Последний герой

Я Аскольдов
О последнем визите Александра Яковлевича Аскольдова в Москву — это был 2016 год — нашлось удивительное свидетельство режиссера Кирилла Серебренникова:
«Ко мне подошел высокий старик.
— Я хочу с вами познакомиться. 
Знакомимся. Голос тихий. В ушах — слуховые аппараты. 
— Моя фамилия ... 
Я не сразу расслышал: "Как?" Он чуть громче: "Аскольдов".
У меня случился столбняк. "У вас есть билет?" — "Да, да...Я купил. Но он на последний ряд".
Мы его пересадили на самое лучшее место. Я суетился и не верил самому себе. "Это Аскольдов! Это Аскольдов!!!" — говорил я всем вокруг сначала шепотом, а потом громко, и сотрудники Гоголь-центра, которым чуть больше 20, кивали и, видя мое обалдевшее лицо, притворились, что понимают, кто это.
А я не верил самому себе. Мне казалось, что это какое-то невозможное чудо. Я вчера увидел человека, который снял великий фильм "Комиссар"».
Трогательная реплика Серебренникова в общем и в целом воспроизводит то, что испытывают люди, видевшие этот фильм. Даже если они ничего не знают о его создателе.

Александр Яковлевич Аскольдов (1932–2018) умер в Швеции, где жила его дочь, и где он в свое время преподавал — там и в Берлине, куда уехал из России еще в прошлом веке. В Берлине в 1998-м был напечатан его роман «Возвращение в Иерусалим», о Михоэлсе. Книга была, по многим отзывам, готовым сценарием, логичным в контексте творчества Аскольдова, но так и не реализованным. Об этом автор, кажется, тоже упоминал в огромном интервью радиостанции «Эхо Москвы», году в 2000-ом. Проверить трудно, потому что аудиозапись беседы хранилась в архиве радиостанции, а он теперь недоступен вместе с уничтоженным «Эхом…». Но главным образом Аскольдов говорил тогда о «Комиссаре», об истории создания фильма и последствиях, о невыносимо долгом пути картины к зрителям, увидевшим абсолютный шедевр лишь через 20 лет.
Это случилось в дни исторического Московского международного кинофестиваля 1987-го, на который приехали Роберт де Ниро, Ванесса Редгрейв, кто-то еще из звезд, и некий иностранный журналист на пресс-конференции спросил, остались ли еще в СССР запрещенные фильмы.  Ведущий мероприятие Элем Климов заявил, что таких нет, но тут к сцене вышел сидевший в зале — нет, не приглашенный на кинофест, но проникший в зал незваным гостем — никем не замеченный Аскольдов. Увидев его, Климов с коллегами из президиума, говорят, переменились в лице. Аскольдов, понимая, что это его последний шанс, выступил. Сказал, что 20 лет под арестом находится его «фильм о раковой опухоли человечества — шовинизме», и эту проблему хотят замолчать.
Редгрейв с Де Ниро и журналистами не дали этой новости забыться.  К тому же в Москве оказался Габриэль Гарсия Маркес, удостоившийся, вместе с Редгрейв, встречи с Горбачевым. Они замолвили слово перед генсеком, и фильм, чудом сохранившийся, так и быть, извлекли из небытия.

