Столб за номером 57

Как только кортеж проезжал, народ сразу расходился. Для этих встреч большое количество людей снимали с работы, практически на целый день.   
Народ выстраивали за 3 часа до проезда гостей и после этого разрешали на работу не возвращаться. Для удобства сбора встречающих каждой  организации был выделен фонарный столб с номером. Например, строительному управлению, в котором я работал, был выделен столб № 57.

В 1933 году в СССР был принят закон, по которому все выпускники высших учебных заведений были обязаны отработать три года по распределению. Распределялись практически без учёта личных обстоятельств и в любую точку Советского Союза. Отказ от работы по распределению или преждевременное прекращение работы в течение трёхлетнего срока грозили крупными неприятностями, вплоть до уголовного преследования (при этом с прежнего места жительства человека выписывали и вернуться домой было возможно совсем не всегда). Так, например, мой двоюродный брат окончил Киевский институт кинематографии и был направлен в туркменский город Чарджоу, где прослужил три года директором кинотеатра. Туркменские хлопкоробы в кино ходили неохотно и со всеми обязанностями легко справлялся местный киномеханик, но свои три года пришлось отработать, изредка заходя в кинотеатр. Уезжая, он получил почётную грамоту от города Чарджоу.

Популярным у москвичей был сад «Эрмитаж». Зимой заливались льдом аллеи и народ катался под весёлую музыку. Летом жизнь в саду бурлила с утра до вечера. Работали кафе,  киоски с газированной водой и мороженным, аттракционы, читальня, комната настольных игр. Играл духовой оркестр. Вечером открывались два театра. Один – эстрадный.
Деревянное здание в дальнем левом угла сада. К сожалению, оно сгорело в 1965 году. В нём выступали знаменитые артисты: Райкин, Утёсов и др. Эстрадные концерты вели известные всем конферансье: Смирнов-Сокольский и Гаркави. Справа при входе в сад высился зеркальный театр (сейчас там «Новая опера»). Летом в нём обычно играл московский театр оперетты. В спектаклях участвовали знаменитые в то время артисты: Володин, Ярон, Савицкая и начинающая Татьяна Шмыга. Во время антрактов артисты отдыхали на воздухе в пристройке. Мне было 10 лет, когда я заглянул в эту пристройку и сам великий Владимир Володин (старый лоцман в фильме «Волга-Волга») поманил меня и стал расспрашивать о моём житье-бытье. Таким образом я получил право покупать артистам мороженное или ситро, а позднее находиться за кулисами во время спектакля. Так прошли два счастливых лета, а на третий год, к моему разочарованию, в зеркальном театре играл уже другой театр.

Каждый москвич сталкивался с проблемой сдачи бутылок. Пунктов приёма стеклотары было мало, располагались они или на задворках продовольственных магазинов, или в старых домах в безлюдных переулках и тупиках. Принимались бутылки по фиксированной стоимости: бутылка винная 0,5 литр – 20 копеек, молочная – 15 копеек, банка трёхлитровая – 40 копеек. Стеклотару принимали без сколов, чистую и со смытой этикеткой. Приёмщик посуды обладал неоспоримым авторитетом. Спорить с ним было невозможно. Граждане в длинной очереди всегда были на его стороне. Он мог о любой, самой качественной бутылке сказать, что она со сколом или плохо пахнет. Никто такую бутылку назад не забирал, и она оставалась у приёмщика. В случае недовольства сдатчика он мог вдруг закрыть окошко и вывесить картонку «Нет тары». Раз в два месяца я собирал бутылки и вымачивал их в ванне, добиваясь идеальной чистоты. Затем я объезжал на машине три – четыре приёмных пункта, пока не удавалось найти открытый с небольшой очередью. И если приёмщик браковал пару бутылок, то я не возражал, так как морально был к этому готов.

Похожая проблема была с газовыми баллонами, совершенно незаменимыми для приготовления пищи на даче. При обмене пустого баллона на заполненный продавец требовал, чтобы баллон был чистым и без визуальных повреждений, хотя взамен давал какой придётся. Спорить было бесполезно – граждане из очереди этого не допускали, хотя в следующую минуту сами сталкивались с тем же произволом. Пунктов обмена баллонов было мало, многие бывали закрыты, висела картонка «Нет баллонов». Каждый раз, когда перед поездкой на дачу удавалось поменять  баллоны, это считалось большой удачей.

