Война и мир Роберта Капы

Жизнь на расстоянии выстрела
Обычно такое под силу только живописцам — успеть запечатлеть последний момент между жизнью и смертью, как будто задержав время, остановив падение убитого. Автору снимка, ставшего одним из символов гражданской вой­ны в Испании, было всего 23. В 1940-х Капа вспоминал в интервью по поводу этого снимка, как, высунув голову из окопа, машинально нажал кнопку фотокамеры и отправил в Париж непроявленную пленку. А месяцы спустя узнал, что знаменит.
Поверить в это не просто, но все же легче, чем в версию британского биографа Капы Алекса Кершоу, автора книги «Blood and Champagne: The Life and Times of Robert Capa» (2002). Кершоу предположил, что в перерывах между боями Капа снимал постановочные кадры, и однажды во время затишья вражеский снайпер заметил солдата, который ему позировал. Так ли это было или иначе, теперь никто не скажет — споры ведутся много десятилетий, и тайна окружает не только снимок, сделанный у подножия Сьерра-­Морена, но и его автора, который, запечатлев вой­ну с опасного расстояния, первым предъявил миру ее изуверскую сущность, показал, какой хрупкой становится на расстоянии выстрела человеческая жизнь.
Он никогда не бывал просто свидетелем. Не стесняясь своей вовлеченности, даже не собираясь скрывать авторскую позицию, активно ее предъявлял. И своим примером поднял фотожурналистику на тот уровень, ниже которого стало после него неприлично опускаться. Именно Капа раз и навсегда сформулировал ее задачу: «Фотография — это документ, при виде которого тот, кто имеет глаза и сердце, начинает чувствовать, что в мире не всё благополучно».
Но не только за это мы его ценим. Оставаясь для всех мастером и летописцем, Роберт Капа — обаятельный, яркий, любимый многими и многих любивший, — безусловный романтический герой. Жизнь его хочется рассматривать под лупой, смакуя подробности. Тот факт, например, что родился он шестипалым, и мать, даже согласившись с необходимостью оперативного вмешательства, увидела в этом генетическом сбое примету избранности сына. Или роман с Ингрид Бергман, начавшийся в конце вой­ны — в декабре 1945-го он последовал за актрисой в Голливуд, очень его разочаровавший, а историю их отношений Хичкок использовал в фильме «Окно во двор». Судьба Роберта Капы продолжает изумлять и восхищать — как и его поразительная интуиция, готовность преодолеть страх, умение оказаться там, где творится история. И его гибель, с обстоятельствами которой трудно смириться по сей день.

Немного не в фокусе
Будущий создатель, вместе с Анри Картье-­Брессоном, Дэвидом Сеймуром и Джорджем Роджером, славного агентства Magnum Photos и его первый президент, Роберт Капа появился на свет в 1913-м, 22 октября, в Будапеште. «Мало иметь талант. Нужно еще родиться венгром», — острил Капа, имея в виду, что на рубеже 1920–1930-х годов представители местной интеллигенции (ученые, писатели, режиссеры, художники etc) составляли главный предмет венгерского экспорта. Евреи составляли среди них если не большинство, то заметную часть. И даже на фоне прочих венгерских эмигрантов Роберт Капа, которого звали при рождении — и всю первую половину его стремительной жизни — Эндре Эрнё Фридман (Endre Ern  Friedmann), очень выделялся.
Сын владельцев модного ателье, — мать, урожденная Беркович, родом из Словакии, отец перебрался в Будапешт из Трансильвании, — не слишком прилежно учился в школе, зато не пропускал политических митингов и демонстраций. Арестованный и избитый после одной из них и вынужденный в 18 лет бежать из страны (это было условием его освобождения), Эндре Фридман оказался, как и многие, в вольной столице Веймарской Республики. Было это в 1931 году — он поступил на журналистику, но выучить нормально немецкий не успел. И в 1932-м решил стать фотографом, посчитав, что эта «профессия близка к журналистике и подходит для тех, кто не очень хорошо владеет языком».
События оказались так спрессованы в его биографии, что каждый год можно было бы растянуть на три или пять. Едва устроившись в фотоагентство «Дефот» лаборантом, он почти сразу стал печататься и в том же 1932 году сделал бессмертный снимок: Троцкий, выступающий в Копенгагене с речью «Значение русской революции». При том, что Троцкий запрещал себя снимать и не давал приблизиться к себе с фотоаппаратом. Просто он не обратил внимание на юношу с портативной «Лейкой», подошедшего к трибуне вплотную. Репортаж Капы оказался тогда единственным. Как единственным стал и его репортаж с высадки союзников в Нормандии 6 июня 1944 года. «У военного корреспондента есть только одна ставка — собственная жизнь, — писал по этому поводу Капа, — и он может поставить её на карту, а может отказаться от этого в последнюю минуту. Я — игрок. Поэтому я решил принимать участие в высадке с первым эшелоном».
