"ЕВРЕЙСКОЕ СЧАСТЬЕ" АЛЕКСАНДРА ГУТМАНА

В среде российских документалистов имя петербургского режиссера и кинооператора Александра Гутмана одно из самых известных и уважаемых. Но не только потому, что его фильмы (а за свою жизнь он снял их более ста тридцати, из которых около ста как кинооператор) завоевывали главные призы на престижных международных кинофестивалях в России, Америке, Китае, Португалии, Испании, Италии, Финляндии и других странах, — его работы всегда наполнены драматизмом и глубиной, истинным вниманием к человеку и его судьбе. Например, его «Фрески» (2002 год), рассказывающие о жизни второго по величине армянского города Гюмри, — один из самых пронзительных фильмов, которые мне приходилось видеть в последнее время. Казалось бы, на наших глазах простые люди этого города, пережившего шестнадцать лет назад страшное землетрясение, живут, работают, женятся, умирают, шутят и горюют, но все мелкие события их быта неожиданно приобретают значение планетарного масштаба и важны так, как важна жизнь каждого человека на земле. Картина получила двенадцать международных и российских наград, в том числе российскую национальную премию «Лавр» и была номинирована на «Нику» в категории «лучший неигровой фильм года». Недавно Александр Гутман отметил свое шестидесятилетие. В московском Доме кино, где проходило чествование юбиляра, состоялся премьерный показ последней работы мастера «Еврейское счастье» (в зарубежном прокате она называется «В поисках счастья»). Картина рассказывает о жизни Бориса Рака, последнего председателя еврейского колхоза недалеко от Биробиджана. О картине и о том, что сегодня собой представляет Еврейская автономная область, мы и говорили с Александром Гутманом. — Насколько мне известно, раньше вы в своих фильмах не обращались к еврейской теме. Почему решили сейчас? — Я очень долго шел к большому фильму на еврейскую тему. Правда, в 1993 году снимал картину про еврея-часовщика — Николая Орлиевского из С.-Петербурга. Называлась она «История часов от Витебска до наших дней». Фильм был показан по Пятому каналу Петербургского телевидения, а также по финскому телевидению. Так вот, в Финляндии фильм неожиданно для меня имел бешеный успех. Такого небывалого рейтинга финское телевидение еще не знало. Как мне сказали, 10 процентов всей страны сидело у телевизоров. Для меня загадка — почему такое произошло именно среди финнов? Но даже мой финский продюсер Рейо Никкеля не мог объяснить этой ситуации. А что касается «Еврейского счастья», то однажды по НТВ я увидел сюжет про председателя колхоза в Еврейской АО. Сюжет произвел на меня отвратительное впечатление. Мой герой был выставлен просто клоуном и неудачником. Но я был уверен, что это человек со своей судьбой, в которой были и светлые, и темные полосы. Я взял камеру, звукооператора и поехал в Биробиджан знакомиться и сразу снимать пилот — маленький фильм, который был мне нужен для поиска денег. Два года я пытался найти финансирование. В итоге с большим трудом получил деньги от Госкино, от финского телевидения и голландского еврейского фонда. Так я начал снимать картину. — Парадокс: евреев в Биробиджане нет, но газета «Биробиджанер Штерн» все-таки выходит. Вы не знаете случайно, кто пишет для нее? — То, что мы там узнали, невероятно. Но это факт: отдел еврейской жизни на еврейском языке ведет русская девушка, никакого отношения к евреям не имеющая. Она приехала из Хакассии, вышла замуж за еврея, окончила в Биробиджане педагогический институт и выучила идиш и английский. Забавно, что в Биробиджане не нашлось еврея, который сегодня смог бы писать на идише для рубрики «еврейская жизнь». — Расскажите о вашем герое. Кто он? Где живет? — Его зовут Борис Ефимович Рак. Он потомок первых переселенцев. Всю жизнь работал на земле. Был трактористом. Потом закончил сельхозтехникум и стал главным инженером колхоза. В детстве он успел закончить четыре класса еврейской школы. В 48-м году все еврейские школы закрыли, но он помнит язык, говорит и читает на идише. У меня в фильме, если помните, он слушает старую пластинку с еврейскими песнями и даже подпевает. Мой герой жил в 15 километрах от Биробиджана, в том месте, где в 1928 году обосновались первые переселенцы. Тогда колхоз назывался «Валдгейм» — «Лесной домик», или «Домик в лесу». И сейчас поселок, в котором он живет, тоже называется Валдгейм. Колхоза сейчас никакого нет. Он развалился на отдельные фермерские хозяйства. Фермерское хозяйство Бориса Рака приносит доход. Он делится своим урожаем со всеми стариками округи. Сейчас евреев в поселке осталось не более пяти человек. Все остальные или умерли, или уехали. В самой Еврейской автономии сегодня