Кто на Земле хозяин

Улыбнитесь нам, Черёмушки!
Многострадальный балет «Нуреев» в Большом театре — подлинный сценический шедевр. На серию из пяти спектаклей билеты продавали, исходя из обидного расчета на четверть зала. И вдруг объявили послабление: заполняемость — 50 процентов. Открылась дополнительная продажа — это было все равно что метнуть в толпу пачку лишних билетиков. И на спектакль попали многие, кто уж давно и не мечтал. Типичный пример наших маленьких радостей пандемической эры.
«Нуреев» все так же потрясает, а придумавший его режиссер Кирилл Серебренников сам выходил на поклоны — ведь на скандальных премьерных показах в 2017 году такой возможности ему не предоставили. Победа, еще одна победа.
Большой театр на трудности не сетует. Теперь у него три полноценных сцены: Историческая, Новая и поглощенный им музыкальный театр на Никольской, который назвали Камерной сценой имени Б.А.Покровского. В конце года на ней сыграли премьеру «Искателей жемчуга» Бизе, на очереди — оперетта Шостаковича «Москва, Черемушки» (режиссер Иван Поповски). Может, действительно позитивная энергия сейчас как раз вовремя. Поставили же в Мариинке недавно «Летучую мышь»… (Впрочем, может, это странная шутка Гергиева по поводу исходной точки ковида?).
На Исторической сцене Большого в новом облике будет явлен «Мазепа» Чайковского (режиссер Евгений Писарев). С замиранием сердца ждем ближайшую «Саломею» Р. Штрауса (режиссер Клаус Гут). Это совместная постановка с Метрополитен-­оперой, и, по идее, через год она переедет в Нью-­Йорк. Но кто теперь загадывает на год вперед?.. Билеты же на московскую премьеру продаются уже вовсю. Первыми улетели балконы 2–4 ярусов; остался партер — до 21 тыс. руб­лей за место.
Новую сцену Большого ждет свеженькая «Тоска» и, кроме того, «Ариодант» Генделя. А Кристиан Шпук поставит здесь балет «Орландо» на музыку Антонина Дворжака и Макса Рихтера.
Юрий Посохов, создавший специально для Большого балеты «Герой нашего времени» и «Нуреев» (оба — совместно с Серебренниковым) на музыку Ильи Демуцкого, будет ставить «Чайку» того же композитора. Илья сообщил в фейсбуке, что в январе засел за работу. На этот раз в тандеме с Посоховым постановщиком выступит режиссер Александр Молочников. Результат увидим в середине лета. Если, конечно, до той поры все не обвалится под непредсказуемыми всплесками ковида. Ведь он уже показал, кто на Земле хозяин.

Дом Радио: скорбь или креатив?
Сколько же сломали копий вокруг переезда дирижера Теодора Курентзиса из Перми в Санкт-­Петербург! В самом деле, мог ли греческий юноша, явившийся в 1994 году в Питер учиться к Илье Мусину, рассчитывать здесь после консерватории на ­какое-либо значительное место. Но прошли годы. Он пообжился в суматошной Москве, закалился в Новосибирске, а потом превратил в столицу громких премьер холодную Пермь, куда «на него» слетались критики со всего мира. Феноменальный успех имели все его постановки и симфонические концерты на Зальцбургском фестивале.
И вот теперь ему, дирижеру мирового уровня, и его оркестру MusicAeterna передан в пользование Дом Радио в Санкт-­Петебурге.
Дом, построенный в 1912–1914 годах для Благородного собрания, с 1932 года занимало Ленинградское радио, которое во время блокады не прекращало вещать ни на день. Но к нынешним временам многие залы прозябали, являя собой картину запустения.
С приходом Курентзиса стало ясно: тут выметут каждый угол. И в среде избранных интеллигентов поднялся стилистически отточенный вой: «Дом Радио создан не для вас, ступайте прочь!»
Публика, большей частью обожающая Маэстро, ­как-то колебалась. И в конце концов порешили так: пусть у пустующего пространства появится шанс стать мировым музыкальным центром.
Большие опасения вызывала сохранность архивов. И 27 января уникальные записи Дома Радио были официально переданы в Государственный архивный фонд. В честь чего оркестр МusicAeterna исполнил первую часть Седьмой симфонии Шостаковича. Ведь именно из Дома радио 9 августа 1942 года на весь мир прозвучала эта великая музыка.
Курентзис и его соратники, помимо прочего, намерены оборудовать в своем новом прибежище классную студию звукозаписи с использованием уникальных акустических возможностей старинного пространства. А пока тут прошел фестиваль видеоарта и архитектурный диспут «Дары Византии».
Оркестр же репетирует: первые концерты 2021 года (Дебюсси, Равель, Стравинский) намечены в Москве. Но мы же одни такие бесшабашные, все зарубежные вояжи отменены. Потом, конечно, придется наверстывать по шажочку. Так огрызнулась нам летучая мышь.