Почти во всех учреждениях и предприятиях страны работников периодически отправляли на овощные базы перебирать овощи, иногда фрукты. Морковь, свёкла, картофель и другие овощи лежали навалом в огромных кучах, перемешанные с землёй и другой грязью. Присланные помощники, от лаборантов до докторов наук, перебирали эти плоды, очищая их от грязи и выбрасывая гнилые. Самое интересное состояло в том, что в овощных магазинах Москвы всё это продавалось грязное и гнилое. Удивительно, как могло функционировать государство, которое отрывало людей от производительного труда и посылало на самые бесплодные работы. В известном фильме Э. Рязанова герой рассказывает о том, что при расфасовке овощей на овощной базе он, доктор технических наук, в каждую упаковку клал свою визитную карточку.
Также было принято отправлять работников в колхозы. Там они вообще никакой пользы не приносили. Колхозники смотрели на них с сарказмом и мало-мальски важных работ не доверяли. Так, моей жене, кандидату наук, посланной на две недели в колхоз, поручили ухаживать за поросятами. Таня неосторожно открыла дверцу, и десятки поросят выскочили и разбежались в разные стороны. Колхозники ловили их несколько часов. Издевательским насмешкам не было конца и в результате Таню отправили на прополку моркови. 

В конце семидесятых годов начали массово раздавать бесплатные дачные участки. Земли, не пригодные для сельского хозяйства, находились обычно на окраине Московской области или в областях, прилегающих к Московской. Нормы были строгие и никогда не подвергались никаким изменениям – площадь участка 6 соток, максимальная площадь дома 36 кв. м. Если кто-то строил домик более чем 36 кв. м., его заставляли разбирать и удалять лишние метры. Строительных материалов в магазинах практически не было. Можно было купить ворованные с государственных строек, но это было очень опасно, так как ОБХСС периодически обходил стройки и требовал предъявить документы о покупке. Строили, как говорится, из того, что было. Домики иногда приобретали экзотический вид. Однажды мы видели строение, построенное из бутылок. В нашем случае произошло следующее: министр, у которого я служил, на свой страх и риск выделил брус всем членам садоводческого товарищества. Кто-то, конечно, донёс, и министр получил строгое партийное взыскание и был рад, что ещё остался при должности.

В 1970 году появились первые «Жигули» – ВАЗ 2021. В открытой продаже их не было. Получить открытку на их приобретение можно было двумя путями. Первый, это распределение по месту работы. Своей очереди можно было ждать годами. Преимущество имели передовики производства, общественные деятели, инвалиды войны. Второй путь был более общедоступным. В районных отделениях ГАИ  иногда объявлялась запись на «Жигули». Чтобы попасть в список, надо было встать в очередь с утра предыдущего дня и не отлучаться, так как очередь периодически переписывали. Количество машин было ограничено, и шансов попасть в заветный список было немного. Обычно дежурили семьями, чтобы можно было сходить домой, поспать и поесть. Дальше начиналось самое интересное. Новая машина стоила 5500 рублей, а она же с небольшим пробегом – 7500. Сделки с подержанными машинами совершались на авторынке «Южный порт» совершенно открыто. Милиция не обращала на это никакого внимания. 
До того, как мы купили «Жигули», я ездил на инвалидном «Запорожце». ВАЗ 2021 показался образцом технологического прогресса. 
Машина легко заводилась, двери бесшумно открывались и закрывались, исправно работало отопление. Таких огромных различий, как были между «Запорожцем» и «Жигулями», я не заметил, даже когда позже пересел на «Вольво» с автоматом, кондиционером и т. д. «Жигули» часто угоняли или обворовывали. Владельцы, выходя из машины, обычно брали с собой щётки, боковые зеркала, все вещи из бардачка, а зимой еще и аккумуляторы. Против угона изобретались хитроумные устройства, которые, впрочем, редко помогали. По статистике ГАИ, в Москве в среднем угоняли 40 автомобилей за сутки.

Шапки-ушанки из меха зайца или кролика иногда продавались в магазинах, но были в большом дефиците. Что касается шапок из более достойных мехов, то они распределялись ответственным работникам по месту их службы. Например, в министерстве, в котором я работал в 80-е годы, это выглядело так: министр и его замы получали шапку из пыжика, начальники главков из норки. Я работал заместителем начальника главка, и мне выдали шапку из ондатры. Шапку можно было получить раз в два года. На эту тему у Владимира Войновича есть замечательная повесть, которая так и называется – «Шапка».

Самым сложным при выезде за предел Советского Союза было получение визы. Нет, не въездной, что было бы логичным, а выездной. Для этого надо было пройти ряд процедур, некоторые из них просто унизительные. Например, обязательным было получение одобрения специальной партийной комиссии, состоящей в основном из старых коммунистов. Они были старыми не только по возрасту, но и по образу мышления и задавали самые нелепые вопросы. Если испытуемый не мог ответить или отвечал неправильно, то он лишался права на выезд. Например, когда я однажды присутствовал на заседании такой комиссии, 18-летний студент лишился возможности поехать на каникулы в Монголию к служившим там родителям, так как не мог ответить на вопрос о партийной структуре в этой стране. Решение таких комиссий было окончательным и обжалованию не подлежало.

