Не забудьте солнцезащитный крем

О, дайте мула, мельницу и дом!
Для веселья не время. Но от приглашения на премьеру оперы Пуччини «Джанни Скикки» в Центре оперного пения им. Галины Вишневской отказаться невозможно. Гарантировано качество, свежие голоса, неподдельная энергия, которой сейчас так не хватает. 
Оркестром Центра дирижировал итальянский маэстро Марко Боэми, который уже работал здесь над «Риголетто» и «Богемой» и знает, с кем имеет дело и каким благородно-полезным будет его присутствие. 
Оркестровую яму немного видно из зала, и одно удовольствие наблюдать, как он аккуратно и с чувством стиля ведет оркестр, иногда выписывая левой рукой дивные линии, дабы не прервалась композиторская мысль. А иногда, весь устремлённый на сцену, выразительным жестом чуть подсказывает певцам, на чем сделать акцент.
Режиссер спектакля – Михаил Сабелев, ученик Ивана Поповски, тоже известного своим давним сотрудничеством с Центром. 
Главный герой оперы – обманщик Скикки (Константин Осипов), хитро подделывающий завещание умершего дворянина в свою пользу, – реальный персонаж. Он жил во Флоренции в XIV веке, а Данте сделал его героем эпизода своей «Божественной комедии». 
И вот он на сцене, бессмертный прохиндей, каких много во все времена; он и так уже примерно наказан Данте отсылкой в ад, так пусть же утешением ему, грешному, будет смех зрителей (сюжет-то уморительный), а наградой пятнадцати молодым певцам – радость за них, потому что им удалось выступить и музыкально, и весело, и даже со смаком. Свору родственничков, включая потешную старуху Дзиту с выбеленным лицом (Юлия Шаварина), мечтающих заполучить в наследство «мула, мельницу и дом», они изобразили отменно. 
И просительная ария Лауретты (Валентина Правдина) O mio babbino caro – главный хит оперы – прозвучала в этот раз с особой надеждой. 

Мотоцикл или царица? 
Очень расстроила премьера «Демона» на Новой сцене Большого театра. 
Судьба этой оперы А. Рубинштейна, более похожей на ораторию, не складывается. Вспоминается курьезная постановка в Новой Опере (1999): тогда режиссер Михаил Ефремов заставил героя «летать по небу» с помощью… строительного крана. Пока самым удачным воплощением стал в 2015 году спектакль Дмитрия Бертмана на сцене Зала им. Чайковского. Основной декорацией тогда стал лаконичный глобус, а главные партии пели Дмитрий Хворостовский и Асмик Григорян. 
В Большом спектакль поставил Владиславс Наставшевс, имя пока не звонкое, и потому именно ему завсегдатаи перемывали косточки в фойе (мол, ученик Додина; интересно поставил «Искателей жемчуга» на Камерной сцене им. Покровского). 
Увы, никакого жемчуга. Столь беспомощного спектакля я не видела в Большом никогда. Когда занавес открылся, на сцене предстал такой же зал, симметрично расположенный, с такими же светло-зелёными плюшевыми креслами и примерно с такой же публикой, как мы сами. Приём избит и так, и сяк. Но в этот раз даже капельдинерши стояли на сцене в своей фирменной униформе! А потом танцевали, изображая ангелов (!). Поняв вскоре, что и оркестр под управлением Артема Абашева не подарит откровений, захотелось сбежать, но рядом сидел мальчик лет 12-и, и я постеснялась. 
Выдержала все нелепости, сто раз поёжилась, наблюдая самодеятельную или нарочитую игру солистов (пели-то неплохо), попереживала за прекрасную Тамару (Анастасия Щеголева), которой, наверное, нелегко было с гофрированными рукавами-крыльями на резиночке.
Сам же Демон (Василий Соколов), весь в черной коже, после долгой нудятины выезжал на мотоцикле; правда, дальше ему катить было некуда, но он все манил Тамару сесть на заднее сиденье: «И будешь ты царицей мира»… 
Ну уж нет, или мотоцикл, или царица!
На сцене толклось много народу, ничуть не оживляя действие; оркестр играл не заинтересованно. Да, изумительно звучали хоровые номера, но оркестр дважды ухитрился разойтись с хором. 
Чтобы высидеть до конца, переключилась на текст и тут же задалась вопросом: знает ли отрок, сидящий рядом, что такое «лобзать»? После спектакля я задала ему этот вопрос, и он оказался начитанным собеседником по имени Платон. 
– Пожалуйста, – говорю, – Платон, забудьте этот спектакль. Это не опера. И не спектакль. И не режиссура. И не Большой театр. 
И пообещала, что рецензию писать не буду, потому что эти слова и есть лучшая на него рецензия. 
Опера Большого театра в растерянности. По-прежнему живет без главного дирижера. Так в ожидании идет вся наша жизнь.

