Где справедливость

Четверо пожарных, налегая изо всех сил на ручки насоса, выдавали пенную струю воды, но на фоне бушующего пламени она выглядела тонюсенькой струйкой. Прибежал очумевший от беды габай, староста синагоги, и спросонок полез в огонь вытаскивать свитки Торы. Его схватили за руки, оттащили, облили из шланга дымящуюся одежду.

Черные хлопья сажи неслись над всей Шепетовкой. Пожар освещал окрестные улицы с такой силой, что можно было без труда читать книгу. То и дело раздавался жуткий треск, будто невидимый великан раздирал пополам целую штуку полотна. Наконец со страшным грохотом рухнула кровля, обрушились стены, и пламя начало стихать. Пожарные без устали качали воду, и к утру от старинной синагоги с резными украшениями, высокими окнами и чудесной работы шкафом для хранения свитков Торы осталась лишь гора дымящихся углей.

К вечеру до ушей горюющих прихожан донеслись горькие слухи. В корчме на Староконстантиновском шляхе пьяный мужик стал хвастаться, что задал жидам жару. Корчмарь, друживший с евреями, выставил мужику бесплатно штоф водки, тот захмелел и рассказал все.

Синагогу он поджег грубо и просто, взломал топором дверь и облил скамьи керосином. Поджег за то, что неделю назад на ярмарке в Славуте шепетовский жидок сбавил цену и перебил у мужика покупателей. Товар пришлось везти обратно, от злости он его плохо укрыл, да как назло грянула гроза и… в общем, ни товара, ни денег.

– У-у-у, жидовня, — мужик, пьяно раскачиваясь, показывал кукиш кому-то невидимому в углу, — будете знать, как вести дела с порядочными людьми.

В углу висели иконы, и получалось, что мужик показывал кукиш ликам святых угодников, но ни его, ни остальных участников попойки сие не смущало.

Обратились к уряднику, подали в суд. Мужик немедленно отказался от своих слов, мол, чего не наговоришь с пьяных глаз. Вся Шепетовка знала, чьих это рук дело, но следствие тянулось долго и закончилось ничем.

Деньги на новую синагогу стали собирать сразу после пожара. Снарядили посланцев по всей Украине и спустя два года построили: каменную, с узкими стрельчатыми окнами, надежно прикрытыми кованой решеткой, и обитой медными листами дубовой дверью — не подожжешь.

На второй день после пожара к раввину пришел Зеев-Волк. Молодой мужчина, ледащий неудачник, пробавлявшийся мелкой торговлей. За что он ни брался, все валилось из его рук, шло наперекосяк, выходило боком. Если он вез на рынок репу, она сгнивала по дороге, а если покупал на рынке сапоги для перепродажи, подметки оказывались картонными.

То ли от постоянных неудач Зеев озлобился, то ли характер был у него таким от рождения, только стал он язвой городка. Вечно всем недовольный, раздраженный и обиженный, везде он искал происки и козни. Чьи? Ну, что значит чьи, евреям, даже таким хватам, как Зеев, точно известно, кто влияет на судьбы мира и от кого зависят благополучие, достаток и спокойствие.

Стоит ли пояснять, что желчь обиженной души Зеев изливал на изучающих Тору. Именно они, во главе с раввином города ребе Янкивом-Шимшоном, были повинны в напастях и лихоманках, сыплющихся на голову Зеева.

– Зубами бы их рвал, — говаривал он, хищно щеря мелкие зубы. Разумеется, его угрозы никто всерьез не принимал, но он, дабы доказать искренность своей злости и серьезность намерений, стал именовать себя по-русски — Волком. Так и закрепилось за ним двойное имя — Зеев-Волк.

Ни одна девушка Шепетовки не захотела связать свою судьбу с таким оболтусом, и от этого он озлобился еще больше.

– Ну, — сказал он раввину, развалившись на одном стуле, а ногу вызывающе положив на другой. — И где ваш Бог, где Его справедливость?

Служка уже двинулся с места, чтобы сбросить ногу нахала, но раввин сделал ему знак остановиться.

– Что ты имеешь в виду, Зеев? — мягко уточнил он.

– Где ваш Бог? Почему Он позволяет пьяному гою сжечь синагогу с тремя свитками Торы?