В СССР издавалось огромное количество различных газет и журналов.
В основном они носили пропагандистский характер, хотя некоторые были интересны с познавательной точки зрения. Главные советские газеты, такие как «Правда», «Известия», «Труд», «Комсомольская правда», «Пионерская правда» издавались многомиллионными тиражами. Могло показаться, что народ с энтузиазмом подписывается на эти газеты и жить без них никак не может. Однако многие подписки были обязательными: для пионеров – на «Пионерскую правду», для комсомольцев – на «Комсомольскую правду» и т. д. Беспартийным рекомендовали газету «Труд», но уже не так строго. При этом было несколько журналов, на которые подписаться было очень сложно, например на «Юность», «Науку и жизнь», «Технику молодёжи», «Вокруг света» и многие другие. Тираж газет и журналов партийных и государственных органов был безлимитным, а для остальных вступала в силу плановая экономика, которая выделяла для них бумагу в ограниченных количествах. Надо отметить, что периодическая печать стоила очень дёшево, например, «Пионерская правда» стоила одну копейку, «Правда» – три копейки, журнал «Техника молодёжи» – 30 копеек.

С 1927 по 1982 годы в СССР постоянно выпускались различные государственные займы, обязательные для приобретения всеми гражданами страны. У граждан никто ничего не спрашивал – ежемесячные взносы просто вычитались из зарплаты. Назывались эти займы по-разному, например «Натуральные», «Выигрышные», «Процентные», но смысл их был одинаков – у граждан одалживали деньги на 2–3 года, но никогда их не отдавали, продлевая срок по разным очень «серьёзным» причинам. Некоторые сверхпатриотично настроенные граждане покупали облигации сверх нормы. О них писали газеты, как о людях, обеспечивающих досрочное выполнение пятилетних планов. Иногда, достаточно редко, разыгрывались выигрыши займов. Итоги розыгрыша публиковались в центральной прессе.
Выиграть в этой лотерее было практически невозможно, зато о каждом таком случае газеты писали много и с подробностями.

Сейчас трудно себе представить, но в СССР, по сравнению с днём сегодняшним, почти не было охраны. Если иметь в виду государственные и партийные органы, то охрана была только в Совмине СССР и ЦК КПСС. До кабинета председателя Моссовета дойти было просто, препятствием служила лишь секретарша. Можно было зайти без записи в любое министерство и дойти до кабинета министра. Для прохода в городской комитет КПСС требовался партбилет. В ЦК КПСС на Старой площади в Москве требования были строже. Прийти было можно только по приглашению. Кроме того, требовался партбилет, при этом офицер у входа тщательно проверял своевременную оплату партвзносов. Задержка даже на один месяц не только лишала права на вход, но грозила серьёзным наказанием, так как этот факт передавался в первичную партийную организацию для соответствующих выводов.
Никакой охраны не было в магазинах, даже ювелирных. Не было никаких запоров в подъездах. В квартирах не было железных дверей.
В подъездах только особых домов, таких как высотных или заселённых особым контингентом, сидели дежурные вахтёры. Не было никакой охраны в школах, правда в институтах сидели вахтеры, призванные проверять студенческие билеты, что они впрочем делали совсем не всегда.

Особой популярностью пользовались некоторые спортивные соревнования, интерес к которым, к сожалению, утрачен в наши дни.
Например, шахматы и конькобежный спорт. Первенства мира и другие важные соревнования по шахматам проходили в перворазрядных залах при большом стечении болельщиков. Для тех, кто не смог попасть в зал, в фойе или на улице устанавливали большие щиты, на которых передвигались фигуры после каждого хода игроков. Чемпионат мира между Карповым и Каспаровым в 1984 году проходил в Москве в зале имени Чайковского при полном аншлаге. На площади Маяковского рядом с залом скапливались сотни, а, может быть, тысячи любителей древней игры. Матч длился с 9 сентября 1984 года до 15 февраля 1985 года и был прерван в связи с усталостью претендентов. За всё это время интерес к матчу не ослабевал.
В сентябре матч возобновился и закончился победой Каспарова. 

В 1962 году в Москве на открытом стадионе в Лужниках состоялся чемпионат мира по конькобежному спорту. Несмотря на сильный мороз, стадион был полон. Каждый день приходило по 107 тысяч зрителей. Чемпионом мира стал милиционер из общества «Динамо» Виктор Косичкин.