И дальше, продолжая в книге «Немного не в фокусе», опубликованной в 1947 году: «Моя прекрасная Франция выглядела убогой и отталкивающей, а немецкий пулемет, сыпавший пулями вокруг баржи, окончательно испортил мое возвращение». И про страх, вспоминая, как перезаряжал трясущимися руками камеру, и как в конце концов спасался бегством: «Я ни о чем не думал и ничего не решал, просто вскочил на ноги и побежал к лодке. Я осознавал, что трусливо убегаю, старался заставить себя развернуться, но не мог».
У материала, отснятого на рассвете этого «Дня D», была странная судьба. Молоденький лаборант в лондонской фотолаборатории, куда Капа, добравшись до Англии, сдал пленки, в ажиотаже их передержал. В итоге почти все оказались испорчены — из 106 кадров спасти удалось всего 11. И те далеки от идеала — смазанные, не в фокусе. Но нерезкость, легкая расфокусированность, как будто преднамеренное несовершенство стали фирменным стилем Капы. И здесь эта нерезкость доносит до нас суть происходящего: пулеметные очереди над головой, неразбериху, страх. Спилберг признавался, что, снимая «Спасти рядового Райана», держал эти снимки в голове.

В 22 года родился в Париже
Рассказывая о Роберте Капе, невозможно соблюсти хронологию. Каждый ­сколько-­нибудь важный момент выводит на другой сюжет, а за ним на следующий, случившейся годы или десятилетия спустя. Между речью Троцкого и десантом в Нормандии прошло 12 лет. Но было еще освобождение Неаполя и Сицилии в 1943-м, сопровождавшееся репортажами Капы, «Бритая женщина в Шартре», осужденная за связь с немцем, и «Последний погибший» — фото сраженного пулей 21-летнего Реймонда Баумана, участвовавшего в апреле 1945-го в боях за Лейпциг. Его убили на глазах Капы, который, как всегда, вовремя нажал кнопку. Материал в Life назывался «Американцы продолжают погибать», родители солдата узнали на снимке сына, в 2015 году в честь Баумана назвали в Лейпциге улицу.
Прежде чем продолжить историю Капы, стоит рассказать о его имени. Вроде бы придуманный в 1933-м псевдоним повторял школьное прозвище (kapa в переводе с венгерского «акула»), к тому же он был созвучен имени кинорежиссера Фрэнка Капры. Но в обиход этот псевдоним в любом случае ввела Герда Похорилле, она же Герда Таро (тоже псевдоним, схожий с именем кинозвезды Греты Гарбо). Любовники и компаньоны, они познакомились в 1934-м в Париже — оба сбежали от новых немецких порядков. Герда, на три года старше, немецкая еврейка, коммунистка и фотограф, была такой же отчаянной авантюристкой, как он сам. Чтобы в богемном Париже привлечь к себе внимание, они создали фотоагентство: он числился лаборантом, она — секретарем, а владельцем якобы был американец Роберт Капа, гениальный фотограф, чьи снимки безусловно стоили денег, которые за них просили. Америка была в моде, и американец был для клиентов предпочтительнее венгерского еврея.
Вместе с Гердой Капа предпринял в 1935-м путешествие в США — уже как французский фотожурналист, надеясь там закрепиться, но безуспешно. Вместе же они быстро вернулись. Тогда и рассыпался американский миф: Капа отметился на очередном заседании Лиги Наций в Женеве, и издатель журналов «Vu» и «Vogue» Люсьен Фогель, увидев снимки, раскрыл его истинное лицо. Не отказавшись, тем не менее, от его услуг, но снизив гонорары: не-американцу не надо было столько платить. А Капе, видимо, и самому надоела эта игра, недаром он говорил, что «Роберт Капа родился в Париже в возрасте 22 лет».
