Счастье — впереди

 

«Я сделал  поэзию игрой

Юмор помогал преодолевать абсурд советской действительности.  Невозможно было  сохранить себя – остаться человеком, не относясь к  происходящему в   Москве или Пярну  с юмором и иронией. И, живя в довольно непростые  времена, однажды он написал  - «я сделал  поэзию игрой… веселой и серьезной». Потому что хорошо понимал, что без игры мир был бы беспросветно сер, безнадежно уныл и безысходно скучен. Самойлов  не  играл в шахматы,  в карты или  домино. Он играл в слова – словами. А уж так, как виртуозно он  владел Словом, мало кто владел из его современников.

Он   жил посреди балагана – тянулся к небу. Но был человеком не только неба,  который  только и делает, что размышляет о высоком, но и человеком озорным,  радующимся жизни, которому ничто человеческое не чуждо – ни общение за дружеским столом с друзьями, ни ухаживание за хорошенькими женщинами, ни употребление крепких напитков,  крепких слов и не менее крепких  выражений  (ко времени и месту). Он притягивал к себе множество самых разных людей не только своим незаурядным поэтическим талантом, но и роскошью человеческого общения. С ним было  интересно разговаривать, с ним было приятно выпивать, и  даже хорошо молчать.

Страна Курзюпия

В начале 76 года Д.С.  переехал из беспокойной Москвы в тихий и уютный Пярну. На какое-то время желанные   покой  и одиночество были обретены.  Но жизнь на краю империи была скучна и однообразна. Развлекался тем, что вместе со своим другом, литератором  Юрием Абызовым выдумали страну Курзюпию,  в которой жили курзюпы. Страна и народ очень напоминали Эстонию и эстонцев. У курзюпов были свой язык, свои поэты и философы. Д.С. даже написал целый трактат – «Курзюпия – ее история, достопримечательности и поэзия».

Абызов скрупулезнейшим образом, с не свойственной русским людям немецкой педантичностью, собирал все эти «стружки и опилки» с рабочего стола своего друга. И  в конце концов, проявив все свои редакторские способности, сделал из этих вольных шалостей пера законченную и цельную книгу.

«В кругу себя»

Книга «В кругу себя» впервые  (в весьма сокращенном виде)  увидела свет в издательстве VIMO (Вильнюс–Москва) и давно превратилась в библиографическую редкость (и ценность) по причине малого тиража (5000) и года издания (1993-й).

В это веселое, озорное и остроумное сочинение кроме всевозможных пародий, шуток, эпиграмм и эпистолярных посланий друзьям вошли также иронический роман в письмах, «научные трактаты» и «исторические» штудии», посвященные   Курзюпии. Совершенно по-новому раскрылся здесь его неподражаемый юмор. Сначала  предназначавшиеся для «внутреннего пользования» эти (выражаясь торжественным штилем) плоды вдохновения, собранные воедино, сложились в нечто цельное и приобрели новые черты, и то, что, казалось, было интересно отдельным людям – друзьям и близким Д.С., стало интересным и читателю.

В конце 1990-х по просьбе Абызова  я предпринимал  попытки издать ее в полном виде, но все они окончились неудачей. В   начале 2000-х книга вышла в московском издательстве «Прозаик», но опять-таки в урезанном виде. В предисловии  Юрий Иванович   писал, что Давид Самойлов «строго разграничивал «серьезное» для всех и «шутливое» для немногих своих. Хотя признавался, что «наработанное» в смешном плане порой сказывается и на «серьезном», позволяя чувствовать себя непринужденно, давая возможность «валять дурака на уровне художества».

 «Валяние дурака» в 90-е издателей  не заинтересовало– заинтересовало в нулевые. Очевидно, в эти годы «валяние» на этом  уровне стало насущно необходимым.  Книгу быстро раскупили, и  «Прозаик»  выпустил ее вторым тиражом – времена на дворе изменились.