Советский Союз не зря считали самой читающей страной в мире. Пассажиры метро читали почти поголовно – кто газету, кто журнал, но в основном книги. Сейчас все сидят, уткнувшись в телефон, а тогда - в печатное издание. В Москве было много библиотек, всегда отлично посещаемых, работало и достаточное количество книжных магазинов, но книги в них продавались малоинтересные, в основном идеологические и пропагандистские - или авторов, пишущих в стиле густого социалистического реализма. На роман «Кавалер золотой звезды»  Семёна Бабаевского ходила такая эпиграмма: 
Не всякий алмаз чистой воды,
Не всякое золото чисто и звонко,
А твой «Кавалер золотой звезды»
Не стоит хвоста «Золотого телёнка». 
Интересные книги, в основном детективы и фантастику, можно было приобрести в обмен на макулатуру. Обычно за 20 кг выдавался купон на одну книгу. Так в 1975 году среди прочего предлагалось следующее: «Рассказы» Г. Честертона, «Учитель фехтования» А. Дюма, «Народные русские сказки», «Гойя» Лиона Фейхтвангера. Другим способом покупки книг была подписка. Очереди были немыслимые. Стояли целыми днями и ночами. Среди серых, идеологически верных системе авторов, как советских, так и зарубежных попадались издания просто уникальные. Так, например, я получил по подписке 17 томов полного собрания (действительно полного, без купюр) сочинения Ф. Достоевского, 9 томов полного собрания сочинений А. Куприна и многое другое. Можно было купить почти любую книгу у спекулянтов, но это было слишком дорого. Я однажды не выдержал и купил «Треугольную грушу» Андрея Вознесенского за три номинала. 
Особая подписка была у номенклатурных работников высокого ранга. Однажды заместитель министра сельского строительства попросил меня выкупить для него книги на специальном книжном складе. Он дал мне книжечку, где подчеркнул нужные ему книги. Опытная продавщица спросила: «А остальные брать не будете?» Я, конечно, взял всё, что полагалось моему начальнику на месяц, а когда разобрался, то понял, что у него дурной вкус, а лучшие книги достались мне. Жаль, что это был единичный случай.
Изредка возникала ещё одна возможность купить хорошие книги. Речь идёт о книжных магазинах в сельской местности. Конечно, не в Московской или Ленинградской областях, а гораздо дальше от центра. Бывая в командировках в самых отдалённых сельских районах, иногда я возвращался с добычей, которой завидовали друзья-библиофилы.  
Среди так называемых шестидесятников особое место занимали поэты. Это тогда Евтушенко написал своё знаменитое: 
Поэт в России больше – чем поэт.
В ней суждено поэтами рождаться 
Лишь тем, в ком бродит 
гордый дух гражданства,
Кому уюта нет, покоя нет. 

Сборники известных поэтов ценились не менее, чем книги прозаиков. Ежегодно 21 марта довольно широко отмечали Дни поэзии. В этот день выходил альманах «День поэзии», который становился событием в культурной жизни страны. Начиная с 1959 года, на площади Маяковского часто проходили чтения стихов. Выступал каждый желающий в порядке живой очереди, но поэтам, любимым молодежью, очередь всегда уступали.
Чтения не всегда проходили гладко, власти устраивали провокации, площадь оцепляли, у активистов проводили обыски, но окончательно чтения не закрывали. 
Начиная с 1976 года Дни поэзии проходили в переполненном зале Лужников (12000 мест). Наряду со старыми поэтами, выступали молодые, такие как Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина и др. Их принимали восторженно и долго не отпускали со сцены. Но самые интересные поэтические вечера проходили в Большой аудитории Политехнического музея. Это о нём Андрей Вознесенский написал:
Тысячерукий, как бог языческий,
Твоё величество – Политехнический!
Политехнический – моя Россия
Ты очень бережен, добр как бог,
Лишь Маяковского не уберёг. 

В своём культовом фильме «Застава Ильича» Марлен Хуциев запечатлел вечер поэзии в Политехническом как кульминационный момент всего фильма. Мой друг Юра Львович, который был близок к поэтическому сообществу, как-то сообщил мне дату и время съёмок интересного эпизода в Политехническом. Не надеясь туда попасть, я всё же решил пройтись мимо и посмотреть, что и как. Но мне невероятно повезло. В это время разгружали оборудование для киносъёмок. Я подхватил один ящик, оказавшийся страшно тяжёлым, вместе с другими рабочими втащил его в зал и, естественно, там и остался. Съёмки длились с 7 вечера до 7 утра. Я не заметил, как пролетело время.  Не могу сказать, что общался, но всё это время находился в непосредственной близости от Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулиной, Окуджавы и других знаменитых поэтов того, да и нынешнего времени. Я с нетерпением ждал выхода фильма на экраны. Втайне надеялся, что и сам попаду в кадр, так как съёмочный аппарат иногда скользил по моему лицу. Но когда я увидел фильм в кинотеатре «Ударник», там не было не только меня. Цензоры вырезали основную часть вечера поэзии в Политехническом.
Яков ГЕЙЦЕР