Какофония войны
У картины вроде бы простой сюжет. Украина, бывшая черта оседлости, Красная Армия входит в город. Клавдия Вавилова (Нонна Мордюкова), женщина-комиссар, вынуждена будет остаться в городе — она на сносях. Отец будущего ребенка (Отар Коберидзе, мы видим его в воспоминаниях возлюбленной) погиб, и упустив время, Клавдия не успела «извести» плод любви. В ожидании родов командир отряда (Василий Шукшин) размещает ее на постой в жилище бедной и очень многодетной семьи Ефима Магазанника — его играет Роллан Быков, а его обожаемую жену — Раиса Недашковская. Есть еще бабушка, которая немного не в себе (прекраснейшая актриса ленинградского Большого Драматического театра Людмила Волынская), и потому ей единственной в уста автор вкладывает идишские фразы. Мы застаем момент, когда город переходит из рук в руки. Вот входят красные, потом они уходят, вот-вот войдут белые. 
«Сказать вам правду, — говорил Магазанник, — так это самое лучшее время для людей: одна власть ушла, другая не пришла. Ни тебе реквизиций, ни тебе контрибуций, ни тебе погромов».
В тщедушном романтике Ефиме Магазаннике Ролан Быков абсолютно воплощает характер, описанный Василием Гроссманом в рассказе «Случай в Бердичеве» — по нему снят фильм. У Гроссмана он «купался в солнечных столбах пыли, запахах, детском крике, кошачьем мяуканье, ворчании самовара», понимая в то же самое время, что привычная жизнь — «лишь затишье перед бедой».  
И дальше: «…Город четырнадцать раз переходил из рук в руки и его занимали петлюровцы, деникинцы, большевики, галичане, поляки, банды Тютюника и Маруси, шальной "ничей" девятый полк. И каждый раз это было, как в предыдущий».
Этих переходов из рук в руки, боев и сражений мы не видим, но как-то все это Аскольдов нам показывает, вместе с оператором Валерием Гинзбургом — тут трудно удержаться и не отметить, что он младший брат Александра Галича. Иногда камере достаточно просто перевести фокус с пушечных стволов на распахнутые глаза чумазых детей, смеющихся и очень еврейских. Слишком еврейских для советского фильма, и дети тоже играют тут на зависть.
В «Комиссаре», как теперь кажется, вообще нет ничего и никого случайного. Альфред Шнитке написал музыку — это был один из его первых опытов в кино. Его музыка тогда и еще долго категорически не исполнялась, и кинематограф оставался для него единственным источником заработка. Но и шансом высказаться.  Избранные фильмы, над которыми в разные годы работал Шнитке — «Комиссар», «Стеклянная гармоника» Хржановского, «Маленькие трагедии» Швейцера — остались в истории музыки. В саундтреке к «Комиссару» «Придет серенький волчок» и неспешное бормотание на идише сплавлены с католическим органом и интонациями еврейского нигуна. А они переходят в стрекот пулемета, топот копыт, ржание, канонаду, а серебристый зов трубы и гонг подчеркивают несовместимую с жизнью какофонию войны. «Комиссар», который теперь заново обрел актуальность, еще и об этом. 
Но он, собственно, и не терял актуальности. «Весь город лежал в подвалах, погребах, охал и стонал от страха, закрывал глаза, сдерживал в беспамятстве дыхание», — пишет Гроссман в своем совсем коротеньком, на пять страничек, рассказе, отсылающем, конечно, и к бабелевской «Конармии». Гроссман поселил своих героев в Бердичеве, потому что там он появился на свет. Но Аскольдов изменил место действия, перенеся его в Каменец-Подольский. И тоже понятно, почему.

Товарищи евреи
Каменец-Подольский чуть западнее Бердичева, и главное, это один из самых сохранившихся старинных городов на территории современной Украины. Да, я понимаю, что слово «сохранившийся» теперь обрело новый смысл, но тем не менее. Когда-то это был один из самых еврейских городов на территории и Украины, и всей империи. Отошедший к ней в 1793-м, после второго раздела Польши, вместе со населением, большей частью еврейским, Каменец-Подольский до начала XX столетия сохранял более или менее постоянный национальный состав. Во время Гражданской войны Каменец-Подольский был последним оплотом Петлюры, которого выбили большевики. Это было еврейское место, и выглядело оно как прежде, и в Катастрофе даже кто-то выжил. Массовке было откуда взяться: Каменец-Подольский, где до революции находилась таможня (граница с Румынией совсем близко), при советской власти превратился в промышленный город, и на заводах и фабриках трудилось много евреев.
Другое дело, что они отказывались участвовать в съемках — накануне местные антисемиты подожгли синагогу, никто не верил, что подобный фильм может выйти на экраны. Из Москвы отправили бумагу секретарю ЦК Украины, и оттуда спустили циркуляр: «Выделить для съемок “Комиссара” по два еврея с фабрики, завода, кожкомбината». Когда и на это никто не отреагировал, пустили уговаривать Мордюкову, обратившуюся к рабочим с пламенной речью: «Товарищи евреи! Как вам не стыдно? Мы снимем очень хорошую картину, и она обязательно выйдет!». И наверняка добавила от себя. 
Забегая вперед, вспомню еще, как накануне мирового проката («Комиссар» был единственным советским/российским кинофильмом, выпущенным именно в широкий прокат в США) его повезли в Израиль. Потом, в телеэфире, в «Кинопанораме» Нонна Викторовна делилась сокровенным, начав свое выступление с главного: «Вы не понимаете, мы же были в Иерусалиме!» Ее легко понять: Израиль до перестройки был страной, откуда не возвращались. Но Россия менялась — и тогда казалось, навсегда.

