Узник гетто вырос в большого ученого

Счастливое, беззаботное детство Якова прервала вой­на. Его отец эвакуировал завод, потом вместе с группой добровольцев, пытаясь оказать сопротивление нацистам, погиб в первые же дни вой­ны. Мама с детьми не смогла эвакуироваться, и они оказались узниками концлагеря.
Вот что рассказывал об этом Яков Захарович в одном из своих поздних интервью.
— Нас с мамой и сестрой не пустили при эвакуации в сторону Москвы… Не пустили, потому что опасались проникновения с беженцами вражеского русскоговорящего десанта, и мы от Брянска катились обратно в общем потоке. По дороге нас перехватили немцы на мотоциклах и пригнали в город Балту Одесской области, где устроили гетто. До августа 1943 года мы были в лагере, маме там все кости переломали. Она всех спасала, рискуя жизнью. Потом мы попали к партизанам. Если бы нас не освободили, я бы погиб, потому что первую операцию мне там сделали: маникюрными ножницами отпилили ступню. Без наркоза, без бинтов, без ничего. Четыре года в военном госпитале пролежал. Мне пытались пластику сделать, пересадить стопу убитого, но неудачно. В итоге — обморожение, газовая гангрена, попадание гнилостных инфекций и так далее. Ну и врачи военные говорили маме — “давайте усыпим его, разве вы не видете, что он не жилец, не будет соображать, ходить не сможет никогда, конечно”. А мама отвечала — “вы фашисты или военные врачи?”. И всю последующую жизнь я доказывал, что я хожу, что я соображаю. Я и наукой занялся прежде всего ради того, чтобы показать ей свою дееспособность и её великую правоту…
Переболевший в лагере всеми возможными болезнями Яник (так звали его в семье), стал тяжелым дистрофиком. Позже он посмеивался: «Меня мама родила очень крупным ребенком — весом пяти с половиной килограммов. Ровно столько я весил, когда вышел из лагеря».
В 1948 году семья оказалась в Янга-­Юле, под Ташкентом. И Яков, получавший до этого только мамино — домашнее — образование сразу поступил в шестой класс.
В школу его приносили, ходить он еще не мог. Его приносили и сажали. Причем долгие годы он был на наркотиках — из-за опасности болевого шока. Потом перевели на курение. После каждого урока его приносили в кабинет завуча, он выкуривал три дешевые папиросы,?— и его возвращали обратно в класс.
— В школе я сразу же стал проявлять свой дурной еврейский нрав: доказывал учителям, что их математические утверждения банальны, и я смогу решить задачи иначе,?— вспоминал позднее Месенжник.?— Директор школы Орлов, фронтовик, он нам физику преподавал, вспоминал: «Я боялся идти на урок. Этот инвалид не давал мне рта раскрыть». А он был хороший учитель, но я задавал вопросы на уровне третьего курса института...
Ходить Яков начал в 16 лет, сначала с палочкой. В институт пришел сам, тогда он, по его признанию, уже и в драки ввязывался, чуть только слышал антисемитские оскорбления. Выбирал вуз методом исключения. Хотел выучиться на хирурга — но мама отсоветовала, сказала, что он со своим характером будет с каждый больным умирать; в закрытые ядерные институты с его «носом» было не сунуться. И поступил в Политехнический, на электромеханический факультет — при том, что в глубине души мечтал о консерватории.
Яков рассказывал:
— Я до сих пор ни одной ноты не знаю, хотя у меня абсолютный слух с детства. Когда проходили вой­ска через наш город, я выходил и пел. Командир полка подарил флейту, я тут же её освоил, но немцы у меня её отобрали. Учась в школе, в институте, я участвовал в художественной самодеятельности. Даже основал джаз-оркестр. Мы играли джаз с африканским уклоном. Я подбирал мелодии по слуху на фортепиано, аккордеоне, контрабасе, был певцом и дирижёром. Все думали, что я мэтр. Но ноты знали все, кроме меня. И на протяжении семи лет после окончания института мы давали бесплатные концерты. Нас постоянно звали играть на разные мероприятия. Но между делом я женился, и тут же получил ультиматум от жены: «Или ты продолжаешь ездить и тебе вешаются на шею все солистки после каждого концерта, или…». Тогда-то я решил сосредоточиться на науке. Поступил в заочную аспирантуру Института ядерной физики. В этот момент евреям это позволили — на дворе была настоящая оттепель. Одновременно с учёбой в аспирантуре работал в закрытом НИИ.
