Служение Яна Корчака

Ребячья республика
Еще в школьные годы юный Генрик почувствовал свое призвание «добыть из бездны души цель и счастье».
До 1908 года это была всего лишь абстрактная словесная формула.
В 1908 году словесная формула превратится в дело — ставший к тому времени врачом и писателем Януш Корчак вступит в еврейскую благотворительную организацию «Помощь сиротам».
Через три года с его помощью в Варшаве будет организован еврейский «Дом сирот», в котором он займет место директора.
Через восемь лет он примет место заведующего сиротским приютом для польских детей «Наш Дом».
Целью и счастьем станет для него служение сирым и бездомным детям Варшавы.
Делом, за которое Януш Корчак отдаст свою жизнь.
В этом бездушном мире возникла ребячья республика, в которой царствовали равенство и справедливость, где все было подчинено идее добра, где сильный не мог обидеть слабого.
Все было, как в настоящем государстве: выборный детский сейм, товарищеский суд и судебный совет. Чьими главными задачами стало не принуждение, а воспитание самосознания. Где превыше всего ценились способность размышлять, умение относиться к себе критически.
В 95 случаях из 100 ребячий суд выносил оправдательный приговор. Понять и простить — вот его лейтмотив. Простить и еще раз простить! Где можно было еще увидеть такой суд в мире?
Игра? Серьезнее, чем игра, поскольку ее придумщик стоит не над нею, не в стороне, а «играет» сам по-настоящему, ничем не выделяясь среди ребят.
Трижды он сам подает на себя в суд, когда чувствует, что проявил несправедливость к ребенку.
Один раз суд применил к Корчаку 71 статью: «Суд прощает, потому что подсудимый жалеет о своем поступке». Главное для суда — прощение.
Несколько раз была применена 21 статья: совестливый суд считал, что подсудимый имел право поступить так, как он поступил.
Вот одна цитата из Корчака: «Государство требует от детей официального патриотизма, церковь — догматической веры, школа — беспрекословного повторения сомнительных истин, эгоизм недалеких и бесцеремонных родителей — безусловного подчинения. Результатом такого «воспитания» может стать лишь никчемная посредственность».
Пусть каждый сам ответит на вопрос: много ли с того времени изменилось в мире.
Корчак был автором поощрительной педагогики. Особую роль играли в «Доме сирот» придуманные и учрежденные Корчаком разного рода показательные награды и поощрения для детей. И, конечно же, праздники. Часто спонтанные, необычные, импровизированные. «Праздник Первого Снега» или «Праздник Самого Длинного Дня», когда разрешено не спать всю ночь.
 

Старый Доктор
Шли годы. Он продолжает писать книги, преподавать в Институте специальной педагогики и Свободном польском университете. Его голос знают в каждой семье, где есть радиоприемник, потому что он встает к микрофону и под псевдонимом Старый Доктор (единственный персонаж сказки, который по-настоящему любит Матиуша, любит просто как славного мальчугана, доброго, несчастного и очень одинокого) проповедует любовь к детям.
Изо дня в день он говорит, что ребенок не будущий, а уже сегодняшний человек, и его не столько надо готовить к «настоящей жизни», сколько помочь в настоящем жить достойно и счастливо. Что и мама, и учитель должны доверять больше ребенку и себе и меньше книжным истинам и общим мнениям. Что нужны не только декларации о правах детей, но и конкретные действия в защиту таких несложных, но повсеместно нарушаемых прав детей, как право на тайну, право на ошибку, право на неприкосновенность собственности, даже самой пустяковой с точки зрения взрослого.
Через некоторое время он становится любимцем, и советчиком для десятков тысяч поляков. И продолжает работать как теоретик-­педагог и писатель. Как педагог он создает «Право ребенка на уважение» (1929), «Правила жизни» (1930), «Шутливую педагогику» (1939). Как писатель — «Когда я снова стану маленьким» (1925), «Кайтусь-­волшебник» (1935), «Упрямый мальчик. Жизнь Л.?Пастера» (1938). Но лучше всего ему удалась дилогия, написанная в 20?е годы, «Король Матиуш I» и «Король Матиуш на безлюдном острове» (1923), книги, которые вошли в мировой пантеон лучших философских сказок человечества и принесли их создателю мировую славу.
 

