Аидишэ мама или гули-гули-гули

Помните, как вы радовались первым «успехам» своего младенца: вот он начал ползать, вот уже умеет держать головку, а вот начал … гулить. Именно так обычно мамы называют первые попытки своих детей произнести ­какие-то, еще пока нечленораздельные звуки. Но для них они слаще любой музыки.
Один хасид, как и положено хасиду, решил на Рош-га-­Шана и Осенние праздники поехать к Ребе. До местечка, в котором жил Ребе, было далеко, и наш хасид остановился в придорожном трактире. Хасид добрался до постоялого двора еще засветло, и теперь, сидя за ужином, наслаждался ученой беседой на тему Торы с попутчиками — такими же, как он, евреями из соседнего местечка, а заодно узнавал все последние новости лучше всякого фейсбука.
Так в приятной беседе прошел весь вечер, а на следующий день с рассветом хасид вместе с новыми знакомыми встал на утреннюю молитву (шахарит). Однако каково же было его разочарование, когда вместо прочувственной молитвы он услышал невнятное бормотание других молящихся. Всю молитву он сдерживал себя, но в конце не выдержал, подошел к одному из молящихся, и специально проглатывая слова, спросил: «Кудавысегодняедете?».
«Что, что вы сказали?!» — переспросил изумленный еврей. «Извините, но я вас не понимаю. Может у вас такой диалект идиш?».
«Я всего лишь хотел спросить: «Куда вы сегодня едете» — пояснил хасид с улыбкой. — Только я произнес это на вашем «диалекте».
«Странное дело, — продолжал он рассуждать вслух. — Вчера, когда мы беседовали, все прекрасно понимали друг друга. Но когда сегодня вы стали молиться — вы так бубнили слова молитвы, что невозможно было разобрать ни слова. Надеюсь, всезнающий Творец сумел вас понять», — закончил хасид свою обличительную речь.
Евреи — совестливый народ. Конечно, его собеседник сразу понял, куда тот клонит. И хотя наш хасид говорил вполне доброжелательно, ему стало стыдно за свою скомканную молитву, и тут же, в порыве раскаяния, он решил, что впредь будет молиться более внимательно и сосредоточенно.
Хасид благополучно добрался до своего Ребе, получил все причитающееся ему благословения и наставления на новый еврейский год — Рош-га-­Шана, и теперь с легким сердцем возвращался домой. Поездка к Ребе, к которой он готовился целый год, явно удалась, и теперь, подъезжая к родному местечку, он мысленно представлял, как снова увидит свою любимую жену и маленького сына — их первенца. И вот долгожданный миг: наш хасид открывает дверь своего дома, и что же он слышит — ­какой-то невнятный лепет: гули-гули-гули…
Интересно, что бы все это значило? Но не успел он подумать, как услышал голос супруги, воркующей над своим чадом: «Сладенький ты мой, опять захотел молочка?». С этими словами она подхватила ребенка и отправилась с ним на кухню готовить еду.
«Дорогая, но как ты поняла, что ребенок просит именно молока?» — удивился хасид. — Лично я не смог разобрать ни слова».
«Только не я, — отозвалась с кухни жена. — Ведь это мое родное дитя. Это для тебя все это одни гули-гули. А я его выносила и родила, я провожу с ним дни и ночи напролет — как же мне не понимать его теперь с полуслова?!».
«Ага, — подумал хасид. — Может быть, я был слишком строг к тем евреям на молитве. Ведь для Всевышнего все мы Его единственные дети. Он точно так же «выносил» нас, вывел из Египта — что наши учителя сравнивают с родами, а потом нес «на руках» во время долгих скитаний по пустыне. И уж Г-сподь знает точно, что мы просим у Него. Даже если наша речь порой недостаточно совершенна, и мы не всегда понимаем смысл слов, которые произносим во время долгих молитв на Рош-га-­Шана и Йом-кипур. Лишь бы наша молитва была искренней, от чистого сердца …».