проживает около 120 тысяч человек, а евреев среди них не более трех тысяч. — В фильме показаны похороны Бориса Ефимовича. Ужасно, наверное, когда герой картины умирает. Расскажите, как все это было? — Я собирал деньги на картину почти два года и когда наконец нашел и начал снимать, то Борис Ефимович заболел — что-то со спиной. Он сказал, что полежит в больнице, подлечится. Ему было тяжело забираться на трактор, он практически не мог работать в хлеву с лопатой, ему даже было трудно сидеть. Тем не менее Борис Ефимович шел мне навстречу, и дней 30 мы не давали ему спокойной жизни и приставали к нему с различными просьбами, снимали и у него дома, и на работе. Снимали поселок, где он живет. — Кстати, красивейшие там места! У вас это в фильме очень живописно показано. — Да, в самом деле, места там изумительные. Нам хотелось показать природу и людей, которые в ней живут. Состояние Борис Рака становилось все хуже, и я остановил съемки и улетел в Магадан на съемки другого фильма. Сказал ему, что скоро вернусь, и надеюсь, что он к моему возвращению уже вылечит свой остеохондроз. А когда мы вернулись, Борис Ефимович уже не вставал. Спустя несколько дней мы узнали, что у него рак легких четвертой степени с метастазами в позвоночник. Курил он по две пачки в день. Один мой коллега как-то сказал, что, если на съемках фильма умирает герой, то это большая удача для режиссера. Понимаю, что это звучит ужасно цинично, но такая вот наша безнравственная профессия — выворачивать наизнанку человека. Это бывает и трудно, и не всегда корректно. Но это моя профессия, и я ею занимаюсь всю жизнь. Мы расстались с Борисом Ефимовичем в июне, а в июле он умер. — Как хоронили Бориса Ефимовича? По еврейскому обычаю? — Нет, скорее по русскому. Я пригласил местного раввина, который хотел прочесть кадиш, но у него ничего не вышло: за гробом шла огромная толпа, играл оркестр. Кроме того, был жуткий дождь, который начался в ту минуту, когда из сельского клуба вынесли гроб с телом, и закончился в тот момент, когда последний человек отошел от могилы. В этом было что-то мистическое. — Вы говорите, было очень много людей. Его так любили? — Да, его очень любили. На похоронах было около пяти или шести тысяч человек, приехало областное начальство. Ведь он был почетным гражданином Еврейской автономной области, имел награды. На поминки, устроенные в спортзале школы, в которой он учился, пришло около 300 человек. — У вас в фильме много старой хроники. На ней еврейские граждане с подлинно советским энтузиазмом рассказывают о том, как они будут строить в Биробиджане новую жизнь. Но все-таки с трудом верится, что они туда ехали добровольно. — Советские евреи были такие же, как и все остальные граждане нашей многонациональной безумной страны. Они свято верили во всю эту политическую чушь. Они строили Магнитку, Днепрогэс. Их никто не гнал, они отправлялись туда добровольно, с песнями и с энтузиазмом. Я общался со многими пожилыми людьми, которые в ту пору приехали в Биробиджан. Они говорили мне: «Мы так плохо жили всю жизнь, что когда нам пообещали, что у нас будет земля, мы поехали». Но их обманули. Большевики всю жизнь действовали обманом. Помните, эта женщина-агитатор в моем фильме кричит: «Кто мы были? Как мы жили? Нас никто не уважал. Мы всю жизнь существовали за чертой оседлости. И вот нам предлагают поехать туда, где мы раньше никогда не были. Езжайте туда!» Действительно, в Биробиджане была фантастическая природа, реки, полные рыбы, леса с их богатствами. Правда, людям забыли сказать, что если они разочаруются и поймут, что их надули, то вернуться будет крайне сложно. Потому что в Биробиджан отправляли бесплатно, а обратную дорогу нужно было оплачивать самому. А чем платили в Биробиджане, я вообще не представляю. Поэтому когда агитаторы кричали людям: «Поезжайте! Не понравится — вернетесь», они точно знали, что назад пути нет. Евреям обещали, что это будет первое в мире еврейское государственное образование. А потом большинство из них сгнило в сталинских концлагерях в Магадане, в Дальстрое (это совсем недалеко от Биробиджана, всего полтора часа лета). — Кто возглавит фермерское хозяйство после смерти Бориса Ефимовича? — Кажется, собирается вернуться старший сын из Израиля и взять дело отца в свои руки. Но сейчас пока этим занимаются его дочь и ее муж Андрей. — Как вы думаете, какова дальнейшая судьба Биробиджана? Еврейской автономной области без евреев? Останется ли хотя бы название? — Думаю, название останется. Хотя бы как воспоминание о том, как 70 лет назад Сталин загнал людей на другой конец света, пообещав им СЧАСТЬЕ, и как всегда обманул. Может быть, это и было счастье в его понимании...