КИНОРЕЖИССЕР ЕВГЕНИЙ ЦЫМБАЛ: "ДЗИГА И ЕГО БРАТЬЯ"

Ромен Роллан утверждал, что «в истории искусства не существует прогресса, и, как бы далеко мы ни заглядывали назад, совершенство всякий раз оказывается уже достигнуто». Но время от времени мир посещают творцы, чье видение мира диаметрально отличается от устоявшегося. И именно они заставляют нас увидеть то, что не дано было до времени видеть прочим смертным. В советском, да и мировом кинематографе такими знаковыми именами, безусловно, являются братья Кауфман — Давид, Борис и Михаил. Они родились в одном из самых еврейских городов мира того времени — Белостоке, который находился в Польше, входившей тогда в Российскую империю. Самый знаменитый из них — Давид, творивший под псевдонимом Дзига Вертов, — сумел создать не только новый кинематографический язык, но и показал беспредельные возможности кинокамеры. Плодами его достижений по сей день пользуются кинематографисты и телевизионные деятели всего мира. Его учениками считали себя великий Сергей Эйзенштейн, Лени Рифеншталь, Жан-Люк Годар, Крис Маркер, Жан Руш и многие другие. Пройдя через громкую славу и столь же оглушительное забвение, его имя сегодня не только не забыто — интерес к его творчеству снова очень велик. О Дзиге снимают фильмы, пишут статьи, книги и исследования по обе стороны Атлантического океана. Два брата Дзиги Вертова — Борис и Михаил — также оставили заметный след в мировом кинематографе. В 20-е годы Михаил, начинавший как кинооператор, снял со своим братом Дзигой его лучшие картины — «Киноглаз», «Шестая часть мира», «Одиннадцатый», «Человек с киноаппаратом». Михаила в те годы называли «глазами Вертова». Но в какой-то момент пути братьев в творчестве разошлись, и Михаил начал снимать свои собственные картины. Его фильм «Весной», снятый в 1929 году, известный французский кинокритик Жорж Садуль назвал лучшим фильмом года в Европе. Борис Кауфман, младший из братьев, в 20-е годы оказался в Польше, которая отделилась от России. Затем он эмигрировал во Францию. Во время Второй мировой войны ему пришлось бежать в США. Борис остался в истории кино как выдающийся оператор, снявший в Голливуде более десяти фильмов, почти каждый из которых стал классикой американского кино. В 1954 году за фильм «В порту» Борис получил «Оскара». Известный российский кинорежиссер Евгений Цымбал, лауреат многих престижных кинематографических наград, в том числе Приза Британской академии кино и телевидения (BAFTA Award), в 2002 году снял документальный фильм «Дзига и его братья», получивший национальную кинематографическую премию «Ника» за лучший документальный фильм года. Фильм имел большой успех в нашей стране. А в январе 2003 года в американском Линкольн-центре, одном из самых престижных киноконцертных залов Нью-Йорка, состоялась зарубежная премьера картины. В течение трех дней при переполненном зале шли показы этой драматической ленты. Историк по первому образованию, Евгений Цымбал сумел в своем ярком и захватывающем фильме (что далеко не часто бывает в документалистике, склонной к бесстрастному пересказу событий) объединить жанры романного повествования и исторической драмы, живо передающей реалии того времени. Мы встретились с Евгением Цымбалом, чтобы поговорить о его картине, о личности Дзиги Вертова, о его братьях и о той роли, которую они сыграли в кинематографической истории. — О Дзиге Вертове снято несколько фильмов. Чем ваш фильм должен был отличаться от предыдущих? — Я не хотел делать кино про несчастного еврейского мальчика. Мне хотелось делать фильм о месте художников-евреев в мировом кинематографическом процессе. Пускание слюней меня не интересовало. — А что вообще стало основанием для создания вашего кино? Трудная биография Дзиги Вертова? — В те времена ни у кого не было легкой биографии. Кстати, у Дзиги была не самая еще плохая биография, особенно в детстве. Его отец Абель Кушелиович Кауфман занимался книготорговлей. Он