ИГОРЬ БУТМАН И ЕГО «ДЖАЗОФРЕНИЯ»

Игорь Бутман не только самый известный, но и самый успешный джазовый саксофонист России. Он вместе со своим оркестром несколько раз принимал активное участие в Фестивале искусств имени Соломона Михоэлса. Телезрители помнят его авторскую программу «Джазофрения» на телеканале «Культура». Наш разговор проходил в перерыве между репетициями вечернего концерта в московском джазовом клубе Le club, где Игорь является арт-директором. К слову, Le club входит в десятку лучших джазовых клубов в мире. — Как начиналась ваша музыкальная карьера? — В семь лет я начал учиться играть на фортепиано. Мы жили в центре Питера, и со мной частным образом занимался преподаватель. Я сам иногда играл дома на барабанах отца. В 11 лет поступил в музыкальную школу, одну из лучших в Ленинграде. Учился по классу кларнета, очень повезло с педагогом. На протяжении трех лет у меня все шло неплохо, я несколько раз побеждал на конкурсах и, получив рекомендацию, поступил в музыкальное училище. Занимался со мной Семен Борисович Храбрый — кстати, потом мы встречались в Израиле, куда он переехал. В какой-то момент мне скучно стало играть на кларнете симфоническую музыку. Как-то мне в руки случайно попал саксофон, и когда я попробовал на нем играть, сразу получилось. Один умный человек, услышав мою игру, сказал: «Не знаю, какой ты кларнетист, но на саксофоне можешь играть очень хорошо». Все это повлияло на мое решение перейти на эстрадное отделение и всерьез заняться игрой на саксофоне. — Когда состоялись ваши первые выступления? — В те годы в Ленинграде раз в неделю собирался джазовый клуб «Квадрат», организованный Натаном Лейтесом и Натаном Коппом. Я пришел к ним 16-летним мальчиком, только начав играть на саксофоне, и сыграл джем-сейшн. Потом мне дали возможность выступить там с моей группой. Так что мое джазовое восхождение началось в этом клубе. Через два года меня пригласил к себе выдающийся музыкант Давид Голощекин. С ним я проработал три года. А потом позвал в свой оркестр Олег Лундстрем, и я поехал в Москву. Но год спустя был вынужден ненадолго вернуться в Ленинград. К власти пришел Андропов, и людям без московской прописки пришлось покинуть столицу. Через год с помощью различных ухищрений я сделал-таки себе московскую прописку, потому что меня пригласил к себе в оркестр Николай Левиновский. В этом оркестре я проработал два с половиной года, а в 1987 году уехал в США, женившись на американке. — Как складывалась ваша жизнь в Соединенных Штатах? — Уехать хотел лет с четырнадцати. Антисемитизм меня не трогал, просто не хотелось жить в атмосфере советского вранья. Вызов не приходил, и я решил проблему выезда по-другому. После приезда в Штаты был период ностальгии и акклиматизации. Постепенно это прошло, и я абсолютно нормально влился в американское житье-бытье. Окончил в Бостоне знаменитую Berkleе School of Music по двум специальностям: концертный саксофонист и композитор. В 1991 году переехал в Нью-Йорк, потянувшись за своими друзьями. Одно время подрабатывал, играя в русских ресторанах на Брайтоне. Там хорошо платили, но о моральном удовлетворении и речи не могло быть. Контрасты в работе бывали такими: в пятницу вечером, к примеру, я играл в ресторане «Распутин» на Брайтон-Бич, а в субботу был совместный концерт со знаменитым джазовым музыкантом Билли Тейлором. Мое возвращение в Россию началось с гастролей в 1992 году. В один из таких приездов я познакомился со своей нынешней женой, хотел увезти ее в Америку, где у меня была квартира, хорошая работа. Но ей не дали визу, и это стало решающим фактом. Так что в 1996 году, после рождения сына, я опять поселился в Москве с новой семьей. — В последние годы помимо работы с вашими квартетом и бэндом вы