Новая жена (часть 2)

– Хочу все о тебе знать! – сказала она в ответ на его вопросительный взгляд. Дневник был длинный, он состоял из нескольких красных книжиц, заполненных мелким почерком. Он вел его для Иры. Дневник был продолжением его разговора с умершей женой. Для нее и заносил он в него все, что они делали с дочерью. Как ходили в зоопарк, на каток, на дни рожденья. Как выбирались из дома просто так, в поисках приключений. После Ириного ухода было время, когда Танюша не могла спать. Иногда он слышал, как она тихо плачет в темноте. Он доставал ее из кроватки, они одевались, брали коньки и шли, стуча сапогами, в парк. «Куда мы идем?» – «Мы идем искать удачу!» И они перелезали ночью оградку городского катка и катались вдвоем, держась за руки. Подошедшему с вопросом полицейскому Слава отвечал, постукивая себя в грудь: «Не понимаю по-английски». Полицейский добродушно хмыкал в усы и отдавал честь. А почему? А потому что эти огромные бостонские полицейские очень любили детей. Когда в восемь лет Танюша вдруг стала бояться теней, знакомые посоветовали детского психолога. Обычная психотерапия, разговоры о травме не действовали на умную девочку. И Лена придумала для нее театр теней. На деревянный куб с просверленными отверстиями для рук ставилась построенная из пергаментной бумаги комната. Сбоку она подсвечивалась настольной лампой. Слава и Лена говорили разными голосам, озвучивая персонажей. Потом Танюша пошла в школу и плакала из-за оценок. Снова помогла Лена. Она заходила после работы, волокла еду, беседовала с Танюшей. Из сумки на стол вываливались большие красные яблоки, черные сливы. Втроем садились на ковер и играли в театр. Теперь бумажная комната стала классом. Писклявая учительница английского языка мисс Сэнди. Учитель истории мистер Крэнли, который не договаривал предложений до конца. Учитель физкультуры, который в качестве наказания за шалости, заставлял детей бегать десять кругов. 

Славин дневник пригодился Тамаре. Темой Тамариных рассказов стало материнство.
– Трудно пробиться эмигрантской писательнице! – вздыхала она, когда у них собиралась компания.
Длинная белая коса, приталенное платье. Она притягивала внимание. Со временем вокруг нее сбился кружок. Он состоял из русскоговорящих поэтов и прозаиков города. 

В тот вечер он пришел поздно и застал людей. Как обычно, он собрался проскользнуть незамеченным в свою комнату. 
– Михалыч, не избегай! – позвал с дивана Мастаков. 
Михалычу налили вина, велели произнести тост.
– Ну, за вашу и нашу свободу! – сказал по старинке Слава.
Вино было хорошее, в меру охлажденное.
– Нет-нет, не халтурь! – остановил поэт Зубов. – Жену твою празднуем, не отлынивай, говори речь!
Забельский поддержал.
Слава произнес тост, в котором упомянул талант жены, похвалил ее трудоспособность и принес благодарность за доставленное счастье быть ему второй половиной и доброй мачехой его дочери. Все выпили, закусили. Он поднялся с намерением пойти к себе и еще успеть немного поработать. Его поймали у двери, снова усадили на стул.
– Повезло тебе, старый хрыч! Такую молодуху отхватил – берешь, маешь вещь!
Забельский был пьян, и, как всегда, когда он был пьян, говорил пошлости. Слава махнул рукой – что с пьяного толку. Мастаков, Забельский и Зубов наперебой пели Тамаре хвалы и всё подливали ей коньяк. Потом Зубов предложил тост за подрастающее поколение.
– Вот дочь у тебя растет. За дочь твою! – хрипло воскликнул он, поднял рюмку с коньяком и поклонился кому-то. 
Тут только Слава увидел Танюшу. Она сидела в углу с ногами в кресле, на коленях у нее свернулся пес по имени Черныш – щенок бордер-колли. Танюша распутывала на нем шерсть. Пса завела Тамара, поиграв, тут же забыла про него, и Черныш стал дочкиным. 
– Колтуны, – сказала Танюша, когда Слава подошел, чтобы поцеловать ее.
– Что вдруг?
– Эти ужасные колтуны у них от нервов. Ты знаешь, что бордер-колли самые умные собаки в мире. У них гениальная интуиция! Черныш ночами скулит и перебирает лапами. Он знает, что она, – Танюша стрельнула глазами в сторону мачехи, – хочет от него избавиться.
– Не она, а Тамара, – поправил ее Слава. – И, кстати, с чего ты взяла, что она хочет от него избавиться?
– Она сама мне сказала. 
Слава придвинул стул, сел рядом с дочерью и погладил Черныша. Танюша молчала. Потом посмотрела на него:
– Можно я закажу себе китайской еды? 
Он кивнул.
– Карточка в кошельке в кармане куртки.