Поклон Лили Марлен 
В самый канун Нового года в Зарядье дала духоподъемный концерт немецкая певица Симона Кермес. Хорошо помнятся ее московские выступления с Теодором Курентзисом, особенно в опере Моцарта «Так поступают все женщины». 
Перед началом мы с коллегами обсуждали в фойе, почему в последнее время ее не видно в спектаклях? И концерт дал ответ.
…Поприветствовав по-русски «оркестр, всех, кто за сценой, и всех поклонников барокко и рока», примадонна в роскошном красно-черном платье-трансформере, затейливо украшенном цветами и крупными оборками вдоль, поперек и наискосок, выдала смелую программу. Прибавьте столь же продуманно-отчаянное поведение на сцене – и становится понятно: да она теперь сама себе режиссер! 
Иногда Кермес даже дирижировала ансамблем Pratum Integrum, а пела чрезвычайно живо, пританцовывая, мгновенно меняя настроение и маски. Звучали арии из опер Вивальди, Порпоры, Перголези – но и «Fields of Gold» Стинга, «Utopia» Голдфраппа и «Pokerface» Леди Гаги (в аранжировках Яркко Рийхимяки). Не все колоратуры в классических ариях удавались ей в полном блеске, но этого не хотелось замечать. Потому что гораздо важнее было расслышать, что хиты Гаги или Стинга наполнены искренним теплом, а по мелодике не уступают барочным шедеврам. 
Глубоко тронула песня «Лили Марлен», исполненная Симоной на бис. Ее пели во время Второй мировой войны; пели сначала немцы, а потом и солдаты всех армий, потому что тоска по дому, любовь, разлука и надежда на встречу с любимой девушкой – вечные темы, а войны абсурдны. 
Только этим концертом нынешние «новогодние праздники» и запомнились. Как будто побывала на елке для взрослых. 

Фауст вечен
В январе ошеломило исполнение оперы Джона К. Адамса «Доктор Атом» (2005) на открытии Крещенского фестиваля в театре Новая Опера. Даже трудно себе представить, как огромное сочинение на английском, со сложнейшей партитурой, разучат и исполнят наши академические певцы. И как только решились?
Она посвящена Роберту Оппенгеймеру, отцу атомной бомбы, и ее испытанию на полигоне в Нью-Мексико в июле 1945 года. Либретто построено на подлинных документах (вплоть до доклада Смита о применении ядерной бомбы в военных целях), и в течение трех часов зал сидит как на иголках. Чего стоят только споры физиков (все герои – реальные персонажи ХХ века): взрывать или не взрывать? как бомба повлияет на цивилизацию? как потом очистить совесть? А может, написать петицию против бомбы? Ведь «многие немцы не выступили против во время войны – это было тщетно и рискованно. А у нас есть возможность высказаться без риска…» 
Оппенгеймер (Дмитрий Зуев) отвечает: «Ученому непозволительно использовать свой авторитет для высказывания политической позиции». Злосчастное тщеславие не дает ему остановиться, всё катится к неизбежному, а пиком будут Хиросима и Нагасаки… 
Ничего себе опера! 
Гигантский сложносочинённый коллаж, в том числе и звуковой: кроме живого оркестра, солистов и хора на сцене, прямо над твоей головой шумит жизнь: гул самолета, биение сердца, вой, дождь и раскаты грома, детские голоса, счетчик Гейгера… 
Оппенгеймер поет своей нежной жене Китти (Екатерина Мирзоянц) о «мечте, полной парусов, синего простора и благоуханного воздуха»; а ее служанка, индианка Паскуалита (Алексанрдра Саульская-Шуляева), добавляет противоположную краску: ее страшная колыбельная – о цветке в форме облака. 
Чем ближе испытание – тем сильнее невроз у ученых и военных. Генерал Гровз (Андрей Борисенко) в бешенстве - метеоролог предсказал «не ту» погоду: надо проводить испытания, а на полигоне дождь… «Вы отказываетесь дать хороший прогноз? Если вы ошибетесь, я повешу вас!» И в конце концов заявляет: «Я сам теперь буду давать прогнозы!»
Так вдруг ненароком, из оперы (!), узнаешь, что ученые вообще-то почти не представляют последствий испытания. Вот они делают ставки – кто угадает взрывную мощность? Пять килотонн или семь? Двадцать? Кто больше? Они не знают, не закоротит ли клеммы под дождем. Не знают, на сколько километров рассеется радиация… И не погибнет ли вся атмосфера Земли?!
«Не забудьте захватить с собой солнцезащитный крем», – напоминают едущим на полигон. Наверное, и эта реплика взята из жизни. Как и последние в спектакле слова женщины по-японски: «Воды! Пожалуйста, дайте воды! Дети просят воды!» 
После долгой гробовой тишины начались овации. В этом гигантская заслуга дирижера Фёдора Леднёва, самого сейчас выдающегося в России интерпретатора новейшей музыки. Уже в который раз становлюсь свидетелем его феноменальной грамотности, интуиции и музыкантской воли, выстраивающей кажущийся хаос современных сочинений в грандиозное единство. Такую цельность, как в «Докторе Атоме», редко встретишь даже в классических спектаклях. 
Вспомнилось, какой прекрасно-непредсказуемой была Новая опера при жизни ее основателя – Евгения Колобова, в день рожденья которого открылся фестиваль.
…С осторожностью сапера бредя из театра по заледенелой плитке сада «Эрмитаж», я размышляла, как соотносятся между собой два утверждения: «история ничему не учит» и «история идет по спирали». Да так и дошла до метро со слезой, застывшей на носу как отвратительный знак вопроса. 
Наталья ЗИМЯНИНА