«Думаю сначала поехать в Иерусалим…»
В 1933 году Януш Корчак награждается Серебряным крестом независимой Польши за заслуги перед польским обществом.
Через год правительство отменяет договор о нацменьшинствах, гарантировавший польским евреям, украинцам и русским равные права с поляками.
Старый Доктор вынужден замолчать — его отлучают от радио.
Его отстраняют от работы в органах опеки и лишают должности консультанта в суде для несовершеннолетних — он больше не может работать в судебных органах. По стране валом катился антисемитизм. Многие молодые евреи-­поляки уезжают в Палестину. Среди переселенцев — его стажеры и ученики. На выкупленных землях, в необжитых пустынных местах, под нещадно палящим солнцем они создавали кибуцы — прообраз нового еврейского государства. Не раз и не два звали они Учителя в гости, а он все медлил и медлил. Но однажды приглашение принял.
Он всегда интересовался, как живут дети его учеников-­переселенцев, а в 1934 году всё же поехал и три недели провёл в кибуце Эйн-­Харод. Спустя два года поехал вторично. По возвращении в одном из писем друзьям он напишет: «После угнетенного состояния, владевшего мной несколько месяцев, я, наконец, принял решение провести последние годы жизни в Палестине. Думаю сначала поехать в Иерусалим…».
В 1938 году в Палестину уехала его возлюбленная Стефа Вильчинская. Корчак остался, хотя все документы были готовы к отъезду. Стефа торопила, но он опять медлил, хотя события развивались с ужасающей быстротой: Германия аннексировала Судетскую область, в рейхе начались еврейские погромы.
Все гадали, что будет с Польшей.
Стефа вернулась в страну, чтобы забрать Корчака, летом 1939.
Не успела.
 

Жизнь в гетто
На рассвете 1 сентября 1939?го Германия напала на страну.
Немецкая авиация начала бомбить польские города, дороги, аэродромы.
1 октября — гитлеровские вой­ска заняли Варшаву.
Выезд из страны был перекрыт.
Понадобилось пятнадцать дней, чтобы огородить северо-­западную часть Варшавы стеной от всего города и согнать туда всех евреев. «Дом сирот» переселяют в гетто.
На крошечном пятачке в ужасающих условиях «проживало» более 400 тысяч человек.
Верный себе и своим жизненным принципам, Корчак записал в дневник: «Я никому не желаю зла, просто не знаю, как это делается».
До «Большой акции» — так называлась операция по уничтожению Варшавского гетто, к которой гитлеровцы приступили 22 июля 1942 года, каждый четвертый умрет от голода и болезней.
Остальные погибнут в газовых камерах.
У Корчака была возможность выбраться из гетто, но он остался, прекрасно понимая, что грозит ему и детям.
И не ошибся.
22 июля 1942 года пану Доктору исполнилось 64 года.
В этот же летний день майор Герман Хефле вручил председателю юденрата Адаму Чернякову приказ подготовить еврейское население к депортации. Майор заявил: «Если вы не справитесь с поручением должным образом, все члены юденрата будут повешены».
До этого дня Черняков безукоснительно выполнял все распоряжения оккупационных властей, стараясь уберечь соотечественников от полного уничтожения. Но этот приказ он не в силах был исполнить. Председатель отказался подписать распоряжение, потребовав освободить членов юденрата. И еще он просил освободить от депортации сиротский приют. Хефле ответил, что его письмо будет рассмотрено.
Решение гитлеровцев было бескомпромиссным — в полном составе отправить «Дом» вместе с другими евреями в концлагерь: порядок есть порядок.
Оставшись один, Адам Черняков принял яд.
Сведения о ликвидации гетто вместе с «Домом сирот» просочились к бывшим ученикам Корчака.
Весь «Дом сирот» спасти было нельзя.
Можно было спасти только одного человека.
К Доктору бросился один из вернейших его учеников — Игорь Неверли. Вот что он вспоминал впоследствии: «Когда я пришел к нему, имея пропуск на два лица, Корчак взглянул на меня так, что я съежился. Видно было, что он не ждал от меня подобного предложения. Смысл ответа доктора был такой: не бросишь же ты своего ребенка в несчастьи, болезни и опасности. А тут двести детей: если их оставить, можно ли такое пережить?».
4 августа 1942 года он записал в «Дневник»: «Последний год, последний месяц или час. Хотелось бы умирать, сохраняя присутствие духа и в полном сознании. Не знаю, что бы я сказал детям на прощание. Хотелось бы только сказать: сами избирайте свой путь».
Но у детей выбора больше не было.
 

