"АБСОЛЮТНАЯ ЛИЧНОСТЬ"

В галерее «Золотые перья» Николай Минский — персонаж особый. Он — патриарх русского декаданса. И фигура общественно-политическая, весьма своеобразная. Исповедовал культ «абсолютной личности». Его золотое перо выделывало на бумаге зигзаги и кренделя, от лирических стихов до классических переводов, от политических призывов к объединению до лозунгов бежать «тропою индивидуализма». Сегодня Минский основательно забыт, и не грех его вспомнить. Я цепи старые свергаю, Молитвы новые пою...        Н. Минский, 1896 Как поэт Николай Минский был довольно популярен до появления в поэзии Анненского, Бальмонта, Брюсова и Блока, затем сошел практически на нет, хотя на его стихи писали романсы Рубинштейн, Рахманинов и другие композиторы. Широкую популярность Минский приобрел как переводчик Гомера, Аристофана, Байрона, Шелли, Верлена, Флобера, Метерлинка. Еще Минский выступал как драматург, однако славы на этом поприще не сыскал. Впрочем, и на философском пути заметен не был, хотя своими эскападами шуму наделал. Но главное — не многогранность его творчества, а удивительные метания и шатания в идейных и художественных установках и принципах. Как отмечал Юлий Айхенвальд, Минский «колебался от тем гражданской скорби к искусству модернизма и обратно». Колебался он и в других сферах, за что его нещадно критиковали. Как вспоминает Г. Слиозберг, Минский «был писатель-еврей, но не еврейский писатель». А уж его «бросок в революцию» вообще вызвал у современников шок. Это произошло в 1905 году, когда Минский был редактором-издателем газеты «Новая жизнь» и переживал увлечение революционными иллюзиями, чувствуя себя «ставленником пролетариата» (по выражению Александра Кугеля). Так, в своей газете в номере от 13 ноября Минский напечатал собственное стихотворение «Гимн рабочих»:

Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Наша сила, наша воля, наша власть. В бой последний, как на праздник, снаряжайтесь. Кто не с нами, тот наш враг, тот должен пасть...

И концовка стихотворения энергичная, революционная:

Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Солнце в небе, солнце красное — наш флаг!

Словом, из декаданса Минский ринулся в революцию. Поэт-революционер? А еще Минский напечатал свой перевод «Интернационала»:

Сегодня мы восстали, Но завтра кончен бой. В Интернационале Сольется род людской.

Мало этого. В своей газете Минский опубликовал статью Ленина «Партийная организация и партийная литература». За свои революционные материалы, «возбуждающие к усилению бунтовщических деяний», Минский был арестован, а потом добродетельно выпущен под залог. И, от греха подальше, укатил в Париж, а уже там стал оправдываться: мол, марксизм враждебен культуре, философии, религии и искусству, а революция — это плохо. То есть сделал полный разворот. И стал антиреволюционером. Ну, а теперь в самый раз вспомнить биографическую канву его жизни. Николай Максимович Минский (настоящая его фамилия Виленкин) родился 15 января 1855 года в селе Глубокое Виленской губернии, в небогатой еврейской семье. Рано лишился отца и рано начал добывать средства к существованию. Окончив гимназию с золотой медалью, в 1879 году поступил на юридический факультет Петербургского университета. Получил степень кандидата прав, но службой практически не занимался, а отдался целиком литературе. Первое крупное произведение Минского «Последняя исповедь» — гневный монолог осужденного на казнь революционера. Стихотворный монолог Минского послужил Илье Ефимовичу Репину материалом для создания картины «Отказ от исповеди перед казнью». В первые годы Минский писал гражданские стихи в духе Некрасова, однако, по мнению критики, «без некрасовской мощи». Естественно, как рефлектирующий разночинец-интеллигент «больного поколения», которое представлял Минский, он болел и переживал за угнетенный народ:

Я вижу вновь тебя, таинственный народ, О ком так горячо в столице мы шумели. Как прежде, жизнь твоя — увы — полна невзгод, И нищеты ярмо без ропота и цели Ты все еще влачишь, насмешлив и угрюм. Жизнь не манит тебя, и гроб тебе не страшен...