 Рукопись, которую  собрал  Абызов,  я  передал сыну Д.С. от первого брака с Ольгой  Лазаревной Фогельсон – Саше. Может быть когда-нибудь удастся напечатать ее в том виде, в котором она была им собрана, и читатели сумеют получить целостное представление об этом эпохальном (я не шучу) труде.

О смысле жизни

Вот некоторые афоризмы из этой книги:

Мытлемизм (так называлось учение местного философа – Г.Е.)  считает, что все должно оставаться, как есть, иначе будет, как никогда не было.

Чувство юмора не применимо к семейной жизни.

Смысла  жизни   в общем нет. Он есть только в частностях. 

А все-таки: есть ли смысл жизни? Смотря когда.

Надо сохранять разум даже в тех обстоятельствах, когда он совершенно ни к чему.

 Истина – это правда по истечении времени.

Попробуйте умереть два раза.

 

А вот  стихи:

Кто истину найти напрасно тщится,

Скажу: ищи и дальше, старина!

Пусть истина горька. Она горчица,

С которою вкуснее ветчина.

 

Пантрягин и Обозов

К Абызову,  собирателю и одновременно хранителю курзюпского архива, были обращены многочисленные дружеские послания поэта, между ними постоянно происходил обмен мнениями о вялотекущей советской действительности. Но Юрий Иванович был не только собирателем, хранителем, редактором и проч. этой книги, но и одним из ее героев наряду с самим ее автором и его женой, которая выступала под именем Капитолина (случай в истории литературы уникальный, во всяком случае, я подобного не припоминаю). Абызову же дано было имя Егор Обозов – по ассоциации с героем романа «Егор Абозов» Алексея Толстого, который писал его, но так и не закончил. Самойлов и его друг тоже сочинили роман (у Толстого, между прочим, соавтора не было, но на то он и Толстой), который назывался «Пантрягин и Обозов. Опыт антиалкогольного эпистолярного романа на излете эпохи» и тоже (испытывая влияние классика) его не закончили (на фразе «потому что заснул» поставили не точку, а многоточие, и уведомили читателя: «На этом рукопись романа обрывается, как и все чудесное»).

Отмечу, что наши творцы были не только его создателями, но и его действующими лицами (Толстой до этого не додумался). Под именем Пантрягина выступал поэт, который, обращаясь к своему другу, звал его то «Егор Иваныч», то «Егор Исаич», но Обозов принимал со смирением и то и другое и не жаловался.

К сожалению, этот забавный иронически-героический роман в книгу, изданную «Прозаиком», не вошел.

«Эпоха - мать!..»

Я приезжал к Д.С. довольно часто, иногда по два раза в год – зимой и летом. Когда мы садились за коньяк и кофе, мэтр любил   с выражением читать  стихи  старого неизвестного курзюпского поэта, творившего в достаточно темную эпоху (пусть кто-нибудь из читателей, положа руку на сердце,  скажет – бывали ли  когда-то в истории человечества  светлые эпохи?).  Что, впрочем, говорил  Самойлов,  не  мешало оставаться ему оптимистом.  Что в свою очередь, подчеркивал он,   свидетельствует о силе духа курзюпов,  их нравственной стойкости и непоколебимости пред всеми ужасами жизни. Из всего, что писал  старый  курзюп, нашлось всего два стихотворения (процитирую только одно). Возможно, остальное исчезло, как и он сам, в пучине вечности: «Эпоха - мать! Ее этическое

назначенье смутно… (пропущено) а все равно тебе воткнут… Но

однако счастье впереди!..».

Как говорила Анна Ахматова  -  поэт всегда прав.

От себя добавлю – даже если он  курзюп.

Прошли годы, в сегодняшней России принято все запрещать -  и это запретили, и -  то, и другое.

И все испугались.

Бояться не надо.  Разделим оптимизм неизвестного  поэта. А  то,  что запретили,  нам это что –   впервые?

Счастье – впереди.

Геннадий ЕВГРАФОВ