Ксения Драгунская: «Больше чуда не будет…»

- Ксения, для начала хотелось бы поговорить с Вами о прекрасном – о чудесной наследственности, опровергающей дурацкий постулат, что «природа отдыхает на детях гениев»…  

- О, это «прекрасная» поговорка, у неё такой же кухонный, котлетный душок, как «путь к сердцу мужчины лежит через желудок» и всё в таком духе. Люди даже не понимают, как они обнажаются, талдыча вот эту пургу про детей гениев. Обнажаются как туповатые завистливые лузеры.

- Ваш вклад в литературу и воспитание молодёжи весьма заметен, и Ваша авторская  интонация очень похожа на папину – такая же добрая, смешная, немного хулиганская. Большинство интервьюеров обычно начинают разговор с упоминания Виктора Драгунского, любимейшего писателя нескольких поколений. Мне тоже до сих пор кажется, что дети, зачитывающиеся «Денискиными рассказами», просто не могут вырасти глупыми и злыми людьми. Виктор Драгунский написал книжку, с которой можно дружить, как с человеком, находить там поддержку и утешение. Например, рассказ «Зеленчатые леопарды» с моей любимой цитатой: «Когда болеешь, все тебя любят». Я часто болела, вероятно, потому, что только это вынуждало вечно пропадающую на работе маму оставаться дома со мной. Вы согласны с тем, что «нужные книжки» - это лучшее воспитание?

- Мне очень приятно слышать эти слова.

Лучшее воспитание – это не только книжки, но и фильмы, и поездки, и рассказы о предках, одним словом – общие переживания. Преемственность поколений. Очень жаль, что ни я, ни мой сын Артемий не застали бабушек и дедушек. Такие вот грустные последствия того, что я – поздний ребёнок. Но я рассказывала сыну про его невероятных предках. Вся наша гомельская родня, с переездами в Нью-Йорк и возвращениями, загадочные истории про моего прадеда,  отца моей бабушки – считалось, что он умер в Гомеле в конце двадцатых годов, но выяснилось, что прекраснейше жил в Америке до конца сороковых годов и даже издавал детский журнал на идиш.

- Виктору Драгунскому достались 60-е годы – время надежд и веры в светлое будущее. Потом, в конце двадцатого – начале двадцать первого веков все мы словно попали в какой-то темный туннель – есть ощущение конца, но света не видно. Тут без юмора не выжить. Искренность и добрая улыбка – отличительное качество прозы Драгунских. Припомните, с какого момента Вы почувствовали, что отец вами доволен?

- Да сразу. С первого рассказика, написанного в подростковом возрасте. Думаю, отец оценил бы искренность и бескорыстие моих первых и последующих опытов. Я не планировала становиться литератором, просто поговорить было не с кем. Если бы со мной, подростком, разговаривали, если бы были более доверительные отношения с мамой, я бы никогда не начала писать. Писателями становятся от одиночества.

- Ощущение счастья в детстве – очень конкретно, и его можно испытывать по сто раз на дню. Какое оно было? Я читала в каких-то интервью: собака, велосипед, летняя свобода… А в чем для Вас счастье?

- Когда пишется хорошо. Когда просыпаешься одна в просторном доме, а впереди день, принадлежащий тебе, и ты сама себе принадлежишь.  Я люблю, когда удаётся побыть одной, наедине со своими мыслями, с книжками и музыкой. Люблю быструю езду на машине под любимую музыку. Путешествия, малолюдный берег Балтики – счастье.

- В той, нашей прошлой, жизни, кажется, не было человека, не читавшего или не слышавшего о писателе Драгунском.

- Да, и это при том, что тиражей больших у отцовских книг не было.  Маме приходилось выбивать, буквально выцарапывать каждое издание. Я помню эти вечные её звонки в издательства, в Комитет по печати, как она добивалась встречи с начальством…

Ну и правда, кто в годы застоя станет обильно издавать беспартийного  писателя, родившегося  в Америке еврея, с рассказами про общечеловеческие, отнюдь не «идейные» ценности?

Мама была очень предана памяти отца, и именно благодаря этому Драгунского изредка издавали. А читатели очень его любили, книжек было не достать. И вот грянул капитализм, и тут уж издатели взялись, что называется, «по серьёзке». Стали выходить такие красивые, изумительно напечатанные книжки! Жаль, папа их не увидел…

- А сегодня? Кого из современных писателей Вы могли бы назвать властителями детских душ?

 - Сейчас очень много отличных современных детских писателей. И те, кому надо, их хорошо знают. Зачитываются Сашей Блиновым - чудо что такое… А Артур Гиваргизов, а тандемом Женя Пастернак – Андрей Жвалевский, Ася Кравченко, Дина Бурачевская - поэт милостью Б-жьей… А Юра Нечипоренко,  «локомотив» современной детской литературы. Саша Дорофеев, Тим Собакин, Маша Ботева...

