Я люблю тебя жизнь. История песни

Но вот что пишет в своих воспоминаниях об отце Сергей Колмановский: “В архиве Эдуарда Колмановского хранится письмо из издательства «Музыка» о непринятии песни к изданию. Да и по радио её первое время передавали со скрипом, часто вычёркивали из программ — не знали, как отнестись к её концепции, которую в печати определяли как абстрактный внеклассовый гуманизм”*. Действительно, впервые ноты «Я люблю тебя, жизнь» были опубликованы лишь в 1960 году в сборнике «Новые песни кино, эстрада, театр, радио», выпущенном «Советским композитором».
Добавляет сомнений в мирном характере песенной истории один эпизод в воспоминаниях Ваншенкина: “Наконец стихи приняли вид, удовлетворяющий артиста (Марк Бернес сократил на четыре строфы стихотворение, показавшееся ему слишком длинным для песенной интерпретации. – Н.О.)). Назвал он их «Баллада о жизни». Так песня даже именовалась на первых пластинках и лишь спустя время как бы уже сама собой получила название по первой строке”**.
Признаюсь, трудно представить более нелепое название. Жизнь, гимном к которой, по сути, является стихотворение Ваншенкина, это ведь не ­чья-то не совсем обычная история, заслужившая баллады (“длинной сюжетной песни романтического содержания”), а величайшая загадка Вселенной, необъятный мир одухотворенной материи. Причем тут баллада? Невольно подумаешь, не в спешке ли, вызванной необходимостью срочно поменять название, ухватился Бернес за первое, что пришло в голову? Ведь трудно представить, чтобы его ­чем-то не устраивала первая строка стихотворения (вспомним «Как у дуба старого», «За фабричной заставой», «Хороши весной в саду цветочки» и множество других популярных песен, названных по первой строке).
А чем название «Я люблю тебя, жизнь» могло не устроить репертуарную комиссию Союза композиторов? Напомню, что в качестве названия произведения эти четыре слова предлагались впервые, так как опубликованное в июне 56-го в «Комсомольской правде» стихотворение названия не имело. Но, может быть, оно насторожило ­кого-то из композиторов, участвовавших в устроенном Бернесом “конкурсе”, еще до создания песни? Проходил он, по словам Ваншенкина, на следующих условиях: “Бернес стал заказывать музыку. Он заказывал ее поочередно нескольким известным композиторам. Уговор был джентльменский: Бернес предоставляет стихи, композитор пишет музыку только для Бернеса (если песня отвергается певцом, то и композитор нигде ее не использует). Мне кажется, что композиторы так же, как и я, с самого начала не верили в возможность появления и удачи песни с такими непесенными словами, они воспринимали этот заказ как некий каприз артиста, их друга, и, когда он отвергал попытки одного за другим, они не слишком обижались”.
Ясно, что в числе первых участников конкурса текст будущей песни получил Никита Богословский — композитор, связанный с Бернесом не только многолетней дружбой, но и тесным творческим сотрудничеством. Знаток музыкальных и литературных сенсаций, обладатель нотной коллекции, включавшей иностранные издания, человек хорошо образованный и начитанный, он мог сразу обратить внимание на некоторые “подводные камешки” в тексте Ваншенкина. Так, название песни напоминало самую яркую строку из «Гимна к жизни» — широко известного (правда, не у нас, а на Западе) музыкального опуса Фридриха Ницше, неоднократно издававшегося в Германии. В связи с этим нелишне напомнить, что еще в начале 20-х, “в результате проводимой правительством большевиков «культурной политики», книги Ницше были запрещены и изъяты из библиотек, а писатели стали избегать открытого упоминания Ницше в своих сочинениях. Вплоть до середины 1980-х годов официальный режим продолжал видеть в Ницше идеологического врага и воплощенное зло западного империализма, милитаризма и агрессии.”***
Безымянное стихотворение, на текст которого немецкий философ написал музыку, принадлежало Лу Саломе (1861–1937), русско-­немецкой писательнице, философу и психоаналитику, ­какое-то время состоявшей в дружеских отношениях с Ф.-Ницше. В переводе с немецкого “опасная” строка звучала так: “Я люблю тебя, жизнь-­загадка…”, причем Л.-Саломе сравнивала свое чувство с любовью к другу (ср. у Ваншенкина: “…и надеюсь, что это взаимно”). Оба автора прямо обращались к Жизни как к близкому другу (С.: ”Сжимай же меня в своих крепких объятьях”, В.: “Жизнь, ты помнишь солдат…”). Кроме того, название, данное Ницше своему опусу, прямо отсылало к строке Ваншенкина “в трубных звуках весеннего гимна”. По сути, его стихи и были настоящим Гимном к жизни.
Очевидно, Богословский не замедлил поделиться своими опасениями с Бернесом. Ведь одно дело — напечатанное год назад в газете стихотворение, о котором все забыли, и совсем другое — песня, которую собирается петь популярнейший артист страны. Тут не только обычным завистникам, но и недремлющим партийным надсмотрщикам есть за что зацепиться.
