения. Она бывала в еврейском театре, посетила синагогу и дружески беседовала с израильскими дипломатами в Москве. Даже жена Молотова не поняла, что советская политика в отношении Палестины пришла в полнейшее противоречие с политикой по отношению к собственным евреям. Сталин подарил палестинским евреям свое государство, но запрещал советским евреям то, что позволялось советским дипломатам, — слова сочувствия сионистам. Внутри страны поддержка сионизма приравнивалась к тяжкому преступлению. Через полтора месяца после этой беседы с израильскими дипломатами на заседании Политбюро министр госбезопасности Виктор Абакумов и заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП/б/ Матвей Шкирятов доложили результаты расследования по делу жены Молотова. Политбюро постановило: «Проверкой Комиссии партийного контроля установлено, что Жемчужина в течение длительного времени поддерживала близкие отношения с еврейскими националистами, не заслуживающими политического доверия и подозреваемыми в шпионаже; участвовала в похоронах руководителя еврейских националистов Михоэлса и своим разговором об обстоятельствах его смерти дала повод враждебным лицам к распространению антисоветских провокационных слухов о смерти Михоэлса; участвовала в религиозном обряде в Московской синагоге... В связи с изложенным — исключить Жемчужину из членов ВКП/б/». Все это произносилось в присутствии Молотова. Он не посмел и слова сказать в защиту жены, но при голосовании позволил себе воздержаться. Этот естественный поступок был воспринят как невероятный вызов. Пытаясь спастись, Молотов написал Сталину покаянное письмо: «При голосовании в ЦК предложения об исключении из партии Жемчужиной я воздержался, что признаю политически ошибочным. Заявляю, что, продумав этот вопрос, я голосую за это решение ЦК, которое отвечает интересам партии и государства и учит правильному пониманию коммунистической партийности. Кроме того, признаю тяжелую вину, что вовремя не удержал Жемчужину, близкого мне человека, от ложных шагов и связей с антисоветскими еврейскими националистами, вроде Михоэлса». Письмо Молотова — это предел человеческого унижения, до которого доводила человека система. Сталин сказал Молотову: «Тебе нужно разойтись с женой». Молотов всю жизнь преданно любил Полину Семеновну. Когда он куда-то ездил, то всегда брал с собой фотографию жены и дочери. Вячеслав Михайлович вернулся домой и пересказал жене разговор со Сталиным. Полина Семеновна твердо сказала: «Раз это нужно для партии, значит, мы разойдемся». Она собрала вещи и переехала к родственнице. Через неделю Жемчужину арестовали. Членам ЦК разослали материалы из ее дела. Там было много гнусных подробностей, явно придуманных следователями. В частности, утверждалось, что Жемчужина была неверна мужу, и даже назывались имена ее мнимых любовников. После смерти Сталина следователи нашли людей, из которых выбивали показания на Полину Жемчужину. Один из них, бывший директор научно-исследовательского института, рассказал, что с ним вытворяли в МГБ: «Меня избивали по три-четыре раза в день и даже в выходные дни. Избивали резиновыми палками, били по половым органам. Я терял сознание. Прижигали меня горящими папиросами, обливали водой, приводили в чувство и снова били. От меня требовали, чтобы я сознался в том, что я сожительствовал с гражданкой Жемчужиной и что я шпион. Шпионской деятельностью я никогда не занимался. И я импотент с рождения. Мне говорили: ты только напиши заявление, что признаешь себя виновным, а факты они сами подскажут...» По плану Министерства госбезопасности, через жену Молотова намеревались добраться и до самого Вячеслава Михайловича, выставить и его врагом народа. Каждый день Молотов проезжал мимо здания МГБ в черном лимузине с охраной. Он не решался даже спросить о судьбе жены. Она, правда, была избавлена от побоев — ведь его судьба еще не была окончательно решена. Молотов правильно понимал, что не он из-за жены потерял доверие Сталина, а она из-за него сидела. «Ко мне искали подход, — говорил потом Вячеслав Михайлович. — Ее вызывали и вызывали на допрос, допытывались, что я, дескать, не настоящий сторонник общепартийной линии». 29 декабря 1949 года Особое совещание при МГБ приговорило Жемчужину к пяти годам ссылки. Ее отправили в Кустанайскую область Казахстана. Лаврентий Берия иногда на ухо шептал Молотову: «Полина жива». Политические расчеты Сталина подкреплялись его старческой подозрительностью. Он пришел к выводу, что Молотов американский шпион. Его завербовали во время поездки в Соединенные Штаты. А зачем иначе американцам надо было выделять ему особый вагон? Там, в вагоне, вели с ним тайные разговоры и завербовали. 