ФЕДОР БОНДАРЧУК: "РОДИТЕЛЬСКИЙ ОПЫТ ДЛЯ МЕНЯ БЕСЦЕНЕН"

...Приглушенный свет, тихая музыка, мерцание огней в бокалах. «Ваниль», модный в Москве ресторан, — словно таинственный остров среди дикого вихря столичной суеты. Мой собеседник, совладелец «Ванили», актер, продюсер, клипмейкер, телезвезда и суперпопулярный светский персонаж, без которого не обходится ни одна приличная вечеринка. Мы познакомились на празднике Хануки, проводившемся Российским еврейским конгрессом в гостинице «Рэдиссон-Славянская». Федор Бондарчук, сын легендарных Сергея Бондарчука и Ирины Скобцевой, любезно согласился дать интервью журналу «Алеф». А Ирина Константиновна Скобцева дополнила рассказ сына интересными подробностями. — Федор Сергеевич, расскажите о вашем звездном детстве. — В Израиле мне довелось услышать замечательную фразу: основная черта еврейского характера — почитание традиций, с них все начинается. Готов подписаться под этими словами, поскольку сам вырос в семье с традициями. Отец и мама уже имели определенный жизненный опыт: за плечами — переезды, поиски себя, у отца — предыдущий брак. В 1967-м, когда я родился, он был состоявшимся режиссером, народным артистом СССР, обласканным властью. А в дом к Ирине Скобцевой — моей маме — пришел с картиной конца XVIII века, которая сейчас висит у меня в доме, и желтым чемоданчиком с документами... Родители были немного знакомы и до съемок «Отелло». Но этот фильм стал для них судьбой. Надо сказать, что у мамы, выпускницы школы-студии МХАТ, был тогда этап колоссального профессионального роста, а после съемок она стала звездой, не по советским даже — по жестким голливудским меркам. Со всеми вытекающими из этого последствиями: автографами, календарями, плакатами, афишами. Она всегда была красавицей и поныне ею остается. Родители оставили мне в наследство идеальную конструкцию семьи. Схема взаимоотношений была настолько выверена на житейском, бытовом уровне, что работала безукоризненно. Хотя сам я часто повторяю, что опыт — религия дураков, родительский опыт для меня бесценен. В нашем доме существовала четкая субординация поколений. Отец никогда не вел со мной никаких разговоров на тему «что такое хорошо, что такое плохо». Воспитание было чисто визуальным: я просто наблюдал за отцом, и это оказалось действеннее любых нотаций. Он не вникал в мои школьные дела, школа вообще была «из другой оперы». Правда, в определенный момент отец настоял, чтобы я все-таки пошел не в МГИМО, а в режиссуру, хотя мне тогда было абсолютно все равно, куда поступать. Меня занимали девушки, весна, улица Горького — только не учеба... Уже потом, снимая свою первую полнометражную картину, я понял, что значит отцовский пример. Работал по девятнадцать часов в сутки, в три ночи заканчивал монтаж, в шесть — новая смена... Вот тогда-то и пригодился опыт отца. Его работоспособность, преданность делу, тщательность и бескомпромиссность, с которой он поднимал свои титанические проекты, — все это стало моим багажом. Ирина Константиновна: «Сергей Федорович был очень увлечен «Божественной комедией», она всю жизнь была для него творческим манком. Где бы мы ни бывали, он отовсюду привозил иллюстрации к «Божественной комедии» — и Дорэ, и примитивные картинки из арабских стран. Он часто рассматривал их и обращался к Феде, вот мол, посмотри, как это тебе. Отец не сюсюкал, а относился к нему как к советчику. Маленький Федя становился у книжного стеллажа с большой палкой, которая изображала ружье, и говорил: «Я буду солдатом!» И он стал солдатом, солдатом в искусстве, как отец. Наверное, солдатом можно быть не только в армии, но и в искусстве, и в жизни». — В вашем доме бывали самые разные люди, коллеги, сослуживцы Сергея Федоровича... — Знаете, кино — очень