делали совместные проекты с Михаилом Козаковым, Ларисой Долиной и другими артистами. Планируется ли что-то подобное в будущем? — 31 декабря в Большом зале Консерватории я со своим бэндом представлю новую совместную программу с симфоническим оркестром «Россия молодая» под управлением Юрия Башмета. Моя программа с Михаилом Козаковым «Концерт для голоса и саксофона» существует, хотя на какое-то время заморожена в связи с нашей занятостью другими проектами. Изредка идет антрепризный спектакль «Играем Стриндберг-блюз» с Владимиром Стекловым и Юлией Рутберг, к которому я написал музыку и играю там со своим квартетом. Моя совместная программа с Ларисой Долиной «Карнавал джаза» была сделана в 2002 году по ее инициативе. Ларисе захотелось на какое-то время вернуться в джаз, с которого она начинала, и мне было очень приятно, что она выбрала наш оркестр. В Москве мы выступили с этой программой в ГЦКЗ «Россия», а потом совершили гастрольное турне по городам России, Украины, Белоруссии, Латвии, Израиля и США. — В начале нашего разговора вы упомянули о барабанах отца. Раз были барабаны, то ваши родители имели отношение к музыке. Какая атмосфера царила в вашей семье в детские и юношеские годы? — Моя бабушка, мать отца, была солисткой хора в Мариинке. Дедушка по маминой линии — там же альтистом в оркестре. Отец не был профессиональным музыкантом, тем не менее после основной работы играл на свадьбах и днях рождения. Это был приличный приработок. Другом моего отца был композитор Борис Потемкин, написавший знаменитую песню «Наш сосед», которую многие поколения знают в исполнении Эдиты Пьехи, а ныне эстафету подхватила Анжелика Варум. Но первым исполнителем этой песни был мой папа — в самодеятельности. Круг общения моих родителей — еврейская интеллигенция, в основном связанная с музыкой. — Расскажите о периоде, когда вас приглашали в качестве саксофониста на концерты и записи альбомов «Популярной механики» Сергея Курехина, «Аквариума» Бориса Гребенщикова и «Кино» Виктора Цоя. — В конце 70-х я дружил с Курехиным. Он тогда чуть ли не силой затащил меня на их репетиции и записи. В то время я был очень упертый джазовый молодой человек, занимался по восемь часов в день, ничего вокруг не видя. Когда он меня познакомил с Гребенщиковым и Цоем, они мне очень понравились. Рок тогда был в подполье. Помню, мы какими-то окольными путями пробирались во Дворец пионеров, где у них была студия звукозаписи. Работать с ними мне было интересно и с музыкальной точки зрения, а главное, я тогда впервые включился в процесс работы в студии над пластинкой, приобщился к новым ритмам и аккордам. Я несколько раз ездил с Курехиным на гастроли. А последний раз мы с Сережей вместе выступали за три дня до моего отъезда в Америку в июне 1987 года. — Джаз — музыка необычная и сложная для понимания. Что такое — узнать и понять джаз? — Прежде всего, нужно пойти на хороший джазовый концерт, почувствовать энергию, которая идет от джазовых музыкантов. Джаз едва ли возможно хорошо передать даже на самых лучших современных носителях. Джаз несет в себе очень много радости, энергии, спонтанности. Он соответствует нашей жизни, ее сиюминутности, когда что-то серьезное сменяется то весельем, то грустью. Сегодня очень часто под словом «джаз» скрывается всякая ерунда, не имеющая никакого отношения к той музыке, которая была придумана в Новом Орлеане. Идите и слушайте хороший джаз. Только тогда у вас появится выбор, и вы сможете полюбить эту музыку.

---

ИЗ ДОСЬЕ «АЛЕФА» Игорь БУТМАН родился в 1961 году в Ленинграде. Первое признание музыкальными критиками датируется 1981 годом: в газете «Советская культура» Бутман был назван «открытием года». Играл с мировыми звездами — такими, как Рей Чарльз, Джордж Бенсон, Эл Джеро.