Мысли Всевышнего 

Мой отец и отец моего друга, самые зажиточные евреи городка, решили, что взятки недостаточно.
– Миром управляет Всевышний, и решение освободить мальчиков от службы в Его руке, а не в руках председателя комиссии, – повторял мой отец. Поэтому он и отец моего друга пожертвовали на цдаку, благотворительные цели, деньги в два раза превышающие сумму взятки.
За неделю до срока, указанной в повестки пришел ответ из Будапешта. Врач сумел найти причины комиссовать сорок восемь человек. Двое – я и мой друг – подлежали призыву. 
В ту же ночь мы с ним уехали в Лондон. Путь неблизкий и непростой. Добирались несколько месяцев, и, конечно же, главной темой наших разговоров было письмо врача. Почему Всевышний так решил? Ведь не случайно, только мы, чьи родители заплатили в три раза больше остальных, вынуждены бежать из родного городка. Что Всевышний хотел этим сказать? 
Написано в книге пророка Йешаягу: Мои мысли, не ваши мысли. 
Как же понять, о чем думал Владыка Неба и земли, отправляя нас в изгнание? Судили мы с другом, рядили на все лады, строили предположения и сами их развенчивали. 
В конец концов, решили, что понять Его пути нам не дано, и нужно принимать все случившееся с наивной верой простака. Если с Небес спускается только добро, значит, есть оно и в нашем бегстве. Какое именно – нам предстоит узнать со временем. Или не узнать никогда.
В Лондоне нас приютили дальние родственники, а спустя пару лет мы перебрались в Палестину. Поселились в новом поселке для религиозных евреев – Бней-Браке – обзавелись семьями, родили детей. 
В Венгрию я попал только после завершения войны, когда отправился на поиски родителей. К великому горю в родном городке я не нашел ни одного еврея. Все они, включая сорок восемь получивших освобождение юношей, были депортированы в лагеря смерти. 
И тогда я понял, чем отличаются наши мысли от мыслей Всевышнего. И еще одно я понял – цдака спасает от смерти. Это не пустая фраза, и не красивый оборот речи. Я сам, моя семья, мои внуки и правнуки – живое подтверждение этого правила. 

Простак и мудрец
После утренней молитвы один из старых хасидов, Хаче-Меир, написал записку Провидцу из Люблина.
– У меня важный вопрос. Когда Ребе может поговорить со мной?
Служка, взяв записку, несколько минут крутил ее в руках. Не будь это Хаче-Меир, хасид, состарившийся в одной синагоге с Провидцем, отправил бы его служка в очередь на аудиенцию. И не просто в очередь, а в самый хвост. К цадику мечтают попасть сотни людей и все терпеливо дожидаются, когда подойдет их черед. Но Хаче-Меир человек заслуженный, Ребе хорошо известный. Ради него можно сделать исключение. 
Служка передал записку Провидцу и тот, не глядя, спрятал ее во внутренний карман сюртука.
«Наверное, сейчас не время задавать вопросы, – подумал Хаче-Меир. – Нужно набраться терпения. А еще, вполне вероятно, что это и есть ответ. Ведь Ребе читает запечатанные письма, видит сквозь стены. Для него нет секретов ни в прошлом, ни в будущем». 
 Но тем же вечером, после завершения молитвы, Провидец позвал к себе Хаче-Меира. С трепетом спешил хасид по ночным улицам Люблина, направляясь к дому праведника. Служка провел его в комнату, знаменитую комнату Ребе, которую тот на протяжении долгих лет покидал  только  для  молитвы в синагоге. Попасть в нее у хасидов почиталось за великое счастье.
Провидец сидел в глубоком кресле, над его головой луна заглядывала в узкое окно, расположенное на высоте человеческого роста. 
– Ты спрашиваешь, чье служение более приятно Всевышнему: простака или мудреца?  – спросил Провидец. – Вопрос, которым задаются люди в конце жизненного пути, оглядываясь на пройденную дорогу. Жаль, что это не приходит в голову в начале пути. Увы, в начале голова занята другими вещами. 
Вместо ответа Хаче-Меир тяжело вздохнул. Ребе был прав. Как всегда прав. 
– Ответ на твой вопрос, – продолжил Провидец, – содержится в «Шулхан Арух». Если на столе лежат два каравая хлеба, один свежий, пышный, нарезанный на куски, а другой маленький, не такой свежий, но целый. Какой нужно выбрать?
– Второй, конечно, второй! – радостно воскликнул Хаче-Меир, сообразивший, к чему клонит Ребе.
– Это и есть ответ на твой вопрос, – подтвердил Провидец. – Когда перед Всевышним предстает духовная работа простака, служащего бесхитростно от всего сердца и работа  напичканного знаниями мудреца, больше думающего о том, как правильно и точно следовать правилам, чем о сути и смысле работы –  Всевышний выбирает простака. 

Ну-ну
Дождь начал собираться после полудня. Свинцовые тучи заволокли небо над Ропшице, ветер со свистом понес по улицам желтые остатки листвы. К вечеру, когда евреи местечка торопились в синагогу на послеполуденную молитву, набухшее, беременное ливнем небо опустилось совсем низко. 
Не успели закончить молитву, как тяжело ударил гром, белая вспышка озарила потемневшие улицы, и полоски дождя побежали по стеклам. 
Свечи зажгли раньше обычного. Хасиды сгрудились вокруг стола, во главе которого восседал ребе, знаменитый Нафтоли из Ропшиц. Праведник, известный всему еврейскому миру, цадик, чудотворец, наставник и учитель. Даже когда он молчал, задумчиво перелистывая страницы лежащей перед ним книги, в этом молчании было куда больше смысла, чем в многословии большинства людей. Мир создан ради праведников, без их присутствия у него нет права на существование.
Из-за бури, бушующей за толстыми стенами синагоги, внутри воцарилось особое ощущение тепла и уюта. Как славно было сидеть рядом с праведником, слушать потрескивание свечных фитилей, да отдаленное завывание ветра за окнами. Близость располагала к откровенности, откровенность рождала вопросы. 
Один из сидевших за столом решился спросить:
– Почему Всевышний скрыл от нас Рай и Преисподнюю? Если бы мы могли их видеть, разве нашелся бы на земле человек, способный согрешить?
Хасиды молча переглянулись. Вопрос задал чужак, случайно оказавшийся в синагоге человек. Ответ был им известен: видение Рая и Преисподней лишило бы человека свободы выбора, а душа спускается в этот мир для борьбы и правильных решений. 
Ребе Нафтоли оторвал взгляд от книги, перевел его на задавшего вопрос и улыбнулся. 
– Всевышний сделал это из-за праведников, – ответил ребе и вернулся к страницам книги.
Хасиды пришли в недоумение. Что означает такой ответ? При чем тут праведники? Ребе никогда не говорил ничего подобного. Намерен ли он пояснить свои слова?
Прошло несколько минут напряженного ожидания, пока самый старший из хасидов не выдержал и не попросил у ребе Нафтоли разъяснения. 
– Ну-ну, – сказал ребе, – ну-ну. Интересно, с каким видом вы смотрели бы на то, как людей, всю жизнь считавшихся праведниками, тащат в преисподнюю.
Яков ШЕХТЕР