своеобразный мир: ты входишь в производство, и на ближайший год люди, окружающие тебя на съемочной площадке, становятся твоей семьей. Друзьями отца были композиторы, писавшие музыку к его картинам, актеры, которых он снимал, оператор, с которым он работал всю жизнь, — Вадим Юсов, Вячеслав Овчинников, Василий Ливанов, Василий Шукшин, Георгий Бурков, Вячеслав Тихонов... Плюс, поскольку отец снимал в Италии, вся плеяда классиков итальянского кино — от Феллини до Антониони и Дино де Лаурентиса, знаменитого продюсера, с которым отец снял «Ватерлоо». Еще приходили студенты Института кинематографии — ВГИКа, где у отца с мамой была мастерская: приезжая в Москву, отец тотчас погружался в преподавание. Вся эта прекрасная и удивительная жизнь закончилась в 1994 году, когда отца не стало. Его смерти предшествовал «знаменитый» Пятый съезд Союза кинематографистов, который вспоминают в связи с оскорбительной некорректностью по отношению к отцу. Это, наверно, было самое громкое «достижение» съезда. Горбачевская перестройка объявила, что отныне можно все. И озлобленные люди, ничтожные, мелкие, бездарные, обрушились на отца, как свора собак. Он был желанным объектом для травли, про него всегда ходило такое количество легенд, что мы до сих пор не знаем, где ложь, а где правда. Он получил звание народного, будучи очень молодым. Вот одна из легенд. Говорят, Сталин, посмотрев «Тараса Шевченко», спросил: «Это что за артист?» «Артист Бондарчук» — сказали вождю. «Нэт, это народный артист!» И на следующий день отцу дали это звание. Он первый в России получил «Оскара». Правда, отец спокойно относился к призам, хотя прекрасно знал себе цену. В нем была искра Б-жья. Если она есть, ты, даже не имея образования, пробьешься, дар вывезет, а отец был глубоко образованным человеком. После выхода «Ватерлоо» много спорили: носил ли Наполеон очки? Отец, сославшись на источники, неизвестные многим ученым, сумел доказать, что во время битвы при Ватерлоо очки на императоре все-таки были! Ирина Константиновна: «Первое появление Наполеона в фильме «Ватерлоо»: он стоит спиной в своей знаменитой треуголке, поворачивается — и на нем оловянные очки. После показа «Ватерлоо» по французскому телевидению Париж вздрогнул: как это так, наш император в очках! В газетах писали, что фильм замечательный, но Бондарчук допустил вольность — показал Наполеона в очках. За Сергея Федоровича вступился профессор из Сорбонны, автор монографии о Наполеоне. Он заявил, что Бондарчук абсолютно прав. Именно в это время Наполеон надел очки». — Как Сергею Федоровичу удавалось находить компромисс с официальной идеологией? — Отец был худруком Первого творческого объединения на «Мосфильме», к нему после службы в армии пришел работать Никита Михалков, у него начинали Андрон Кончаловский и Андрей Тарковский. Так что ему приходилось отвечать не только за свои картины, но и за картины своих коллег. «Рублев» и «Сталкер» вышли при непосредственной поддержке отца. Мало кто знает, что и его картины, например, «Они сражались за Родину», всячески пытались подвергнуть остракизму. — Вас видели на празднике Хануки в качестве гостя... — У меня много друзей-евреев, некоторые даже превратились в родственников. Мы периодически наведываемся в Святую землю — последняя поездка была просто фантастической... — Есть ли тема, на которую вам хотелось бы снять фильм? — Знаете, после «Девятой роты» — падающих на взлете самолетов, десятков танков, сотен солдат, взрывов, пальбы, разрушенных домов, разбитых лиц и колен, жары, пыли, гор — очень хочется снять картину про любовь... Редакция журнала «Алеф» благодарит Ирину Константиновну Скобцеву за помощь в подготовке материала и предоставление уникальных фотографии и картин для оформления статьи.