Луиза Глюк и её сад

Колумнист израильского информационно-аналитического сайта «Детали» Владимир Лазарис начинает свою статью «Чего стоит Нобелевская премия по литературе?» (11.10.2020) с типичного вопроса: «Признайтесь честно, вы когда-нибудь слышали об американской поэтессе Луиз Глюк (Глик)?»

Вопрос риторический. Предполагающий ответ: конечно, нет, да кто ж о ней вообще слышал?! да кому она вообще нужна?! Далее Лазарис демонстрирует, что Нобелевская премия всегда присуждалась исключительно по политическим соображениям, достойные люди (внушительный список прилагается) её не получали, а получали вполне себе второсортные авторы. К ним, прямо он не говорит, но контекстуально очевидно, относится и Луиза Глюк.

Отвечу попунктно.

Многие достойные авторы Нобелевскую премию действительно не получили, но многие ведь и получили: Бернад Шоу, Кнут Гамсун, Анри Бергсон, Томас Манн, Шмуэль Йосеф Агнон, Нелли Закс, Исаак Башевис Зингер… Луиза Глюк в хорошей компании. Конечно, политические соображения играли роль, но это не отменяет того очевидного факта, что Иван Бунин – прекрасный писатель, а Иосиф Бродский – прекрасный поэт.

Если вы вместе с Лазарисом о Луизе Глюк не слышали, это ведь вовсе не значит, что никто не слышал. Луиза Глюк одна из наиболее известных в США поэтов, автор шестнадцати поэтических книг и двух сборников эссе, посвящённых поэзии, лауреат всевозможных премий, первую получила в 1986 году, список премий, достойно увенчанный Нобелевской, занимает целую страницу.

Лазарис сетует, что Луизе Глюк Нобелевскую премию дали, а Давиду Шахару (он в своё время номинировался) – не дали. Теперь признайтесь честно, вы когда-нибудь слышали об израильском писателе Давиде Шахаре? Не слышали? Значит ли это, что Луиза Глюк и Давид Шахар – авторы так себе? Есть, конечно, люди, уверенные в том, что всех достойных писателей они знают: если не читали, то уж наверняка слышали, а если не слышали, то оно того и не стоит.

На русский Луизу Глюк переводили, нельзя сказать, что обильно, но переводили. Последняя известная мне публикация – поэма «Дикий Ирис»: издательство «Водолей»,  одно из наиболее культурных и престижных издательств России, основанное ныне покойным, увы, Евгением Витковским, перевод живущего в Балтиморе поэта и переводчика Бориса Кокотова (2012). «Дикий Ирис» – одна из лучших, если не лучшая, книга Луизы Глюк – о ней далее и пойдёт речь.

Луиза Глюк родилась в 1943 году в Нью-Йорке в еврейской семье, родители её похоронены на еврейском кладбище. Фамилия её на английском: Glück – нормативно должна читаться как «Глюк». Однако можно встретить транслитерацию «Глик», воспроизводящую идишское звучание. «Глюк» по-немецки «счастье», на идише «счастье» – «глик» ????)). Сама поэтесса называет себя Глик. Достаточно частый случай, когда написание и произношение этнических фамилий в английском не совпадают.

Дмитрий Быков даёт иное объяснение: «В русской традиции привычнее называть ее Луиза Глик. Потому что “Глюк” у нас имеет совершенно конкретные коннотации». Стало быть, потому что коннотации. Молодец!

 

«Дикий ирис»

Поэма, состоящая из 54-х стихотворений-монологов. По числу недельных разделов, хотя, скорей всего, это просто совпадение. Женщина в саду. Сажает цветы, ухаживает за ними, наслаждается ими, огорчается, видя, как они увядают. И Б-г в этом саду присутствует. Все говорят друг с другом. У каждого своя, не совпадающая с иными, правда, у каждого своя картина мира.

Повествование без повествователя. О персонажах и движении сюжета можно узнать исключительно из монологов, принадлежность которых не всегда ясна. Объективный (авторский, повествовательный) взгляд и голос принципиально отсутствует. Никакой попытки описать происходящее со стороны. Никакой попытки гармонизации многоголосия,  последнее, подводящее итог, слово отсутствует. Чтобы исключить соблазн гармонизации, первое и последнее слово дано не Б-гу, даже не женщине – цветам, причём разным цветам – с разными голосами. Гармонизация, конечно же, существует, но только в сфере эстетики и эмоций – не дискурса.