- У текста есть Автор, а мультики, фильмы, компьютерные игры – дело  коллективное. Общая ответственность, обычно безымянная, то есть ничья. Фильмы, например, рекламируются следующим образом: от продюсеров таких-то. Значит, и книги будут так представлять?

- Уже так и есть – «Издательский дом Пупкиных представляет роман века гения современности писателя Потютякина…»

- Вы много пишете для театра. Сложен ли для Вас как драматурга путь до готового спектакля? Часто ли Вы разочаровывались в постановке?

- О, да! Это вообще всё очень странная, почти мистическая история. Я окончила сценарное отделение ВГИКа. Уже на уровне курсовых работ, которые снимали по моим сценариям студенты-режиссёры, я почуяла, что текстам моим противопоказано чужое вмешательство. Но не прошло и нескольких лет, как меня втянул, всосал в себя театр, я стала театральным автором, драматургом. Я этого совершенно не планировала. Расцениваю это как мистическое поручение от отца – театр был его главной страстью, он окончил театральную мастерскую Алексея Дикого, после войны руководил театром пародий «Синяя Птичка»… Есть ряд спектаклей и несколько режиссёров, которых я обожаю и которым доверяю безоговорочно – Оля Субботина, Саша Огарёв, Коля Крутиков, Лена Салейкова, Тимур Насиров… Но в большинстве – увы…

Наверное, чем ярче на тексте стоит, так сказать, «авторское клеймо», тем сложнее бывает театру и режиссёру с этим текстом справиться. Тут должен быть авторский театр, в котором, например, очень преуспел Николай Коляда. Но у меня нет ни режиссёрских амбиций, ни особой любви к театру. Вся эта моя «головокружительная  карьера» драматурга – чистая случайность, и я благодарна за неё судьбе - за путешествия, встречи с необыкновенными, зачастую абсолютно безбашенными людьми.

- Я знаю, что Вы держите руку на пульсе современной драматургии, поскольку курируете драматургов в Союзе театральных деятелей. Как объяснить, что количество современных текстов для сцены непрерывно растет, но это не особо влияет на репертуар большинства театров, особенно академических. Режиссеры привычно тянут на сцену  Чехова, Горького, Гоголя, а завлиты так же привычно жалуются на отсутствие хороших пьес. Может, что-то с завлитами не так?

 - Нет, ну уж сейчас-то заявлять, будто нет хороших современных пьес, может только безумец. Или клинический бездельник. Если подобное говорит завлит (во многих театрах эту должность совмещает пиар менеджер), то это - профнепригодность. При таком изобилии драматургических конкурсов, при наличии финального конкурса «Кульминация. Пьеса года»  не найти подходящую театру по всем параметрам пьесу – это надо просто тупо не хотеть. Да возьмите хоть всю обойму учеников Коляды – надолго хватит и нестыдно людям показать, как говорится.

- Нынешний театральный сезон убит карантином и неизвестно, поднимется ли к осени. Вообще, неизвестно, что ожидает всю российскую культуру. Лично мне страшно наблюдать, как утопические романы Замятина и Оруэлла, абсурд Кафки и Ионеску становятся реальностью. Писатели – пророки. Каков ваш прогноз?

-  Я – оптимист, неисправимый. Однако сейчас мой прогноз мрачен. Есть такая детская присказка: «Первый раз прощается, второй раз запрещается, а на третий навсегда закрываем ворота». Вот это про нашу страну. Г-сподь уберёг нас от гражданской войны и в 1991-ом, и в 1993-ем. Всё, больше чуда не будет. Разрыв между крайней нищетой и наглой роскошью, бесстыжесть и  цинизм властей, этот плевок в лица родителям и детям в виде 10 тысяч рублей единовременно, безнаказанность одних и тупая жестокость других – это уже не может быть спущено на тормозах. Увы, будет страшное.

- Творческому человеку для выражения своих мыслей, пожалуй, кроме таланта и жизненного опыта ничего не нужно. Многие авторы сами приходят к читателю в виде аудиодисков. Почему-то Ваших текстов не нашла в Интрнете.

- Есть, есть у меня диски с детскими рассказами, там полный «ксюшатник», читают Ксении – Алфёрова, Стриж, Кутепова, Ларина. Плюс Ксения Стриж подготовила дивную чтецкую программу с моими рассказами - детскими и взрослыми,  надо бы, чтобы она её записала. Я тоже люблю читать своё, сейчас начитываю клочки из последнего, ещё недописанного, романа.

- Как Вам пишется на карантине, в условиях самоизоляции?

- Мы уехали в деревню, в Псковскую область, в таинственные, многострадальные, попадавшие «под раздачу» с двенадцатого века места, очень вдохновляющие. Там я завершаю роман.  Но самое ценное: я никогда не имела возможности наблюдать изменения природы с конца марта по сей день. Даже не знаю, когда бы появилась такая возможность, кабы не эта зараза.  

Б-жий мир прекрасен. И для всех нас оставляет надежду на лучшее.

Беседовала Лариса КАНЕВСКАЯ