С евреями к березке по Муромской дорожке

Разместить их предполагалось на двух сторонах пластинки Апрелевского завода. На запись заблаговременно было получено разрешение столичного Главреперткома, проведены репетиции и изготовлено несколько восковых пластин с вариантами фонограмм. После отбора двух оптимальных с них были отлиты металлические матрицы и сделано несколько пробных пластинок со «слепыми» этикетками. Но перед тем, как дать разрешение на их тиражирование и печатание этикеток с указанием авторов и исполнителей, собрался художественный совет Грампласттреста НКТП СССР, который, прослушав пробные пластинки и обсудив возникшие по ходу заседания вопросы, выпуск тиражных пластинок запретил. Пробные шеллаковые изделия были положены на архивную полку. Только в 1976-м, через три года после смерти певицы, с них были сделаны магнитофонные копии, использованные при выпуске гиганта «Лидия Русланова. Русские песни» фирмой «Мелодия». Авторы «По муромской дорожке» указаны не были, что, в соответствии с названием альбома, автоматически давало песне статус русской народной. «Березка» была названа старинным вальсом, причем в скобках стояло имя композитора – Е. Дрейзин, автор слов не указывался. 
Что же помешало грампласттрестовскому худсовету разрешить выпуск пластинок с произведениями, допущенными к грамзаписи Главреперткомом? 
Начнем с «Муромской дорожки». Первое, что приходит в голову, это предъявление кем-то из членов худсовета книги «Репертуарный указатель» Наркомпроса РСФСР 1931 года, в котором песня включена в число запрещенных к публичному исполнению и грамзаписи. Решение Главреперткома, обошедшего этот никем не отмененный запрет, могло быть признано необоснованным. Кроме того, по ходу обсуждения мог возникнуть вопрос об авторах и времени появления песни, претендующей на звание народной. И тут выяснилось, что даже предреволюционное (1910-х годов) происхождение шлягера ничем подтвердить невозможно. Ни нот, ни пластинок песни до революции выпущено не было, в фольклорных сборниках она также отсутствовала. Кроме того, в том случае, если против руслановской новинки выступил хорошо подготовленный специалист, он мог обратить внимание худсовета, что ее мелодия – слегка упрощенный вариант музыкального эпизода из дореволюционного вальса начала ХХ века «Тоска» композитора Михаила Обычайко, о послеоктябрьской судьбе которого твердых сведений тогда не было. А раз их нет, предположить можно всякое. Кроме того, текст неизвестного автора «Муромской дорожки» также мог вызвать нарекания. Обманутая возлюбленным героиня итожит рассказанную ею историю как разбитую жизнь. Унылая мелодия вальса «Тоска», измена молодого человека, зачем-то уехавшего на чужбину, дурной сон как предвестие беды, разбитая жизнь девушки – нужно ли все это советским людям, напрягающим последние силы в схватке с врагом? Но самым главным аргументом против песни мог стать вывод о ее нэпманском происхождении как некой поздней подделки под народный жанр. В пользу этого говорило то, что, при отсутствии дореволюционных изданий, пластинок и списков песни, в 1920-е годы она исполнялась «кафешантанными вокалистами», иначе откуда бы в 1931-м взялся на нее запрет? Обвинитель имел полное право отнести ее к таким же стилизациям под «старину» 20-х годов, запрещенным «Указателем», как «Меня не греет шаль» и «Стаканчики граненые». Возможно, защитники песни (если такие имелись) предлагали обратиться за разъяснениями к певице: не может ли она документально подтвердить относительно старое происхождение песни, претендующей на народность? Очевидно, из этого ничего не вышло, и лучшее, что в защиту своей новинки могла предъявить Русланова, был ее отказ от концовки с решением героини утопиться, который имелся в копии клавира, хранящейся в архиве Главреперткома с 20-х годов. Но в этом случае противники песни получали решительный аргумент в пользу запрета – выходило, что именно Главрепертком предоставил певице для грамзаписи то, что сам же ранее внес в запретительный список. Коррупция? Ну…что-то в этом роде.