Это строки из стихотворения «В деревне». В 1883 году Минский предпринял попытку издать свои стихотворения отдельным сборником. Однако по распоряжению министра внутренних дел графа Дмитрия Толстого на тираж наложили арест, и он был уничтожен. «Моя первая книга стихов была сожжена, — вспоминал впоследствии поэт, — и жандармский капитан, звеня шпорами, допрашивал меня: «Кого вы разумели под скалами и волнами?» От ссылки спасла какая-то амнистия...» Сам министр, отмечал Минский, «кричал и топал на меня ногами». Но может быть, не зря кричал и топал? Неожиданно для всех Минский переходит из гражданского лагеря под знамена «чистого искусства», забывает про страдания народа и провозглашает, что жизнь «без эстетического наслаждения» и «красоты» невозможна.

Мир исчез. Мертво былое. Даль грядущего пуста. Нас средь ночи только двое: Я — Любовь, ты — Красота.

Согласитесь, что это все-таки лучше, чем у Маяковского — вдвоем со снимком Ленина на стене. Одновременно Минского занимают философские проблемы, и в 1890 году выходит его трактат «При свете совести. Мысли и мечты о цели жизни». Он формулирует теорию «меонизма», своего рода «религию небытия», в которой призывает идти дорогой индивидуализма, самообожествления, эстетизма, то есть провозглашает «культ абсолютной личности». Не народ, а личность, собственная персона. В другой книге, «Религия будущего» (1908), Минский предложил идею богочеловечества заменить человекобожием. Хлесткий журналист Петр Пильский вспоминает Минского конца ХIX века: «От него веяло и еще некоторым высокомерием, колючей самовлюбленностью. Минский кокетничал. Своих литературных гостей он принимал в комнате, обитой кругом сукнами или коврами. Женщинам он импонировал своей осанкой и проповедью замороженной холодности, и в большой моде были его стихи «Холодные слова» и еще «Белые ночи». Их знали наизусть». Надо вспомнить жену Минского — Людмилу Вилькину, отчаянную «декадентку» по настроению и стилю поведения, «новую египетскую жрицу», как называл ее Василий Розанов. Модернизм и декаданс Николай Минский каким-то невообразимым способом сочетал с религией и защитой интересов рабочих, называл себя социал-демократом. За свои левые убеждения Минский был привлечен к суду и вынужден был уехать в Париж, где жил с 1905 по 1913 годы и написал трилогию: «Железный призрак», «Малый соблазн» и «Хаос». Вернулся в Россию и снова оказался в Европе. Революцию 1917 года встретил настороженно: она «вместе с радостью торжества... отозвалась в сердце и прежним знакомым страхом за судьбу культуры». В 1922 году Минский выпускает книгу «От Данте к Блоку», издает стихи, читает лекции. В «Манифесте интеллигентных работников» утверждал, что «умственные труженики» представляют собою «самовластный класс» и должны взять в свои руки «всю власть по производству и распределению». В начале 20-х годов Минский — председатель правления берлинского «Дома искусств». «Седовласый старец», говоривший «долго, многосторонне и весьма отвлеченно», как вспоминал Андрей Белый. Из Берлина Минский переехал в Лондон, где одно время служил в советском полпредстве, составляя бюллетень печати. С 1927 года вновь жил в Париже. Из воспоминаний Андрея Белого: «...Парижского Минского вовсе не связываю с Николаем Максимовичем, или — подлинным Минским. «Парижский» — не нравился мне: не пристало отцу декадентства, входящему в возраст «деда», вникать в непотребства... Как солнцем лоснился — маленький, толстенький, потирающий ручки, хихикающий, черномазый, с сединочками...» Что и говорить, портрет довольно-таки неприглядный, по классической поговорке: седина в бороду, бес в ребро. Однако в юности Минский был совсем другим и отдавал дань «восторгам чистым любви и вдохновенья». Таким же высоким духом и чистотой веют его переводы «Илиады» Гомера и «Саламбо» Флобера. Короче, простим Николаю Максимовичу маленькие грехи. А самый большой грех навесили на Минского революционно настроенные демократы, которые считали его главным виновником «насаждения «черных роз» декадентства в русскую литературу». Мол, росли только лютики-ромашки-незабудки, а Минский взял и распустил «черные розы». Все испортил. Отравил. Обезобразил. Что за человек?!

Любить других, как самого себя... Но сам себя презреньем я караю. Какой-то сон божественный любя, В себе и ложь, и правду презираю... –

писал Минский в стихотворении «Любовь к ближнему» (1893), заканчивая его так:

И всех людей, равно за всех скорбя, Я не люблю, как самого себя.

Вот вам и «черная роза». От Минского Николая Максимовича. Он прожил 82 года. Умер в Париже 2 июля 1937 года.