Жизнь прекрасна неожиданностями

Наши Анна и Тео
Глава первая. Зальцбург
Несбыточная мечта побывать на Зальцбургском фестивале становится все более земной по мере того, как шаткий кукурузник, вылетев из Вены, приближается к городу Моцарта. И вот уже Зальцбург: цокот конских копыт, звон колоколов, шарманка на площади, парочки в альпийских костюмах — все это будто переносит тебя на полтора века назад. 
Не то на фестивале. Оперы здесь идут в современной и даже дерзкой режиссуре. Многие спектакли поставлены специально для Зальцбурга, и это его главная интрига. 
…Есть все же что-то несуразное в том, что публика, одетая в смокинги и вечерние платья с жемчугами, битком забивает зал, где идет сермяжная «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича. Правда, дирижер Мариус Янсонс — любимец фестиваля, и одно его появление вызывает овации.
Режиссер Андреас Кригенбург к русским безжалостен — поболе, чем сам Шостакович, у которого сострадание к Катерине всё же огромно. Пело много русских артистов, один другого лучше! Благодаря им горькая правда, проросшая и в двадцать первый век, меня, русскую зрительницу, будоражит больше, чем «сторонних» австрийцев.
Другое дело — «Аида» в постановке фотохудожницы Ширин Нешат. То есть режиссура-то никакая, все стоят столбами в белой коробке в роскошных дизайн-костюмах (художница Татьяна ван Вальсум) и распевают свои хоры под оркестр, ведомый несгибаемым Риккардо Мути.
Но стоит выйти на сцену Анне Нетребко в заглавной партии — и прощай, опера! Начинается жизнь: унижения, страдания, любовь и гибель всерьез. Ее героиня, за полтора века будто бы не испетая лучшими сопрано мира, каждый раз появлялась на сцене во всей своей обезоруживающей красе.
Надо ли говорить, что Анна Юрьевна, человек теплый, живой, общительный, имеющая к тому же австрийское гражданство, в музыкальном Зальцбурге фигура номер один.
Но если ее популярность имеет давние и прочные корни, то греческого дирижера Теодора Курентзиса (получившего, напротив, российское гражданство) слава здесь накрыла с головой. Билетов на оперу Моцарта «Милосердие Тита» было не достать, пришлось даже связываться с Пермским теат­ром, откуда приехал спектакль! Слово «Perm» катилось из уст в уста, а постановка Питера Селларса оказалась сенсацией фестиваля.
Что дозволено сегодня изменить в Моцарте, а что священно-неприкосновенно? Нужно ли переносить античную историю в сегодняшний день, выводя героев типичными террористами? Не знаю, насколько приятно было обсуждать это буржуазной публике, чинно попивающей вино в антракте, но от музыкальной стороны остались в восторге все.
Безукоризненны в первую очередь оркестр и хор MusicAeterna Пермского театра и четыре виртуозки барочного пения: Марианна Кребасса, Голда Шульц, Кристина Ганш и Жанин Де Бик. В Перми теперь жалуются, что MusicAeterna слишком редко бывает дома — все расписано по гастролям. Трудно даже представить, как же решится этот довольно щепетильный вопрос.

Не только за роялем
Глава вторая. Кисин
Евгений Кисин выступил в Большом зале Московской консерватории с сольным концертом памяти погибших журналистов.
Для этого вечера он выбрал долгую, трудную для слушателя 29-ю Сонату Бетховена, будто прямо адресованную десяткам жертв, чьи фотографии составили трагический фон его выступления. 
Евгений Игоревич никогда не позволяет себе никакой бестактности, его вкус идеален, поэтому все второе отделение он отдал Прелюдиям Рахманинова — то есть разным краскам земной жизни, и были среди них такие пронзительные, такие ранящие, такие роднящие с родственниками погибших, сидевшими в зале! Сильный получился концерт.
Наутро в Доме журналистов прошла презентация книги «Евгений Кисин. Воспоминания и размышления». Пианисту задавали много вопросов. В частности, вспоминали его первое, еще 12-летним мальчиком, выступление в Большом зале. Ведь на следующий день он проснулся знаменитым на весь мир.
И Женя рассказал, как мудро тогда поступили с ним родители:
– Это были весенние школьные каникулы, и несколько дней я провел в Звенигороде. Много лет спустя они объяснили мне, зачем они меня туда увезли... — И добавил: — Но я думаю, что я и так бы…
Да, знаем: он и так бы остался скромным, верным, отзывчивым, внимательным к каждому собеседнику — таким, какой он есть.
Великая скромность великому музыканту к лицу. 
Кстати, известно, что он пишет не только музыку, но и стихи. Но на просьбу почитать что-нибудь ответил:
– Я пишу на идише. На http://www.kissin.dk/poetry.html можно найти все стихи в подстрочном переводе на английский и в оригинальном звучании латинским шрифтом, чтобы передать их музыку.
Что и говорить, умеет Кисин удивлять не только за роялем. Как он сам выражается, жизнь прекрасна неожиданностями.