21 января 1953 года Полину Семеновну Жемчужину, которая отбывала ссылку, арестовали вновь. На сей раз следователи МГБ инкриминировали ей более серьезные преступления. Ее собирались судить по статьям 58–1а (измена Родине), 58–10 (антисоветская пропаганда и агитация) и 58–11 (организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению контрреволюционных преступлений). По новому делу — «измена родине» — Полина Жемчужина уже могла пойти вместе с Молотовым. Зачем все это понадобилось Сталину? Что это было — старческая паранойя? Результат мозговых нарушений? Все это сыграло свою роковую роль. Но главное было в другом. Вождь готовился к новой войне. На совещаниях армейских политработников прямо объяснялось, что следующая война будет с Соединенными Штатами. А в Америке тон задают евреи, значит советские евреи — это пятая колонна. Вячеслав Малышев, заместитель председателя Совета Министров, каждое слово вождя записывал в свой рабочий дневник. На заседании Президиума ЦК 1 декабря 1952 года Сталин говорил: «Любой еврей — националист, это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли Соединенные Штаты. Они считают себя обязанными американцам. Среди врачей много евреев-националистов». Вождь сделал то, чего прежде старательно избегал, — объединил Израиль и всех евреев. Прежде он, напротив, внушал советским евреям, что еврейское государство не имеет к ним никакого отношения. Теперь он дал понять, что евреи всего мира — враги Советского Союза. Отныне под словом сионизм вовсе не имелось в виду стремление евреев уехать в Палестину. Сионизм означал совсем другое — то, что нацисты называли «мировым еврейством». В этой ситуации дружеские отношения с Израилем теряли всякий смысл. 9 февраля 1953 г. советский посланник в Израиле Ершов отправил в Москву срочную шифротелеграмму: «В 22 часа 35 минут на территории миссии произошел сильный взрыв бомбы. Выбиты все стекла, оконные рамы и двери на первом, втором и частично третьем этажах. Тяжело ранены жена посланника, жена завхоза и шофер Гришин, которые отправлены в госпиталь на машине скорой помощи. Повреждено здание миссии... Данный террористический и диверсионный акт против советской миссии в Израиле является результатом антисоветской кампании, которая ведется израильским правительством в последнее время. Считаю, что в связи с этим случаем было бы целесообразным разорвать дипломатические отношения с данным правительством Израиля». Рекомендация посла был немедленно исполнена. Сталин разочаровался в Израиле. Вождь считал, что это он создал Израиль, и не воспринимал всерьез еврейское государство. Так же будут относиться к Израилю и его наследники. В определенном смысле он добился успеха, получил то, что хотел. Уход из Палестины подорвал позиции Англии на Ближнем Востоке. США не заняли место Англии в качестве властителя региона. Но Сталин хотел повторить в Израиле испанский опыт, когда интернациональные бригады, отправленные в республиканскую Испанию, вместе с советскими военными советниками и многочисленным представительством НКВД фактически управляли страной. Сталин разрешил отпустить в Израиль евреев из восточноевропейских стран и снабдил их оружием, считая, что выходцы из разных стран, говорящие на разных языках, объединятся в такие же интернациональные бригады и будут прислушиваться к голосу Москвы. Но добравшиеся до Палестины евреи из разных стран чувствовали себя иначе, чем русские, немцы и французы, приехавшие в 36-м воевать в Испанию. Интербригадовцы были гостями на испанской земле. Евреи в Палестине считали, что они вернулись домой — это их страна, которую они были готовы защищать до последней капли крови. Кроме того, израильтяне выиграли Войну за независимость, одолев арабские армии, многократно превосходившие их в численности. Еврейское государство нуждалось в оружии, но не в прямой военной помощи. Разница между Испанией и Израилем состояла еще и в том, что еврейское государство с первых дней строилось на демократических принципах. В Палестине образовалось совсем другое государство, чем ожидал Сталин. Разрыв дипломатических отношений казался предвестием трагических событий. В Израиле гадали, что теперь Сталин сделает со своими евреями. Но когда советские дипломаты, покинувшие Израиль, добрались до Москвы, Сталин уже был мертв. Тем не менее годы усиленной антисемитской, а затем и антиизраильской пропаганды не прошли даром. Многие советские граждане поверили в злонамеренность «мирового еврейства», которое в нашей стране именовали «мировым сионизмом». Израиль воспринимался как подозрительное, опасное и враждебное государство. Наследники Сталина сделали ставку на дружбу с арабскими странами. Выбор казался правильным и логичным: Израиль — крохотное государство, арабский мир — огромен. Дружба с ним стоит любых денег.