Казимир Малевич – властелин «Чёрного квадрата»

Маяковский громогласно восклицал: «На пророков перестаньте пялить око. /Взорвите всё, что чтили и чтут…» Это и была позиция Малевича в живописи: нет пророков, и всё старое взорвать! Малевич хотел стать новым пророком, но далеко не всем это нравилось. Возникли резкие разногласия у Малевича с «комиссаром искусств» Давидом Штеренбергом. Казимиру Севериновичу пришлось покинуть Москву, и забурлил он своей кипучей деятельнос­тью уже в Петрограде.
В городе на Неве он стал активно бороться с «хламом времен», сосредоточенным в Эрмитаже и Русском музее. Организовал небывалый музей художественной культуры из произведений «изобразительного искусства», лишенного враждебной «эксплуататорской красоты» старого классического искусства. (Долой Брюллова и Боровиковского?!) Тезис «строителям нового мира чужда красота старого» воплотился даже в погром, когда Малевич со своими учениками перебили все идейно вредные учебные гипсовые скульп­туры разных Аполлонов и бесстыжих Венер (разве пролетариату нужны Венеры?!) Новая власть не только не осудила этот акт вандализма, а поощрила Малевича на дальнейшую борьбу за новое революционное искусство.
Да, в первые революционные годы Малевич выступал как жрец и оракул «красных похорон», то есть смерти старого классического искусства. В своем бунтарстве Малевич доходил до абсурда, требуя, чтобы художник относил свою написанную картину в крематорий, там ее сжигал, а пепел сохранял для изучения потомкам. Короче, очередной раунд борьбы в Питере Малевич проиграл, и его оттерли от создания музея нового искусства. А в апреле 1919-го художник-бунтарь уезжает в Витебск преподавать в народной художественной школе.
 

Витебский период
Школой в Витебске руководил другой гений и реформатор искусства — Марк Шагал. Два гения в одной школе — это чересчур. И школа разбилась на два лагеря. Малевич возглавил группу УНОВИС (Утвердители нового искусства). Он, кстати, и дочь от второго брака назвал Уной как дитя УНОВИСа. Несмотря на расхождения, полемику и споры, витебский период оказался благотворным для Малевича и для развития абстрактного искусства. Малевичу удалось создать школу «беспредметного творчества в живописи, архитектуре и дизайне».
Под его началом работали такие талантливые ученики, как Лисицкий, Суетин, Чашник. В Витебске Малевич написал многие творческие работы, разрабатывал свои пространственные композиции — «архтектоны» и «планиты». И самого себя торжественно определил в «Председатели пространства». В книге «Малевич» из серии ЖЗЛ Ксения Букша отмечает, что во время пребывания художника в Витебске город превратился в настоящую столицу российского авангарда. Или в супрематическую столицу. 
Шла Гражданская война, совсем недалеко шли бои с белополяками, а Витебск с весны 1920 года расцветал как центр политической и культурной жизни: постоянно проходили митинги, праздники, демонстрации, шествия, отмечали юбилеи. Многие здания были ярко расписаны художниками, что придавало городу карнавальный оттенок. Даже трамваи ходили, красочно расписанные. Словом, супрематизм Малевича буйно расцветал в Витебске…
 

Возвращение
В какой-то момент Витебск исчерпал себя, и Малевич вернулся в Петроград. Период 1923–1926 годов стал для художника звездным часом. Он руководит организованным Ленинградским государственным институтом художественной культуры (аббревиатура — ГИНХУК). Малевич и директор, и теоретик, и немного диктатор: указы, манифесты, инструкции по новому изобразительному искусству, и все это распространяется по всей России. 
Однако противники Малевича не дремлют и обвиняют его во всех смертных грехах, в частности, в том, что его поддерживает власть, и, стало быть, в денежной кормушке. Не случайно заголовок в «Ленинградской правде» был достаточно красноречив: «Монастырь на госснабжении». Монастырь с уставом Малевича. Все имеет начало, и все имеет конец: в феврале 1926-го причудливый ГИНХУК прикрыли. Конец директорству: влияние и сила Малевича были безвозвратно утрачены.
 

Прорыв в Европу
Русский авангард Малевич пропагандировал не только в пределах своей страны, он мечтал и о Западе. Хотел повезти туда новейшее искусство, увлечь европейских художников новизной. Он стал хлопотать о выезде, но визу не получил. Малевич не сдавался и бил во все колокола, просил, чтобы ему «оказали содействие в пути во Францию через Варшаву, Германию пешком». И добился своего: ему разрешили командировку за свой счет. Малевич отправился на Запад со своим художественным багажом.
В Польше Малевич провел 20 дней — с 8 по 28 марта 1927 года. Выставка привезенных работ имела успех, так же как и его лекция «Анализ новых течений в искусстве». В письме на родину к Матюшину Малевич с юношеским восторгом сообщал: «Слава льется как дождь». Из Варшавы Малевич отправился в Германию. На «Большой берлинской выставке» в специально предоставленном ему зале Малевич выставил около 70 картин и гуашей.
Художник надеялся, что после Берлина он сможет показать свое искусство в Париже и даже в Америке. Затем в Германии, в знаменитом художественном центре в Баухаузе поработать с западными коллегами. Увы. Все мечты были разбиты вдребезги: Малевичу из Москвы предписали срочно вернуться в советскую Россию. Почему отозвали? Можно только предположить, что агенты ГПУ внимательно следили за художником и его высказываниями. По их доносу Малевич и был отозван.
Перед отъездом из Польши на прощальный вечер Малевич явился в лиловых носках и с повязанным на шее женским лиловым чулком наподобие галстука. Все весело откликнулись на этот эпатаж русского авангардиста. А вот из Берлина он уезжал в мрачных предчувствиях, и они его не обманули. Покидая Германию, Малевич оставил все свои работы на хранение в крупном берлинском агентстве по перевозке произведений искусств «Гус­тав Кнауэр». 
Картины, таким образом, были спасены, но в Германии их ожидали свои детективные истории. При Гитлере их тщательно скрывали, ибо они попадали под категорию «большевистских» и «дегенеративных». Кое-что было продано, подарено, поделено между наследниками. За наследство Малевича спорили, судились, враждовали. В итоге картины Казимира Малевича, рисунки, архитектурные чертежи и таб­лицы распылились по всему миру.
Но это судьба творчества, а что случилось с самим творцом?..
Осенью 1930 года Малевича арестовали то ли как «немецкого шпиона», то ли за какие-то антисоветские выпады и слова, а скорее всего в назидание другим строптивым и слишком одаренным. В следственном изоляторе ленинградского ОГПУ Малевич провел четыре месяца (с середины сентяб­ря по декабрь). Создатель «Черного квадрата» оказался узником камеры № 167. И конечно, изматывающие допросы. По поводу пыток неизвестно. Но, тем не менее, обвинение и пребывание в «чужом доме» сильно подорвали здоровье Казимира Севериновича. Он сделался нелюдимым и замкнутым.
Малевич мнил себя «Председателем пространства», а власть сузила пространство до четырех метров с малюсеньким окном в решетку. И в тесных метрах фантазируй всласть!.. После освобождения он вернулся к мольберту и краскам без прежнего вдохновения. Небольшой факт. Когда Малевича выпус­тили на свободу, он пошел на Невский проспект торговать баранками, демонстрируя этим, что нет больше художника Казимира Малевича. Глубокая обида, засевшая в нем, в конечном счете привела к смертельной болезни — рак…
Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия
Продолжение следует