Последний путь
На следующий день, 5 августа, воспитанники «Дома сирот» покинули гетто и направились на вокзал.
«Дети построились по четверо. Корчак с высоко поднятой головой шел впереди. Второй отряд вела Стефания Вильчинска, третий — Бронятовска, четвертый — Штернфельд. Это были первые евреи (гетто), которые шли на смерть с честью, презрительно глядя на людоедов» (из свидетельства очевидца Ремба).
«Эти двести ребят не кричали, двести невинных существ не плакали, ни один не побежал, ни один не спрятался, они только теснились, как птенцы, возле своего учителя и воспитателя, своего отца и брата» (из свидетельства очевидца Перле).
На это безучастно не могли смотреть даже польские полицейские.
Все остальное известно со слов все того же Игоря Неверли.
Когда детей погрузили в вагоны, к Корчаку подошел немецкий комендант, отвечавший за погрузку эшелона.
«Не вы ли, пан Корчак, написали «Банкротство маленького Джека».
«Да я, а разве это ­как-то связано с отправкой эшелона?» — спросил Корчак.
«Нет, просто я читал вашу книжку в детстве. Хорошая книжка. Вы можете остаться, доктор».
«А дети?».
«Невозможно, дети поедут».
«Вы ошибаетесь,?— крикнул Корчак.?— Вы ошибаетесь, дети прежде всего!».
И захлопнул за собой дверь вагона.
До последнего момента дети не знали, для чего их везут в Треблинку.

Треблинка: ужас смерти
Через несколько дней эшелон прибыл в лагерь.
Порядок, порядок и еще раз порядок — святой принцип, от которого никогда не отступали немцы.
В концлагере все было готово к приему «гостей».
Их поместили в отдельный барак.
Газовые камеры работали бесперебойно, днем и ночью.
Но вот наступил час «Х».
Детей сбили в кучу.
Некоторые из старших догадывались, что произойдет через ­какое-то мгновенье, но вели себя мужественно.
Младшие пытались брать пример с них.
Корчак держал на руках двух самых маленьких детей и рассказывал сказку, ничего не подозревающим малышам.
Двери камеры распахнулись…
 

Так говорил Януш Корчак
*Ребенок — существо разумное, он хорошо знает потребности, трудности и помехи своей жизни. Уважайте… чистое, ясное, непорочное святое детство!
*Воспитатель, который не хочет неприятных сюрпризов и не желает нести ответственность за то, что может случится,?— тиран.
*Взрослые не должны сердиться на детей, потому что это не исправляет, а портит.
*От удара не так больно, как от слова.
*Многие детские игры — подражание серьезной деятельности взрослых.
*Вы говорите: дети меня утомляют. Вы правы. Вы поясняете: надо опускаться до их понятий. Опускаться, наклоняться, сгибаться, сжиматься. Ошибаетесь. Ни от того мы устаем, а от того, что надо подниматься до их чувств. Подниматься, становиться на цыпочки, тянуться. Чтобы не обидеть.
*Одна из грубейших ошибок — считать, что педагогика является наукой о ребенке, а не о человеке.
*Я существую не для того, чтобы меня любили и мной восхищались, а чтобы самому действовать и любить. Не долг окружающих мне помогать, а я сам обязан заботиться о мире и человеке.
P.?S.?До 12 сентября 1942 года в концлагеря и газовые камеры были отправлены более 300 000 мужчин, женщин и детей. 6 000 стариков и больных, не подлежащих перевозке, были убиты на месте. В гетто осталось около 70 тысяч евреев, работавших на немецких предприятиях.
19 апреля 1943?го немцы предприняли попытку полностью уничтожить гетто. Попытка окончательной ликвидации еврейского квартала спровоцировала восстание в гетто. Неравные бои длились до 16 мая. Уничтожив остатки населения, немцы сожгли гетто, а затем взорвали Хоральную синагогу и снесли уцелевшие постройки. Руководитель СС и полиции в Варшаве генерал Штроп, возглавлявший операцию по уничтожению гетто, доложил фюреру: «Еврейского присутствия в Варшаве больше не существует».
В течение следующего года среди развалин гетто действовал концлагерь, где совершались массовые казни поляков.
Геннадий ЕВГРАФОВ