История спасения
Кадры, требовавшие участия десятков людей, — в основном те, что не имели прямого отношения к сюжетной линии. Это пророческое видение, где евреи с нашитыми на одежду звездами идут в гетто, на убой. В Каменец-Подольском гетто было в старой крепости, там все и снималось. И сцена эта, с будущими жертвами, среди которых неминуемо окажется и Магазанник, и его нежная жена, и кудрявые дети, — посвящение Аскольдова своим спасителям.
— Вот вы мне скажите, товарищ комиссар, — говорит герой Быкова, тщедушный шлимазл с беззащитными глазами, — почему так происходит? Помните, как все возмущались, когда англичане напали на буров? Как все печалились, когда турки вырезали армян? Но кто что скажет, если завтра не станет Ефима Магазанника?
И то правда — кто пожалеет несчастного еврея? 
Но комиссар безмолвствует. В упомянутом в самом начале этого текста интервью Александр Яковлевич вспоминал, как в пять лет — шел 1937 год — он смог впервые сделать две недоступные ранее вещи: завязать шнурки на ботинках и, встав на табуретку, открыть замок входной двери. Только что арестовали его отца, директора киевского завода «Большевик» Якова Лазаревича Аскольдова, и забрали молодую маму — врача. Один вертухай сказал другому, чтоб за мальцом вернулся. И маленький Саша понял, что надо спасаться. На рассвете пришел к жившим рядом друзьям отца, те переправили ребенка в Москву к бабушке, которая его и вырастила.
Папу через 10 дней расстреляли. Маму выпустили в начале войны. Директор института крови Багдасаров взял ее своим заместителем по фронту — доктор Аскольдова открывала на передовых донорские пункты и была награждена вместе с шефом и с Берией Орденом красной звезды. И после войны снова отправлена в лагерь. А Саша после войны, уже студентом, отправился в Киев искать людей, спасших его в 1937-м. Все они оказались в Бабьем Яру.
От Аскольдова требовали убрать из картины этот «Проход обреченных». Он отказался, как и от прочих компромиссов, на которые его толкало не только начальство, и не только власть.