Музыка сослужила Месенжнику неожиданную службу.
Однажды на переговорах о пробных буровых работах российская делегация во главе с Месенжником не могла получить согласия украинских коллег. Расстроенный Яков Захарович предложил вместо обеда съездить в музей Полтавской битвы. Музей оказался закрыт. Но деревенские мальчишки добыли у сторожа ключи. Увидев старинный клавесин, профессор Мессенжник попросил разрешение сыграть на нем. И зазвучала музыка Бетховена. Украинцы затихли, и, потрясенные испытанными чувствами, согласились на все условия договора.
Но это было много позже — когда Месенжник уже работал в Москве. Но начинал он в Ташкенте — почти тридцать лет, с 1958 по 1984 год, работал на инженерных и руководящих должностях в Ташкентском НИИ кабельной промышленности, занимался разработкой кабелей, применяемых при бурении и эксплуатации скважин.
В 1972 году в республиканском издательстве Академии Наук Узбекистана вышла фундаментальная монография Месенжника “Кабели для нефтегазовой промышленности”, в основу которой легли многочисленные исследования, внедренные в республике.
На книгу откликнулась научная общественность за пределами Узбекистана. Российские и украинские академики предложили присудить автору монографии степень доктора технических наук. Однако защищать докторскую диссертацию Якову Захаровичу довелось лишь спустя 12 лет в Ташкенте. Тогда же Месенжнику предложили переехать в Москву, где он и создал базовую лабораторию по нефтяной тематике, которая за годы работы внесла решающий вклад в разработку, технологическую адаптацию и эксплуатацию широкой гаммы специальных кабелей для поисков и добычи нефти и газа.
Яков Месенжник, признанный ученый и организатор науки, был удостоен высшей международной ученой степени Grand PhD, ученого звания Full Professor, звания заслуженный деятель науки РФ, избран действительным членом разных академий.
Месенжник был награжден многими почетными медалями, среди них Большая золотая медаль Эйнштейна, которой он удостоен не только как выдающийся ученый и организатор науки. Это награда за человечность, за преумножение добра на земле.
Он — автор более 500 работ, среди них 21 монография, свыше 30 патентов и изобретений. Многие работы опубликованы в других странах, в том числе в США и Великобритании.
Известен такой забавный случай. Крупная российская нефтяная компания командировала Якова Захаровича в Японию на переговоры о закупке там специального кабеля для нефтедобычи. И хотя Месенжник уверял руководство компании, что аналогичный и даже лучший кабель можно сделать в России, ответ следовал один: «Хотим японский».
На переговорах российская делегация описала требования к надежности кабельных систем, на что японцы твердо ответили, что подобные экстремальные параметры в скважинах бывают только в России. А такой кабель они разрабатывают на основе книг российского ученого, имя которого — Месенжник-сан.
Среди поздравлений с 80-летием было такое: «Коварно время — согнет могучий дуб в валежник. Но к Вам благоволит оно, маэстро наш, Месенжник!».
Людей, подобных Якову Захаровичу, всегда считали мерилом мудрости. Подтверждают это и его личные правила жизни:
— Умей говорить «нет» себе
 и другим;
— Не пытайся нравиться всем;
— Не пытайся всех победить;
— Работай над собой и помни — горя от ума не бывает, горе бывает от недостатка ума;
— Умей понять, что тебе надо;
— Прощай людям, не прощай себе;
— Практично быть порядочным человеком;
— Всю ответственность бери
 на себя;
— Не вини жизнь — вини себя;
— Хвали себя;
— Верь, что можешь все;
— Не порти людям настроение;
— Деньги могут стать твоим хозяином, ты — их подчиненным. Не подчиняйся даже большим деньгам;
— Человек, который победил себя,?— победил всех.
Когда незадолго до смерти ему сказали, что он прекрасно держится, Яков Захарович ответил: «Меня не учили Торе, но я живу по ней».
Скончался Яков Захарович Месенжник 21 апреля 2018 года в Москве на 82 году жизни. В некрологе говорилось, что этот поистине Огромный Человек всей своей жизнью, каждой ее минутой, часом и днем, каждым поступком и творческим прорывом будет звать нас вверх, поднимая с колен, бунтуя против всего пошлого, чтобы мы не забывали, что значит высочайшая степень, звание и ценность — Человек.
Семен КИПЕРМАН