И в 23, как уже сказано, попал на первую вой­ну — тот же Фогель снарядил самолет в Испанию, отправив на нем журналистов, писателей и фотографов. Тогда Капа познакомился с Хемингуэем, с которым дружил до конца своих дней. И на том же самолете был фотограф Дэвид Сеймур, он же Чим, или Шим (от Шимин — Сеймур был польским евреем, сыном издателя литературы на идише), сооснователь Magnum Photos, в 1954-м сменивший Капу на посту президента агентства. В Испанию Роберт Капа полетел и вместе с Гердой Таро, которая оттуда не вернулась. Так и не ставшая его женой — Капа делал предложение, она отказала, не видя возможности совмещать брак со своей профессией, Герда погибла в неполные 27 лет, когда танк врезался в машину, в которой она находилась. Памятник на ее могиле на Пер-­Лашез делал Джакометти. Капа так и не женился, согласившись, видимо, с возлюбленной в том, что военному фотографу не до семьи.
А в декабре 2007 года в Мексике были случайно обнаружены три ящика с фотопленками. Там оказалось 4500 35-миллиметровых негативов со съемками той самой Гражданской вой­ны в Испании, сделанными Капой, Таро и Сеймуром и считавшимися утраченными. Десять лет назад документалист Триша Зифф сделала на их основе фильм, назвав его «Мексиканский чемодан».

Тель-­Авив — Сайгон
Перечисляя вой­ны, которые снимал Роберт Капа, часто забывают Японо-китайскую 1938 года — китайское сопротивление императорской Японии. Оттуда фотограф привез, в частности, своего «Китайского солдата» — мальчика в каске, надвинутой до бровей, с тенью, закрывающей пол-лица. Но никогда не забывают Вой­ну за независимость в Израиле в 1948-м, которую Роберт Капа снимал с самого начала, попав на место накануне провозглашения нового государства, и которая не была для него чужой вой­ной.
На портретах Капы — не только Давид Бен-­Гурион, читающий с трибуны Декларацию о независимости Израиля, но и лидер «Иргуна» Менахем Бегин со сжатыми кулаками, выступающий против Бен-­Гуриона — правда, уже в 1950-м. Мы видим на его фотографиях и бойцов Хаганы, но обнаруживаем в израильских съемках Капы больше мира, чем вой­ны. Не только возникающая из небытия, уничтоженная тысячелетия назад страна, но люди, чудом спасшиеся в Европе и возрождающиеся для новой жизни, стали для Капы главной темой. В 1948–1950 годах он побывал в Израиле трижды, размышляя о том, не перебраться ли туда насовсем. Тем более что после публикации в 1950-м книги Ирвина Шоу «Report on Israel» с его снимками — на обложке они оба указаны как авторы, — фотографа стали упрекать, что он мифологизировал Израиль.
Именно он, а не Ирвин Шоу, который сообщал в «Нью-­Йоркере», что израильтянин «смотрит на американских евреев высокомерно, считая их неистощимым источником долларов». Тогда как Капа, не успевший почувствовать себя богатым американским евреем, бывший сам таким же выжившим, радовался успехам Израиля как ребенок. «Эта страна везде живая, — восхищался он в статье «Израиль возрожденный», опубликованной в журнале «Look», — «Люди отстраиваются на руинах, оставшихся после военных лет. Они уже могут немало добавить к древним библейским легендам».
А в Штатах тем временем расцвела «Охота на ведьм», заметно проредившая ряды не только кинематографистов, но и фотографов, и слово «еврей» стало почти синонимом слова «коммунист». Капа давно осел в США, основал американский филиал Magnum и был озабочен его благополучием. Чему никак не способствовала его «левая» репутация, упрочившаяся в 1947-м, после поездки с Джоном Стейнбеком в СССР — они тогда побывали, помимо Москвы, в Киеве, Сталинграде и Тбилиси (от последнего пришли в восторг). После публикации в 1948 году стейнбековского «Русского дневника» у Капы, автора фотографий, были все шансы попасть в «черный список». У него даже забрали американский паспорт — потом, правда, Капа смог его вернуть.
Он боролся за американский Magnum вплоть до 1954 года, пока снова не влез в шкуру военного фотокора — теперь в Индокитае, куда его по обыкновению отправил Life. «Это будет чудесная история», — радовался он утром 25 мая, покидая вьетнамский городок Нам-­Динх. И через восемь часов, выйдя из машины, чтобы посмотреть на шоссе сквозь бамбуковые заросли, напоролся на противопехотную мину. Хемингуэй, узнав о смерти друга, сказал: «Для всех, кто знал его, непонятно, как вышло, что его одолел случай». Последний репортаж Роберта Капы назывался «Горький рис».
Ирина МАК