Профессия: Дектор

С первых московских дней стали очевидны масштаб его притязаний и серьезность планов. Он желал наполнить еврейскую жизнь достойным содержанием, глубиной и осмысленностью. Не больше и не меньше.

Ему многое удалось. И главное – создать клуб, сделать его привлекательным для еврейской творческой интеллигенции.

Все мы разные и всего среди нас хватает. Вот только до обидного мало подлинных делателей, строителей, созидателей. А все просто: перефразируя театрального классика, одни любят себя в еврействе, а он, Феликс, – еврейство в себе. Чтобы стать таким, пришлось быть драчуном, диссидентом, одним из тех, первых, кто сильно достал советскую власть.

Да, так про клуб. Феликс настаивал на том, что «Ковчег» должен собирать именно интеллигентных и именно  евреев, которые не путают свои дела с чужими. Работы здесь было невпроворот, и он ее не боялся.

Он создал пространство взаимной приязни.

Главный принцип Дектора – все должно быть первого сорта, высокого качества. Если семинар поэтов – то ведет его Асар Эппель, великий всеми признанный стилист. О театре рассказывают прославленные драматурги Григорий Горин и Виктор Славкин. О кино – Андрей Хржановский с Тонино Гуэррой, как раз оказавшийся в Москве. Имена - только первого ряда. Чтобы не путаться – кто мы и откуда. Каждый семинар, на выезде или дома – непременно с участием значительной персоны (без иронии).

Но главное – в другом. Пройденная Феликсом школа жизни позволила всем нам, птенцам декторовым, считать его своим министром культуры.

Сейчас мне кажется, что он был счастлив. Даже в сумрачные времена кромешного безденежья.

Только с его уходом стало понятно: Феликс Дектор - это особое состояние организма, когда поступки почти автоматически следуют за идеями.

 

Ковчег Феликса Дектора

 

Юрий Каннер, президент Российского еврейского конгресса:

«Не могу читать сообщение.  Слезы сглатываю. Оплакиваем Феликса Дектора. У него было много друзей – и в Израиле, и в Литве, и в Москве, где он жил последние двадцать с лишним лет, лишь наезжая в Иерусалим. И для многих из них он стал ориентиром и поводырем. Я в их числе. Каждая встреча с Феликсом, каждая беседа с ним была приобщением к высшим сферам, приподнимала над обыденностью.

Ему не нужны были ни звания, ни должности, ни какой-либо официальный статус. Он начинал говорить – своим обманчиво вкрадчивым голосом, с улыбкой – то ли застенчивой, то ли насмешливой, и всякий понимал, с кем имеет дело. От него веяло культурой – в том исконном значении слова, которое теперь почти не используется – слишком мало, к кому и к чему его можно относить.

Не случайно его самиздатовский журнал, который сделал Феликса Дектора, чрезвычайно успешного советского литератора и редактора с высокими гонорарами и особняком в центре Москвы, отщепенцем-диссидентом и вражеским элементом, так и назывался - «Тарбут», то есть «Культура». И пришлось продолжать это издание на более подходящей для еврейской культуры почве – в Иерусалиме. Феликс оказался в Израиле в середине 70-х, когда там было совсем не до русско-еврейской культуры. Вот он ее и стал лелеять и взращивать, основав русское издательство, что являлось такой же дерзостью, как выпускать еврейский журнал в Москве.

Символично название и другого знаменитого проекта Дектора – общество и одноименный альманах «Ковчег», который он основал в Москве и распространил на Иерусалим. Ему нравилось быть таким Ноем – собирать людей, направлять их и приводить в какие-то дали и выси, куда они сами, может быть, и не добрались.