имел книжные магазины в Белостоке и Киеве, в которых продавалось огромное количество книг, сотни наименований, причем это была не только еврейская литература — а она там, конечно, была, — но и мировая литература самой высшей пробы. Мы не знаем, читал ли эти книги отец, но, как правило, у глупых и необразованных родителей редко бывают интеллектуальные дети. Старшим из братьев был Давид, родившийся в 1896 году, в 1897 году родился Моисей и, наконец, через 5-6 лет (точная дата неизвестна) родился Борис. — Какое образование получил Давид? — Он закончил реальное училище в Белостоке, учился в Питере в Психоневрологическом институте, потом перевелся в МГУ на юридический, одновременно посещая лекции на математическом факультете. — Как Давид и его братья оказались в кинематографе? — В 1918 году, вскоре после начала революции, Давид оставил юрфак, понимая, что юриспруденция становится никому не нужной наукой. Стать советским юристом он не захотел. В Москве он повстречал своего земляка и одноклассника, а также видного большевика, будущего главного редактора «Крокодила», «Огонька» и «Известий» Михаила Кольцова, который и привел его в Московский кинокомитет Наркомпроса. Вскоре Давид начал снимать картины под псевдонимом Дзига Вертов («дзига» — по-украински «юла», «волчок»). В начале 20-х годов Михаил пришел к брату на студию и стал его лучшим кинооператором. Борис, который вместе с родителями жил в Белостоке, уже польском городе, эмигрировал затем во Францию, где под влиянием старших братьев тоже стал кинооператором. Вначале Борис снимал рекламные ролики. А потом, познакомившись с ведущими французскими режиссерами, начал снимать документальное и художественное кино. Он был оператором и сорежиссером самого великого из французских кинорежиссеров — Жана Виго. — Как вы думаете, в чем феномен семьи Кауфман? Каким образом мальчики из провинциального местечка стали кинематографическими звездами мировой величины? — После революции Россию покинуло около трех миллионов человек, которые имели все основания опасаться за свою судьбу. Это были инженеры, профессора, врачи, писатели, адвокаты, журналисты. На освободившиеся места нужны были грамотные люди. А кто были грамотные люди? Конечно, еврейская молодежь в огромном количестве. Та часть молодежи, которая была русифицирована и хотела ассимилироваться в русскую культуру. Таковы были и братья Кауфман. Они окончили русские школы, взяли себе русские имена. Давид стал называть себя Денисом Аркадьевичем, Моисей — Михаилом Абрамовичем. Еврейская молодежь пошла в киноиндустрию еще и потому, что это была новая отрасль техники, культуры и искусства. Места в ней еще не были заняты. Эйзенштейн как-то сказал: «Мы шли в кино не для того, чтобы делать искусство. Мы шли туда как в приключение. Как конкистадоры в поисках Эльдорадо». И свойственное евреям стремление проявить себя в каком-то новом деле успешно реализовалось. Очень многие евреи сделали в кино блестящие карьеры. Еще 30 лет назад, когда я пришел в кино, это был в значительной степени еврейский бизнес (если только это понятие можно применить к советскому кино). Подавляющее большинство классиков отечественного кино — евреи. А директора картин? То, что сейчас называется исполнительными продюсерами? Это была просто еврейская профессия. — Как относилась к Вертову власть в 20-е годы, в период расцвета его творчества? — Ленин ценил творчество Вертова. Скорее всего, Дзига был причастен к съемкам Ленина в Кремле после его ранения и болезни. Можно предположить, что именно Вертову мы обязаны ленинской фразой о «важнейшем из искусств». Во всяком случае, когда Дзига заболел тифом, Ленин от своих щедрот прислал ему лекарства и початую бутылку французского вина. А Ильич, как известно, не отличался особой щедростью. После смерти вождя именно Дзига монтировал фильм о его похоронах. Хрестоматийный образ закоченевшей, замерзшей от горя страны, остановившихся