В другом углу гости продолжали обсуждать новый Тамарин рассказ в свежем выпуске неизвестного Славе журнала со странным названием «Тело». Тамара запаслась экземплярами. Славе было стыдно: все уже прочли, а он – нет. Но он делал вид, что тоже прочел, и от этого ему было стыдно вдвойне. Рассказ назывался «Мачеха». Тамара размашисто подписывала гостям страницу, где он начинался. Забельский был первым.
– Волшебно. Стиль безупречный. Набоков отдыхает. 
Забельский прижал подписанный журнал к груди.
– Талантище! – произнес поэт Зубов, поцеловав Тамаре руку. – Образ мачехи всегда был отрицательным в литературе. И вот надо же, просто за душу берет! Перевертыш, как сказал бы Лотман.
– Царица прозы! Гениальный рассказ! – воскликнул Мастаков, протянув ей свой экземпляр вверх ногами. Она, будучи в тумане алкоголя и комплиментов, автоматически расписалась 
– Перевертыш, как и было сказано! – заорал Зубов, первым заметив ошибку. 
Это всех рассмешило и стало поводом для того, чтобы вспрыснуть выход рассказа шампанским.
Вечер затянулся. Слава свистнул Черныша, надел куртку, и они вышли во двор. Накрапывал мелкий дождь. Пес весело трусил впереди, виляя хвостом и ведя его в сторону собачьей площадки. Других собак они не обнаружили. Все было пусто и мокро. Два фонаря с широкими металлическими плафонами на головах стояли друг друга напротив с двух сторон площадки, как дуэлянты. Слава бросал Чернышу мяч, и тот радостно летел за ним по пустырю, покрытому измятой травой. Вся она за лето выгорела и пригнулась к земле, и только подорожник гордо держал осанку. Слава потрогал мокрый жилистый листок, долго тер его в пальцах, что-то вспоминая. Наконец вспомнил и удивился, что это заняло так много времени. Ира незадолго до ухода сказала ему: «Если решишь снова жениться, то женись на Лене. Она подорожник!» 

Он надеялся, что, вернувшись с прогулки, найдет квартиру свободной от гостей. Но они были там. Он повесил сушиться на стул в прихожей куртку, снял обувь и надел домашние шлепанцы. Ему хотелось, чтобы всё быстрее закончилось, чтобы они остались с Тамарой вдвоем. Только к ней было трудно подступиться. Он наконец улучил момент и, пока мужчины курили на балконе, подошел и сел рядом.
– Муся, у тебя усталый вид, - сказал он озабоченно.
Она подняла на него глаза и улыбнулась.
– Я так счастлива с тобой!
– Правда?
– Честное слово. Только есть одна проблема. Я ночью не могу спать из-за собаки. Это было ошибкой заводить животное. Давай отдадим ее Мастакову, он сказал, что берет.
– Берет? – машинально переспросил муж. – Что берет?
Какая-то мелочь мешала ему сосредоточиться. Что-то было не так в их гостиной. Он потер виски, пытаясь понять, что именно было не так. Он наморщил лоб, чтобы сосредоточиться. Она приняла все это на свой счет.
– Господи, я такая дура! Такая жестокая, холодная дура, но ты же знаешь, как мне важно высыпаться!
Он погладил ее по волосам. Он сделает все, что она попросит. Лишь бы она была с ним.
 
Тут стали читать по кругу стихи. Слава раньше пописывал веселые безделки, как он их называл.
– Остренькое чего-нибудь прочти, Михалыч! – попросил Мастаков.
Забельский кивнул:
– Давай-давай!
Он долго отнекивался, его уговаривали, и он вынужден был уступить. Он достал свою книжку и выбрал стишок. Неловко прочел, самому показалось глупо. Потом читали остальные. После опять пили и закусывали. Он проголодался. Он подошел к столу и увидел на блюде ободки от колбасных кружков. Они выглядели, как олимпийские кольца. В миске из-под картофельного салата в майонезной луже лежал один картофельный кубик с червоточиной. Обычно Лена помогала убрать со стола. Но Лена в последнее время почти не бывала у них. 

Гости разошлись за полночь. В наступившей долгожданной тишине Слава зашел в комнату дочери. Танюша спала. Он погасил свет, два собачьих глаза в изножье кровати следили за его движениями. Собачонок попытался заскулить.
– Тсс, а то нас с тобой отдадут Мастакову! – ответил он Чернышу.
На столе у двери стояла коробочка с остатками китайской еды, рядом лежали палочки. Он прихватил всё с собой, собрал тарелки и, когда шел на кухню, увидел, что именно было не так в гостиной. Видимо, кто-то задел плечом фотографию первой жены, и она висела косо. Жонглируя посудой, Слава поправил рамку.
– Вот теперь всё правильно, – сказал он.
Катя КАПОВИЧ