В сущности, всю жизнь он именно этим и занимался. И когда в застойном СССР, блистательно переведя и не менее блистательно издав романы Ицхокаса Мераса, открыл советским читателям, советским евреям в особенности, мучительную правду о Холокосте. И когда возделывал основанный им оазис русской еврейской культуры в Иерусалиме. И потом в Москве…

Лично мне именно Феликс открыл Жаботинского. То есть я, конечно, знал, кто это такой. Но то было такое знание, как если время от времени проезжать мимо Третьяковки и ни разу не заходить внутрь. Рискну предположить, что у большинства из нас еще несколько лет назад представления о Жаботинском были именно такие. И Феликс это знал. Именно потому он, будучи уже очень немолодым человеком, поставил перед собой цель издать по-русски всего Жаботинского. Всего! Над ним подтрунивали – Сизифов труд. А он взялся – и продвинулся к своей цели очень далеко. Но сегодня Жаботинского знают не только как политика – основателя ревизионистского направления в сионизме (у власти в Израиле почти бессменно в течение 40 лет – его последователи), но и выдающегося русского писателя и публициста.

Он не успел довести свой труд до конца. Не хватало, как всегда, денег – никто не думал, что не хватит времени. Все мы, конечно, знали о его возрасте, но никогда не называли его преклонным. К Феликсу это просто не могло относиться. И то, что его не стало, кажется вопиющей несправедливостью, несмотря на возраст, несмотря на то, что надо говорить в таких случаях – Барух даян эмет, то есть соглашаться с решением Того, кто судит. Пока смириться не могу.»

 

Мария Шенбрунн-Амор, писатель, дочь Феликса Дектора:

«Всё правда, друзья. Папы больше нет. В последний раз мы беседовали в среду. Видимо, из-за ковида он сказал мне, что смерти не боится. Повторил известное: пока я жив, смерти нет. Когда она наступит - меня не будет.

Феликс - значит счастливчик. До последнего момента остался счастливчиком. Прожил длинную, деятельную жизнь, заполненную тем, что считал важным. В последние годы издавал полное собрание произведений Жаботинского. Всех знал, все его знали.

В восемь вечера еще был в полном порядке, ночью скончался от обширного кровоизлияния в мозг, не приходя в сознание. Так и не встретился с собственной смертью.

Барух даян а-эмет.

Я совершенно потеряна. Я знаю, что его больше нет, но не могу этому поверить.

Википедия говорит, что он родился в декабре, но это враки. Он родился в день начала войны, 22 июня 1930 года. Чуть-чуть до 90 не дотянул.

Папа умер этой ночью, похороны уже состоялись. Его сыновья проводили его.»

 

Виктория Мочалова, историк, общественный деятель:

«У меня много воспоминаний о Феликсе...

Вот он впервые видит моего маленького сына и говорит: "Такэ малэньке, а вже жидэня!"... Вот он приезжает к нам прощаться перед алией, просит встретить его у метро - за ним слежка. Встречаю, идем к автобусу, он мне показывает на двух топтунов. Мы входим в переднюю дверь, они - за нами. Тогда мы пробираемся к задней двери - и быстро выскакиваем, они - за нами. Так мы и играли с ними в прятки, до самого подъезда, куда они вбежали, чтобы посмотреть, на какой этаж... В Израиле он был первым, кто дал моему сыну работу... Вспоминаю его чудесные рассказы про бабушку (например, она говорит: "Однажды в нашу дверь позвонили. Открываю - там никого. И представьте, ровно через 4 года, 7 месяцев и 19 дней началась война!").»

 

Борух Горин, руководитель Департамента общественных связей Федерации еврейских организаций (ФЕОР):

«Предсказуемо весь день думаю о Феликсе Декторе.

В нем не было пафоса, хвастовства. Хотя имел право. Он не жил в истории, а делал ее. И в 70-е, когда история могла и шандарахнуть по голове. Но это адреналин, дух противоречия. А он продолжал творить историю и в скучные времена. До самой смерти.

А ещё у него было очень мягкое чувство юмора. Не просто тонкое, а мягкое. Для себя. Он мне так рассказывал про довоенную компартию Литвы: «Там же половина была — евреи. А вторая половина — еврейки!».

И море обаяния. С ним было приятно просто поговорить.

89 лет. Возраст. Но мне его будет не хватать. Вот так и надо прожить жизнь — чтобы твоё отсутствие ощущалось.»

?????? ?????

 

Юрий МАРЬЯМОВ