От «Тараса Бульбы» до «Прометея»
Глава третья. Фестиваль РНО
Кроме Кисина, столичную осень несказанно скрасил IX Большой фестиваль Российского национального оркестра. Так и не знаю: шесть его таких разных концертов были специально рассчитаны на совершенно разную публику? Или таковы издержки нервного менеджмента? 
Взять поклонников Эдварда Радзинского. Телезвезда почти четыре часа живописала трагедию царской семьи в стиле «то как зверь она завоет, то заплачет как дитя». Зачем тут музыка? Разве что звезде отдышаться... 
Зато на оперу Даргомыжского «Русалка» собрались ценители раритетов. Ее больше нигде не услышишь: ведь певцам учить ее непрактично — в мире она не исполняется. Но, кроме того, партию Наташи блестяще исполнила молодая певица Зарина Абаева, которую многие услышали впервые.
А кого-то приманил на свой концерт симпатичный скрипач Вадим Репин.
Еще одна звезда фестиваля, красавица Ольга Перетятько, весь вечер посвятила дирижеру Альберто Дзедде: будучи приглашен на фестиваль, маэстро-патриарх не дожил до него. Звучал лишь его любимый Россини и... кокетливые рассказы Ольги о Дзедде-наставнике молодых вокалистов. За пультом уверенно стоял Кристофер Франклин (США–Италия); однако хрупкая Ольга, возможно, не рассчитала силы для шоу, где анекдоты о Дзедде чередовались с труднейшими колоратурами: не все получилось ровно.
Сам Плетнев как пианист на IX фес­тивале солировал во Втором концерте Сен-Санса, как всегда, удивив не­ожиданными акцентами и поворотами. Часть публики после этого удалилась и, возможно, оказалась в выигрыше. Потому что украинский дирижер Кирилл Карабиц дал сильный крен в сторону родной ему классики. Ну каково было оставшимся слушать советскую Третью симфонию Лятошинского после Сен-Санса? А когда демократическая публика поддержала смельчака аплодисментами, он залудил еще бодрую увертюру к опере Лысенко «Тарас Бульба». Ну, знаете ли!.. Шли «на Плетнева», а попали… чуть ли не на митинг!
Что оставило самое светлое впечатление, так это совместное выступление Плетнева-дирижера с французским пианистом Люкой Дебаргом. Вряд ли мы когда-нибудь слышали такой молодой и вольный Первый концерт Равеля. Плетнев, сам гениальный пианист, сделал все, чтобы солисту игралось кофмортно — только бы не потерять ни одного из этих первозданных звуков рояля!
В конце вечера был объявлен еще «Прометей» Скрябина — партитура настолько сложная, что за Люку, никогда это не игравшего, стало страшно.
Однако он, поправив очки на переносице, деловито расставил на пюпитре ноты: одна книжища — оркестровая партитура, другая — партия рояля. И вот так, глядя в четыре места сразу (без дирижера тут никак, а на клавиатуру тоже надо посматривать), отважный француз выдержал сложнейший экзамен на профессионализм.
Но и это было не все. Плетнев, собственноручно собрав с пюпитра ноты, при всех, прямо на сцене, уговорил Люку сыграть на бис.
И зазвучала вовсе не громкая (пос­ле пылающего-то Скрябина!), грустная, раздумчивая «Гносиенна» Эрика Сати. И Плетнев, сев тут же, на сцене, на дирижерский подиум и подперев голову рукой, предался каким-то своим размышлениям. Никогда мы не видали великого маэстро в столь живописной меланхолии! Просто исторический какой-то момент пережили.
Наталья ЗИМЯНИНА, Россия