При поверхностном чтении может сложиться впечатление театра абсурда. Каждый персонаж пользуется случаем сказать свою правду, раскрыть свою душу, совершенно не интересуясь, что на душе у соседа. Ни малейшей заинтересованности в собеседнике. Монологи не складываются в разговор. Полифоничность налицо – диалогичности не видно (не слышно). Женщина и Б-г зачастую произносят несколько монологов подряд – как бы демонстративно не дожидаясь ответа.

Явной и непосредственной реакции действительно почти никогда нет, но это не значит, что её вообще нет. Ответы порой идут не от тех, кому заданы вопросы. Одни и те же темы в различных аранжировках звучат в разных монологах. Есть сложная музыкальная перекличка. Есть напряжённость, столкновения, развитие сюжета, лишённого единого повествователя.

Пространство поэмы – сад с окружающими его полями и холмами в некотором, никак не взаимодействующем с внешним миром, ничуть не нуждающемся в нём, выделенном из него, месте. Вообще –  ничто не говорит о его (внешнего мира) существовании. Сад с окрестностями – как весь мир. Вполне самодостаточен.

Сад — мистическое место: копия рая. Так понимает это женщина. Но об этом говорит и Б-г: «Единым жестом я укоренил вас во времени и в раю». «Взял Г-сподь Б-г человека и поселил его в саду Эдена, чтобы он возделывал и оберегал его (Берешит 2:15). Что женщина со тщанием и любовью делает. Но она гадает о смысле.

 

Недостижимый отец, когда мы были

изгнаны с небес, ты создал

копию, место, чьё отличие

от небес заключалось в его назначении:

преподать  урок; в остальном –

полное сходство: красота там и здесь,

красота без изъяна. Одно неясно:

в чем состоял урок?

 

Один из первых монологов поэмы, задающий общий контекст всего дальнейшего.

Сад, созданный Б-гом для одному ему ведомой цели.

Мужчина и женщина с заданием, выполнить которое они могут только вместе.

Б-г оставляет их наедине друг с другом. Кажется недостижимым. Следствие изгнания.

Копия небесного сада, по красоте не уступающая оригиналу, всё-таки разительно отличается от него — не только вопросом о смысле: место это полно печали, предчувствия смерти, тоски по Б-гу, который, хотя и возникает время от времени, но постоянно исчезает из жизни женщины, причиняя ей боль.

Первое обращение женщины к Б-гу: «Недостижимый отец». Отношение как к отцу сохраняется на протяжение всей поэмы, но на него накладывается и переплетается с ним иное отношение: как к возлюбленному. Вполне библейский образ. Поэма наполнена утончённой мистической эротикой. Женщина постоянно обращается к Б-гу, страдает от его отсутствия, открывает его даже и в этом отсутствии,  обвиняет его, ужасается от того, что она лишь подопытное существо, радуется, что это не так, что он рядом, что она любима, впадает в отчаяние, испытывает восторг, пререкается, не может до него достучаться, говорит о нём и о себе интимное «мы», бранится, что не отвечает — так можно только с совсем близкими.

В монологах женщины слово «Б-г» отсутствует. Она никогда не говорит о нём в третьем лице – только во втором: никогда «он», но всегда «ты». «Я и Ты» Бубера.

Женщина хочет от Б-га большей человечности — Б-г хочет, чтобы женщина отрешилась от слишком человеческого, чтобы она переросла самоё себя. Она привязана к миру, к его многообразию и красоте — он хочет, чтобы она встретилась с ним не только в этом многообразии и красоте, но и по ту сторону, — где есть только он: «ослепительный свет», «темнота и молчание». Это при том, что ослепительный свет невыносим, а темнота и молчание на протяжении всей поэмы – атрибуты ужаса и смерти.

Молчание Бога приводит женщину в отчаяние.

Она ему говорит: «Ты должен понять, нет пользы в молчании».

Он ей говорит: «Ты должна полюбить молчание». Он требует от неё невозможного.

Между тем время движется от утра к вечеру, от весны к осени, от рождения к смерти.

Сад женщины обречён.

В конце концов женщина отрешается от надежд, сомнений, рефлексии, отказывается от своих недоумений, вопросов, обид, отказывается от разнообразия и великолепия мира, чтобы обрести иное великолепие, несравненно великолепнее земного, она принимает трагизм вечера и осени, преодолевает ужас смерти, которым наполнена. Оставленность — вот главное, вот что  приводит её в отчаяние, со всем остальным она уже готова смириться, но только не оставленность, и тут вдруг чувствует его руки, остальное уже не имеет значения.

Михаил ГОРЕЛИК