Три судьбы

Маргарита Аркадьевна Танхилевич родилась в Сталинграде 89 лет назад, но всю жизнь прожила в Москве. Вот уже более 10 лет о ней заботятся сотрудники ХАМА. 

– Маргарита Аркадьевна, где прошло Ваше детство?
– С 1941 по 1943 год - в эвакуации на Урале. Нас поселили в доме Челябинского тракторного завода – повезло, поскольку многие жили в эвакопунктах, где были перебои с водой, не хватало еды и одежды. Второй и третий классы окончила в Челябинске.

– Потом переехали в Москву?
– Да, День победы мы встретили уже в Москве. Когда объявили о капитуляции Германии, мы стояли в ночных рубашках у репродуктора и плакали. А потом мы с мамой и сестрой пошли пешком на Красную площадь. Все обнимались, плакали от радости. Мне было 14 лет, и это был самый незабываемый день в том далеком 45-м!

– Маргарита Аркадьевна, в Вашей жизни были потери и удачи, радости и трудности, а как Вам сегодня живется?
– Не слишком легко. У меня целый букет болезней - вторая группа инвалидности, но самое страшное одиночество и немощность. 

– Как Вам помогает ХАМА?
– Ко мне приходит патронажный работник, помогает во всем: оплачивать квартиру, покупать продукты, готовить обед, убирать. Она – верная опора, которой я бесконечно благодарна за тактичность, внимательность, отзывчивость и надежность: знаю, что она придет в любую погоду. 

– Вам зимой, наверное, трудно выходить на улицу?
– Конечно, поэтому без помощи никак не обойтись. А теперь мне еще и читать стало сложно из-за глаукомы, так моя помощница мне читает, и новости мы можем обсудить.

– Как вы отмечаете еврейские праздники?
– Раньше я сама приходила в общинный центр на праздники, теперь получаю посылки на дом: маца и вино на Песах, сладости на Пурим. Это согревает, радует.

Маргарита Аркадьевна рассказала и о том, как сложно пожилым людям получить регулярную медицинскую помощь на дому – осмотр врача, корректировка приема лекарств. В этом тоже помогает ХАМА, созданный при ней медицинский центр.
– Я безмерно признательна спонсорам, благодаря которым получаю не только огромную помощь в быту, но и общение.

Раиса Семеновна Гутевич родилась 27 декабря 1935 года в Запорожье. Живет в Москве.
– Раиса Семеновна вы родом с Украины?
– Про ДнепроГЭС слышали? Так я прямо около нее жила до войны! А про знаменитый завод «Запорожсталь»? Это тоже у нас. Война меня застала в детсадовском летнем лагере. 22 июня утром мы собирались на экскурсию в зоопарк. Стоим на берегу Днепра, в автобусы залезть собираемся, а тут мальчик бежит в красном галстуке, и кричит: «Война! Война!». Взрослые кинулись к радио. А потом срочно загрузили нас в эти же автобусы и безо всяких вещей отвезли в город – но не в зоопарк, а к родителям.
Запорожье бомбить стали практически сразу - из-за ДнепроГЭСа. 

– Страху, наверное, натерпелись?
– Не помню, мне ж пять с половиной лет всего было. А вот как с воспитательницей в подвале недостроенного дома от бомбежек прятались – помню. Много лет после войны мне мерещился вой серены, который я выносить не могла. И еще – запах сырости, стоявший в том подвале.

– Куда вас эвакуировали?
– Завод «Запорожсталь», на котором работал папа, вывезли на Урал, а членов семей – в Ставропольский край. Нас везли в забитых под самый потолок товарных вагонах и бомбили, все время бомбили! Никто не верил, что доедем живыми. Доехали, поселились, а когда немцы стали подходить к Северному Кавказу, председатель колхоза объявил новую эвакуацию и сказал, что в первую очередь, поедут коммунисты и евреи, потому что им опаснее всего оставаться. На каких-то бричках нас довезли до Махачкалы. Два месяца мы там все торчали в порту: каждый день ждали, что за нами приплывут катера. А их все не было. Все успели переболеть корью, поваляться в махачкалинской больнице, поправиться и снова ждать на пристани, прямо под открытым небом. Катера с людьми поплыли через Каспий, и снова бомбежка. Матросы всех детей в трюм спустили, чем-то нас там даже кормили, а взрослые наверху остались. Когда бомбежка кончилась, мы вышли на палубу. Солнце яркое светило, а в воде плавали трупы вперемешку с чемоданами… Слава Б-гу, мои родители остались живы.

– Что вы знаете о судьбе ваших родственников, оставшихся в Запорожье?
– Уже после войны к нам приехал знакомый и рассказал, что, когда он в составе армии вошел в наш город, выбив оттуда немцев, земля на главной улице еще шевелилась. Оказалось, что перед отступлением немцы согнали всех евреев, взорвали асфальт на улице Ленина, заставили их выкопать там огромный ров, а потом живьем закопали. Наши солдаты ров тут же раскопали, кого-то даже спасли. А дедушка мой был уже мертв. Я много раз молилась за него.

– Вы потом вернулись в Запорожье?
– Нет, нас тогда домой не пустили, все там было полностью разрушено. Мы с мамой поехали в город Енакиево (Донецкая область), где жила тетя моего отца. У нее был свой домишко. В этой ортодоксальной еврейской семье меня, 9-летнюю, научили традициям: как правильно отмечать праздники, как дома мацу печь, какие блюда лучше готовить по пятницам, как молиться. Только в синагогу мы не ходили, потому что в ее здании клуб открыли.