За ручку с Одиссеем
Среди композиторов, с которыми тесно сотрудничает Курентзис, — Дмитрий Курляндский. Наблюдала его на дискуссии «Что произошло с оперным либретто в ХХ–ХХI веках?». Разговор свелся к тому, что к концу ХХ века композиторы стали писать уже не совсем оперы, иногда даже вовсе без вокальных партий. И Дмитрий Курляндский признался: «В наше время сочинять оперу — это каждый раз пересочинять жанр».
А у него как раз состоялась премьера оперы-­инсталляции «Некийя» в новом Культурном центре Андрея Вознесенского.
В крошечном на вид московском особняке XIX века вам открываются, как ­почему-то кажется, просторные залы, увешанные цитатами из стихотворений Вознесенского, уставленные инсталляциями в его духе. Сюда приучают ходить те остатки неленивой интеллигенции, которую по-прежнему волнуют последние новинки искусства.
«Некийя» — это путь Одиссея в Аид. В основу легли четыре поэтических монолога древнегреческих героинь — Кассандры, Альцесты, Эвридики и Иокасты, сочиненные Димитрисом Яламасом.
В темном зале на шести экранах проецируется видео художницы Елены Немковой — размытые картины, кровавые инфузории, яркие вспышки, какие мы видим, зажмурившись, на внутренней стороне век.
А до Одиссея (то есть, до зрителя) доносятся лишь отдельные звуки причитаний — отдаются эхом и исчезают в шорохах, стонах, шепоте и подвывании… Интригующе, нервно и… обаятельно.
Называется музыкальный стиль мудрено: экзистенциальный минимализм. Впрочем, термин-­чудовище не страшнее всплывавших в памяти древнегреческих трагедий.
И в Центре имени поэта, который так смело жонглировал созвучиями, «Некия» встала как по заказу.

Будет Антоновский центр
Уход из жизни Ирины Александровны Антоновой, более полувека руководившей ГМИИ им. Пушкина, завершил собой долгий этап его развития.
Сколько с ней связано воспоминаний! Ведь это она предложила Святославу Рихтеру проводить в музее фестиваль «Декабрьские вечера» (состоялся уже 40-й). Она была тончайшим ценителем музыки, и в Белом зале музея на концертах у нее было свое личное место.
Не скрою, что пользовалась ее доверием. Помню, как меня одну она пригласила записать спонтанные комментарии писателя-­фронтовика Виктора Астафьева, которого она водила по выставке «Москва-­Берлин».
А однажды раздался звонок: «Наташа, у нас сегодня закрытый вечер. Будет петь Чечилия Бартоли. Вы же ее так любите… Приходите, оставляю внизу билет…»
Пушкинский музей увековечит память Ирины Александровны. Ее имя будет носить Галерея искусства старых мастеров — одно из зданий будущего музейного квартала, за который она боролась десятилетиями. Имя Антоновой получит также новый международный исследовательский центр.
Ее памяти посвятят ежегодный симпозиум «Випперовские чтения», учрежденный ею в 1967 году. Чтения будут приурочены к сорокалетию эпохальной выставки «Москва — Париж» (1981) — какой же крови она ей тогда стоила!
Кабинет Антоновой превратится в мемориальное пространство памяти всех директоров музея, начиная И.В.Цветаевым.
Но для меня, пожалуй, самым важным было заявление нынешнего директора Марины Лошак о судьбе сына Антоновой Бориса Ротенберга, ментального инвалида, которому сейчас под 70: «Музей берет на себя ответственность за благополучие Бориса. Сейчас, как и прежде, он живет дома, в привычной атмосфере. Ему помогает надежный человек».
Как же я надеюсь, что мир и в самом деле не остался без добрых людей.
Наталья ЗИМЯНИНА