фабрик, заводов, поездов, сотен ревущих гудков создан именно Вертовым. — Что особенно впечатляет в работах Вертова и Кауфмана? — Дзига с Михаилом одними из первых в кино обратили время вспять. На экране разделанная туша постепенно превращается в быка, мирно бредущего в стаде, румяные булки превращаются в тесто, в муку, затем в зерно и, наконец, в пшеницу, колосящуюся в поле. У него подпрыгнувшие люди повисали в воздухе, спортсмены, ногами вперед, выныривали из воды и, вопреки силе тяготения, взлетали обратно на вышки. До Вертова и Кауфмана российский зритель не видел в кино ничего подобного. — Что-то вы для себя открыли, собирая материал о Дзиге? Что-то поменяло вашу точку зрения? — Не скажу, что поменяло, но очень обогатило. Я узнал массу нового. Я сделал много картин, где использована хроника. Практически в каждой моей картине есть хроника, даже в художественных фильмах. Я ее очень люблю: она дает подлинность, настоящий образ времени. Одна из самых фантастических загадок, которую я не могу решить: откуда возникают и куда исчезают лица, характерные для данного времени? Заметьте, в каждом времени есть свои лица, которые трудно представить в другом. Работа с хроникой — довольно тяжелый процесс, потому что большая часть материала, который ты просматриваешь, не очень интересна. Но вдруг перед твоими глазами появляется нечто кардинально отличное от общего потока. И почти всегда оказывалось, что это снято либо Вертовым, либо Кауфманом, либо кем-то из их ближнего круга. Мне очень нравилось их видение мира. И когда я получил предложение от продюсера Сельянова сделать о них картину, то с удовольствием обратился к этой теме. Братья Кауфманы многое видели, потрясающе мыслили, и было обидно, что их опыт оказался в значительной степени потерян. К концу 30-х годов Дзига и Михаил оказались не нужны советскому кино. Потому что на смену ярким личностям — людям революционного мышления — пришли люди, не выделяющиеся из общего ряда. Ординарные, посредственные, послушные. Как говорил поэт Максимилиан Волошин: «Когда к власти приходят карлики, то великанам отрубают либо головы, либо ноги». Что такое вообще советская власть? Это власть посредственностей. Людей, которые совмещают в себе примитивность мышления, усредненность идей. И это вполне понятно: незаметному легче уцелеть в большевистской мясорубке. — Да, судьба каждого из братьев испытывала, но оба они, к счастью, не забыты. — Было время, когда память о них совершенно исчезла. Причем это случилось еще при их жизни. Мне как-то рассказала кинорежиссер Марианна Таврог, которая окончила ВГИК с красным дипломом, которая много знала и о многом была осведомлена, что когда после окончания института она пришла на практику на студию документальных фильмов — а это был 1949 год, — то там, среди десятка режиссеров со всей страны сидел человек, про которого ей сказали, что это Дзига Вертов. Она просто была потрясена, так как считала, что он уже лет 10 как умер. Последнее большое кино Вертова, которое она помнила, была «Колыбельная», снятая в 1938 году. После этого он уже практически ничего не сделал. Он снял в эвакуации 3 фильма о войне и тыле, но они, получив третью категорию, так и остались валяться на казахских киноскладах. Его подача материала была слишком неординарной, слишком выделялась. В силу характера своего мышления он не мог делать кино иначе. А его всячески пытались утрамбовать в ровное поле. — Дзига Вертов умер в 1954 году, Михаил Кауфман — в марте 1980 года, в июне 1980 года в Америке скончался третий брат — Борис Кауфман. Это ведь было сравнительно недавно. Еще живы люди, которые их видели, знали, общались с ними. Вы не хотите написать книгу об этих замечательных кинематографистах? — Этого очень хочет сын Бориса, Эндрю Кауфман, 72-летний художник, который живет в США, в Коннектикуте. Он был участником нашего фильма, давал интервью, рассказывал об отце. Такая идея есть, и я постараюсь ее осуществить.