– Это и твой Бог, Зеев, — ответил раввин. — А почему такое произошло, я и сам теряюсь в догадках.

– Как это? — опешил Зеев-Волк. — Вы ж раввин, и вы не знаете?

– Не знаю, — развел руками ребе Янкив-Шимшон. — И не только я, Мойше-рабейну, наш учитель, тоже не знал.

– Да ну?! Быть такого не может.

– Может. Мидраш рассказывает, когда Мойше-рабейну сорок дней пребывал на небесах, он попросил показать ему самого великого из своих будущих последователей. И перенесли его в бейс-мидраш рабби Акивы, который комментировал короны над буквами, посадили в последний ряд и дали послушать проповедь.

– А откуда вы это знаете? — спросил изумленный Мойше-рабейну, когда рабби Акива закончил урок.

– Так гласит закон, полученный Моисеем на горе Синай, — ответил мудрец.

Мойше-рабейну пришел в замешательство. Он не знал, как комментировать короны и поэтому никак не мог учить такому закону. И тогда ангелы ему объяснили, что рабби Акива делает это с помощью правил анализа текста, которые он, Моисей, уже успел получить.

– Великий мудрец! — воскликнул Мойше-рабейну. — Действительно, великий мудрец! Покажите мне его жизнь.

И показали ему ангелы всю жизнь рабби Акивы, включая трагическую смерть.

– Как же так?! — вскричал Мойше-рабейну, видя, как римские легионеры заостренными трезубцами срывают мясо с тела праведника. — Это Тора и это награда?! Где Твоя справедливость, Всевышний?

– Замолчи, — ответил Владыка мира. — Такова моя воля!

– Такова Его воля! — в свою очередь вскричал Зеев-Волк. — Кому нужен Бог с такими замашками?! Что-то вы скрываете, уважаемый раввин. Или говорите мне правду, или ноги моей больше не будет в синагоге.

– Какую правду ты ищешь, Зеев?

– Правду о том, почему сгорели три свитка Торы.

– Но я ведь уже ответил, — снова развел руками раввин. — Я действительно не знаю.

Зеев-Волк скривил рот в презрительной усмешке, поднялся со стула и вышел из комнаты. На следующий день он уехал из Шепетовки, и многие годы о нем не было ни слуха ни духа.

Спустя пятнадцать лет ребе Янкив-Шимшон отправился по делам общины в Бердичев. Престарелый раввин изрядно настрадался за длинную дорогу — больше ста верст — от ухабов и рытвин. В Бердичеве, придя в себя, он отправился в синагогу на молитву, возблагодарить Всевышнего за то, что все-таки доехал.

После молитвы к нему подошел хасид с длинной бородой, сопровождаемый тремя мальчиками.

– Дорогой ребе Янкив-Шимшон, — почтительнейше произнес хасид. — Позвольте представить вам моих сыновей — Авраама, Ицхака и Яакова и попросить вашего благословения.

– Мы знакомы? — удивился раввин. Честно говоря, он не очень жаловал хасидизм и его адептов.

– Конечно! Но вы скорее всего не догадались, кто я. Меня зовут Зеев.

– Зеев? — переспросил раввин. За свою долгую жизнь он знавал не один десяток Зеевов.

– Зеев-Волк. Помните?

– Конечно, помню. Какая разительная перемена, Зеев! И сколь приятная!

– Благодаря вам, дорогой ребе. Нашу последнюю встречу я запомнил на всю жизнь. И то, как вы не дали служке сбросить мою ногу со стула, и то, что не пытались краснобайствовать, а честно признались, что сами не знаете. Я ушел, но понял, вы прямой человек, прямой и чистый. Эти мысли не оставляли меня несколько лет, пока потихоньку я не оказался там, где оказался.

– Что ж, я очень рад за тебя, Зеев, и с радостью благословлю твоих детей.

– Знаете, — произнес хасид, глядя, как ребе Янкив-Шимшон возлагает руки на голову его старшего сына. — Если бы не тот пожар, мои мальчики никогда не появились бы на свет.

– О, Всевышний! — со слезами на глазах воскликнул раввин. — Тебе понадобилось сжечь синагогу Шепетовки и три свитка Торы, чтобы привести в наш мир три еврейские души!

Яков ШЕХТЕР, Израиль