Ч­то-то мне подсказывает, что, выслушав Богословского, Бернес, хотя и насторожился, “прикрывшись” на всякий случай нелепым названием, но от своих планов не отказался. Вряд ли он поверил в интеллектуальные возможности “партийных надсмотрщиков”, способных заглянуть столь глубоко, как его друг. Завистников же он не боялся.
А зря. Объектом зависти скорее мог стать победитель затеянного им “конкурса” 35-летний Эдуард Колмановский. Своими опасениями Богословский наверняка поделился не только с Бернесом, и сигнал рано или поздно дошел до нужной инстанции. Отклонить песню из-за идеологических просчетов текста было уже невозможно: стихотворение к этому времени, кроме «Комсомолки», напечатали в новом сборнике поэта. Но критика, доставшаяся Колмановскому от товарищей по цеху, была, наверняка, жесткой.
Этим, очевидно, объясняется решение Бернеса презентовать новинку не в Москве, а во время ленинградских гастролей весной 58-го. Напомню, что тогда город на Неве не имел статуса ни второй, ни культурной столицы страны. “Посмотрим на реакцию публики, — очевидно, рассудил певец, — а там видно будет”. Он не ошибся — песню ленинградцы приняли очень тепло, и местная артель «Пластмасс» тут же предложила ему записать ее на пластинку со своим штатным оркестром. Бернес, разумеется, согласился, и летом пластинки с «Балладой о жизни» уже продавались в Ленинграде, постепенно расползаясь по стране.
Когда в августе певец вернулся в столицу, его (и, разумеется, Э. Колмановского) недоброжелатели то ли на время притаились, то ли, в связи с летними отпусками, разъехались по дачам и курортам. Апрелевский завод, видя триумфальное шествие артельной пластинки, предложил Всесоюзному радиокомитету записать новинку для выпуска своей, более престижной, что и было сделано, причем уже с нормальным названием — «Я люблю тебя, жизнь». Похоже, все страхи остались позади. Оказалось, однако, что торжествовать победу рано.
В сентябре две центральные газеты как по команде атаковали Бернеса. Композитор Георгий Свиридов подверг его в «Правде» явно надуманным обвинениям. В «Комсомольской правде» появился фельетон, где заурядное нарушение певцом ПДД преподносилось как «поведение, не достойное советского артиста». За ними последовали другие публикации в том же духе, и Бернеса отлучили от съемок, записей и радиотрансляций. Пластинка Апрелевского завода легла на полку. Очевидно, тогда же издательство «Музыка» отказалось публиковать ноты любимой новинки его репертуара, о чем пишет Сергей Колмановский.
Организатором этой кампании был, как мне представляется, министр культуры Николай Михайлов. Малообразованный и недалекий функционер сталинской закалки, он, конечно, понятия не имел ни о стихах Лу Саломе, ни о «Гимне жизни» Ф. Ницше. Но в Союзе композиторов, очевидно, нашлись информаторы, знавшие, к кому обратиться.
В послевоенные годы, как пишет известный историк Г. В. Костырченко («Тайная политика Сталина», М., 2001), “Михайлов активно включился в борьбу с «безродным космополитизмом». Документы, направленные им в то время в ЦК ВКП(б), носили откровенно антисемитский характер” (­тут-то и вспомнишь о 5-м пункте в паспортах Марка Бернеса и Эдуарда Колмановского. – Н. О.) За успехи на этом поприще в 52-м он был назначен зав. отделом пропаганды и агитации ЦК, в каковом качестве сыграл “ведущую роль в организации пропагандистской атаки на общество в связи с «делом врачей»”. Его не слишком суровая опала после смерти Сталина была недолгой — уже в 55-м он был назначен министром культуры СССР.
К счастью, время михайловых прошло, на дворе стояла оттепель. И как только в 59-м положение министра пошатнулось и все заговорили о скорой отставке, то, как по мановению волшебства, завершилась опала Бернеса, Апрелевский завод пустил в продажу отложенную пластинку, а Всесоюзное радио начало радиотрансляции его любимой песни. Когда же, наконец, Хрущев снял Михайлова с поста министра, отправив послом в Индонезию, последовали одно за другим нотные издания нашего, русского, Гимна к жизни. Теперь страна могла во весь голос запеть: “Я люблю тебя, жизнь!”
Николай ОВСЯННИКОВ
__________
*С. Колмановский. В трубных звуках весеннего гимна. «Семь искусств»     № 1 (2018).
**К. Ваншенкин. Целый пласт жизни. Прощание с Бернесом. https://biography.wikireading.ru/220009.
*** Ю. Синеокая. «Философия Ницше и духовный опыт России (конец XIX — начало XXI в.)». Докторская диссертация. Москва. 2009.