С вальсом «Березка» дело обстояло еще сложнее. Если автор музыки композитор Евгений Михайлович Дрейзин (1878 - 1932) был достаточно хорошо известен, после 1917-го политическим репрессиям не подвергался, а в начале 1930-х всеми забытый умер в Калуге, то ведь для исполненной Руслановой песни использовалась лишь часть мелодии его знаменитого вальса. То есть был еще некто, написавший специальный клавир на имеющийся текст. А кто был автором текста? И тут Русланову могло ждать неприятное открытие. Выяснилось, что напетое ею произведение называется вовсе не «Березка». Источник, с которым работал аранжировщик и руководитель оркестра, аккомпанировавшего Руслановой, на самом деле являлся романсом в ритме вальса Антона Григорьевича Рубинштейна 1871 года «Разбитое сердце» («Я видел березку, сломилась она…») на стихи немецкого поэта Рудольфа Левенштейна в переводе русского дореволюционного драматурга Виктора Александровича Крылова. Евгений Дрейзин, сочиняя свой вальс, использовал в нем широко известную в то время музыкальную тему рубинштейновского романса. На пластиночной этикетке, таким образом, надо было ставить имена А. Г. Рубинштейна и Р. Левенштейна. Но если еврейская фамилия русского классика в глазах худсовета мало чем отличалась от фамилии автора «Березки», то поставить в январе 45-го на этикетке апрелевской пластинки Руслановой фамилию немецкого (!) поэта казалось им совершенно неприемлемым. Конечно, при большом желании дать ход делу они могли, заменив Левенштейна Крыловым. Но, во-первых, такого желания после разбирательства с «Муромской дорожкой» у них не было: стоило ли бороться за оборотную сторону пластинки, отвергнув лицевую? Во-вторых, замена Левенштейна на Крылова мало что улучшала. Любой обладатель изделия мог зайти в библиотеку или нотный магазин и убедиться, что Крылов – вовсе не великий русский баснописец, а малоизвестный драматург и переводчик немецких авторов.  Таким образом, задумка Лидии Андреевны с двумя специально для нее подготовленными новинками потерпела провал. 
Сейчас не время искать возможного заказчика этого запрета. У генеральской жены, прославленной певицы и обладательницы немалого состояния всегда хватало завистников и недоброжелателей, в том числе на самом верху. Займемся лучше малоизвестными современному читателю именами авторов ее двух «русских» шлягеров – Михаила Обычайко и Рудольфа Левенштейна, поскольку имена Антона Рубинштейна и Евгения Дрейзина ему наверняка известны. 
Благодаря изысканиям тульских краеведов удалось в основных чертах установить историю жизни Михаила Георгиевича Обычайко (1862 - 1945). Он происходил из еврейской семьи, проживавшей в Бессарабии, откуда, будучи вдовцом с тремя детьми, бежал в Тулу после знаменитого Кишиневского погрома 1903 года. «В Туле женился на юной Александре Соломоновне Цедикович (она умерла в 1954-м), которая в 16 лет родила ему дочь Веру, а затем сыновей Семена и Евгения. Михаил Георгиевич был разносторонним музыкантом. Кроме скрипки играл на альте, виолончели. Писал мазурки, детские песенки и вальсы с соответствующими вкусам того времени названиями: «Ожидание», «Волшебная сказка», «Созвездие Ориона», «Невольные слезы», «Шепот любви», «Краденый поцелуй»… Самым известным произведением Михаила Обычайко стал вальс «Тоска», который в начале прошлого века звучал везде: на балах, в городских парках, записывался на граммофонные пластинки».*  Похоронен Михаил Георгиевич был на старом, ныне закрытом еврейском кладбище Тулы. Долгое время захоронение считалось утраченным. «И вот совсем недавно произошла маленькая сенсация — в ходе восстановительных работ под так называемым антикультурным слоем, который накапливается со временем… нашли могильную плиту, собрали ее по кусочкам и выяснили, что здесь покоятся Михаил Георгиевич Обычайко и его жена Александра Соломоновна. Надписи на могильной плите прояснили также и год кончины композитора — 1945-й.  Хотя в интернете фигурирует … 1944-й». 
Рудольф Левенштейн (1819 - 1891) на самом деле был не немцем, а евреем, о чем, возможно, члены худсовета Грампласттреста знали, что, впрочем, никак не могло повлиять на их решение, поскольку всю жизнь поэт прожил в Германии и считался немецким литератором. В общих чертах узнать о его жизни и творчестве можно в справке Википедии. Там же помещен его портрет, датированный 1879 годом, на котором автор «Разбитого сердца» сильно напоминает своего соотечественника и соплеменника Карла Маркса. 
Итак, музыка двух знаменитых руслановских шлягеров 1945-го была написана композиторами-евреями. Два из трех других авторов, имевших отношение к их созданию, Евгений Дрейзин и Рудольф Левенштейн, также были евреями. Говорят, и сама Русланова хорошо относилась к коллегам, авторам и работникам эстрады, имевшим еврейские корни. И что бы ни писали о ней как о неправедно разбогатевшей и справедливо осужденной в 1949 году жене проворовавшегося (?) генерала, пела она всегда и везде замечательно.
Николай ОВСЯННИКОВ

* здесь и далее цитаты из: https://myslo.ru/city/tula/tulyaki/romans-na-muromskoj-dorozhke-napisal-tul-skij-kompozitor