Нас всех били
«Он делал „Комиссара“ поразительно одиноко. — говорил Быков. — Аскольдов – человек высокой художественной чести. И когда картина вышла на параметры выпуска, то все, кто ранее поддерживал Аскольдова, предали его. И его стали бить. Нас всех тоже били, но так жестоко не били никого».
Быкову вторил Алексей Герман: «Искусство — соль на раны власти. «Комиссар» весь состоит из этой соли. В каждом его кадре искусства столько, что кожа слезает».
Они с Аскольдовым были товарищами по несчастью. С Аскольдовым и все с тем же Роланом Быковым, сыгравшим подряд в «Комиссаре» и «Проверке на дорогах» Германа — обе картины были положены «на полку» на 20 лет и показаны лишь в перестройку. Только участь Аскольдова была еще тяжелее.
«Одним из потрясений моей жизни, которых в моей жизни было немало, — признавался он, — был первый и единственный показ фильма коллективу и художественному совету студии имени Горького. Весь просмотр прошел под свист, топот, выкрики и издевательства. А вскоре меня стали вызывать в разные комитеты партийного контроля, где знакомили с доносами моих коллег. Их было так много… Мою картину убили коллеги, а не власть. Если бы в искусстве была солидарность, никто бы нас не убивал. Да, щипали бы, трепали бы, но серьезно покалеченных судеб могло и не быть. Увы, ушла профессиональная солидарность, которая спасала русский кинематограф в 1920-е, в очень трудные 1930-е и даже в безнадежные 1940-е. А вот когда стали вкусно жить, тогда про все забыли».
Тут следует объяснить, что Аскольдов не сразу попал в кинематограф. Сначала он, дипломник филфака, занимался Булгаковым — в 1954-м, когда Булгакова и не думали издавать. Его успели исключить из комсомола. После того как в 1953-м все набросились на писателя Владимира Померанцева, опубликовавшего знаменитую статью «Об искренности в литературе», Аскольдов написал свою, в защиту Померанцева, и отнес Аджубею, тогда еще в «Комсомольскую правду». И тот напечатал. А студента, исключив из комсомола, чуть не выгнали из МГУ. Работая с булгаковским архивом в Музее МХАТа, он решил найти Елену Сергеевну Булгакову. И нашел ее телефон в адресной книге. Так сложилось, что потом они с женой 14 лет прожили у Елены Сергеевны. Когда в 1957–м Аскольдов попытался опубликовать свое исследование о писателе, Федин ответил, что время Булгакова еще не пришло. 
Его отправили по распределению в Литву, — учить детей русскому языку на хуторе, где никто не говорил по-русски. А 12 лет спустя на этом самом хуторе снимался знаменитый фильм Жалакявичуса «Никто не хотел умирать», и Аскольдов приехал на съемки уже как чиновник минкульта. С Жалакявичусом Аскольдов потом всю жизнь дружил, но должности ему московские коллеги не простили. 
Он был референтом министра Екатерины Фурцевой, и в этом качестве сделал много добрых дел. «Протолкнул» «Заставу Ильича» Хуциева, был консультантом спектакля «Бег» в Александринском театре, с Черкасовым в роли Хлудова — зная о Булгакове больше кого бы то ни было. Эрнст Неизвестный, друживший с Аскольдовым, называл его «коммунистом в романтическом смысле» — но из партии его исключали дважды. Когда совсем молодой Ролан Быков поставил «Якорную площадь» в Питере, Аскольдов не дал комиссии минкульта закрыть постановку, выступив против своей начальницы. Спектакль не закрыли, но его уволили. 
«Комиссар» был дипломной работой Аскольдова, решившего стать режиссером. Пленку с фильмом, снятым только благодаря заступничеству Сергея Герасимова, вывезли с Киностудии имени Горького. 1967 год, Шестидневная война — а тут евреи. Отставленный от игрового кино, Аскольдов пытался работать в документалистике — на него завели уголовное дело. Он работал в Государственном центральном концертном зале «Россия» — и попал под статью о борьбе с коррупцией на эстраде. Но тут случилась перестройка, и режиссер отправился на поиски единственного экземпляра своего фильма. И нашел в Белых Столбах.

Помните, в Америке у «Комиссара» был широкий прокат — фильм шел в каждом заштатном городе. И заработал 400 тысяч долларов, что для картины, снятой 20 лет назад, было немыслимо. Недашковскую узнавали в метро в Токио. Мордюкову после премьеры в Лондоне Британская киноакадемия ввела в десятку «Лучших актрис в истории кино». И это, признаем, единственный по-настоящему большой фильм в ее карьере — в других картинах роли такого уровня ей не довелось сыграть.
Не было широкого проката только на родине. Указ Политбюро — представьте, это решалось на высшем уровне `— гласил: «В сложившихся обстоятельствах выпустить фильм А. Аскольдова «Комиссар» ограниченным тиражом».
Но уже ничто не могло помешать успеху. Несмотря на то, что на Берлинском кинофестивале 1988 года режиссер Андрей Смирнов, сидевший в жюри, высказался против присуждения приза Аскольдову, фильм получил «Серебряного Медведя» и еще три награды. От этого можно с ума сойти: интригу затеял тот самый Смирнов, который любил вспоминать, как зажимали, упрекали в антисоветских интонациях его «Белорусский вокзал». О подобных жалобах Ролан Быков говорил: «Люди сегодня расчесывают комариные укусы и выдают их за фронтовые раны».
Аскольдов еще вспоминал, что весь этот процитированный мной и посвященный «Комиссару» монолог Ролан Быков незадолго до смерти наговорил на кассету. Чтобы все знали правду и не питали иллюзий. 
Ирина МАК