– Вы учились в Москве?
– Да, жила у других родственников – они тоже верующими оказались. Все делали, как надо. Мой московский дядя, как садился за стол, так обязательно рассказывал, почему на Песах на столе должно быть четыре бокала с вином, чем язык идиш от древнееврейского отличается, что означает тот или иной праздник. Причем, рассказывал исключительно на идише.

– Остался кто-нибудь сегодня в Енакиево?
– Семь лет назад моей сестре и племяннице пришлось срочно эвакуироваться в Москву, потому что бомбежки там начались страшные, даже в центре города. Я им предложила пожить у меня – пока стреляют. Они там все оставили – квартиру, все свои вещи, могилы родных.
Как бы наша семья справилась без поддержки ХАМА, не представляю! С их помощью я родственников и одела, и накормила, и дала талоны на продукты, даже помогла племянницу на работу устроить по специальности – учительницей русского языка.

– А вы сами как узнали про ХАМА?
– У меня там работала подруга, однажды пожаловалась, что постоянно нужно какие-то списки составлять. Вот я к ней на помощь и пришла - стала волонтером. С тех пор 20 лет прошло – лучших, кажется, лет в моей жизни. А какие вечера, посвященные Дню победы, ХАМА устраивала, какие еврейские праздники! Особенно Пурим, он – самый веселый. Наш раввин Аарон очень интересно проводит Песах, точно как мой дядя, и про праздники рассказывает, и про историю еврейского народа. 

– Какая материальная помощь для вас наиболее важна?
– Важен уход и лечение. Время от времени нам выделяют определенную сумму, которую можно потратить в магазинах, к которым мы прикреплены. Лично мне ХАМА дала очень много.
 

Елена Львовна Носова родилась 6 февраля 1936 года в Москве. 

– Елена Львовна, вы всю жизнь в Москве прожили?
– Мои родители приехали в Москву из Латвии, из Даугавпилса, в 1935 году. Почему, не знаю, мама никогда не рассказывала. И никто не рассказывал: некому было. Отца в 1938 году репрессировали за, якобы, шпионскую деятельность. Назвали, как и многих других – особенно евреев - изменником Родины, расстреляли и зарыли на Бутовском полигоне. А мы с мамой ютились в маленькой десятиметровой комнатке в деревянном двухэтажном доме без удобств. Хорошо, хоть с печкой, иначе б замерзли. Деревня, совершеннейшая деревня, хоть и Москва! Всех моих бабушек и дедушек, оставшихся в Даугавпилсе, в конце июня 1941-го немцы, убили. Закопали живьем вместе с другими евреями. Так что я их и не видела ни разу. И об отце мама никогда не вспоминала, не говорила мне о нем ничего, потому что боялась: статья-то у него серьезная была, могли все пострадать за лишнее слово. 

– Соблюдали вы в семье национальные традиции?
– О религии мама ничего не говорила. И на идише лишь со своей сестрой общалась. Поэтому я нашего языка не знаю. Ничего не знаю. Вокруг меня были только русские, никакие еврейские праздники мы не справляли, хотя о том, что я еврейка, я знала с самого рождения. В школе меня никто этим не дразнил, не донимал, ни одного конфликта на национальной почве со мной не случилось ни в Москве, ни в Перми, куда мою маму, работницу детского дома, 3 сентября 1941 года отправили вместе с детьми в эвакуацию. И меня, пятилетнюю, вместе с ней. 

– А в Москву когда вернулись?
– В 1944-м году. И снова вокруг меня были одни русские…
Проблемы, связанные с национальностью, начались, когда я окончила вечернее отделение Экономико-статистического института. Меня никто, вообще никто не хотел брать на работу! Удалось устроиться лишь на завод «Каучук», за что я до сих пор очень благодарна начальнику тамошнего отдела кадров.  На этом заводе евреев много работало, потому что больше-то негде было. Для меня много лет мое еврейство было просто словом, констатацией давно известного факта. А иудаизмом, традициями, корнями – заинтересовалась с возрастом, с уходом на пенсию.

– Тогда и познакомились с активистами ХАМА?
– Вскоре. Иду, бывало, по Музею толерантности, и думаю: «Б-же, за что же так страдали евреи?» И знаете, появляется какое-то чувство сопричастности со всем еврейским народом. 
А ХАМА не раз предлагала прислать мне кого-то помочь по хозяйству, но я отказываюсь: что я в 28-метровой квартире пыль не вытру, пол не вымою? А вот на праздники в центр хожу с удовольствием уже лет пятнадцать. Важно чувствовать себя нужной, общаться, узнавать что-то новое. На Хануку мы зажигали свечи, произносили слова молитвы, сидели за праздничным столом. На Пурим надевали маски, устраивая что-то вроде карнавала, трещали трещотками, ели «уши Амана», посылали подарки нуждающимся и друг другу. А еще мне нравится Песах. Жалко, что в этом году из-за пандемии у нас может не получиться собраться на Песах всем вместе. Но – поем мацу дома, потому что, благодаря ХАМА, она у меня теперь есть. И хорошие продуктовые наборы мне из фонда привозят. 

– Кто привозит? 
– Волонтеры. Я, кстати, пока вирус не начался, тоже волонтером в ХАМА была – ездила к разным людям, что-то им отвозила. Ну, а чего дома-то сидеть? А так и из квартиры выйдешь, и пообщаешься, и людям пользу принесешь. Это ведь очень важно - помогать друг другу. И благодарной быть за помощь – тоже очень правильно. Так что скажу-ка я ХАМА спасибо еще раз!
Материал подготовила Лариса КАНЕВСКАЯ