АЛГЕБРА И ГАРМОНИЯ АРКАДИЯ УКУПНИКА

— Аркадий Семенович, расскажите, пожалуйста, о своих родителях. — Родился я на Украине, в славном городе Каменец-Подольском, в семье учителей. Мама преподавала русский язык и литературу, папа — математику. Познакомились они в институте, где вместе учились. К музыке мои родители не имели никакого отношения. Вернее, имели, но на уровне любителей. Заметив, что у ребенка есть музыкальные способности, решили отдать меня в музыкальную школу. И стал я учиться играть на скрипке. — Почему вы в детстве выбрали именно скрипку? Или за вас это сделали родители? — Решающим стало слово моего папы, который в молодости увлекался игрой на скрипке, однако учился он сам, без преподавателей. Видимо, во мне он хотел воплотить свои несбывшиеся надежды. Высоким ростом я не отличался, и потому мне выдали самую маленькую скрипочку — «восьмушку». Все семь лет музыкальной школы прошли гладко, удачно. Я радовал учителей старанием, а родителей — хорошими оценками. Оглядываясь назад, можно вспомнить, что в музыкальном классе я был единственным мальчиком. «Семь девчонок — один я». И конечно, при такой расстановке сил трудно было избежать различных «подколов». И шапку в учительский стол прятали, и скрипичный футляр пластырем заклеивали — чего только не было! — Ваши родители оказали сильное влияние на ваше становление? — Не совсем понимаю, что значит «сильное влияние родителей». Конечно, они подтолкнули меня к музыке, но не сидели над душой, не читали лекций о легкой и прекрасной жизни музыканта, короче, не давили на меня. Мне предоставили выбор, и я его сделал, как считаю, правильно. — А вы сами — заботливый отец? — Для меня слова отец и забота равнозначны. К сожалению, жизненные обстоятельства не позволяют мне проводить с детьми много времени. С другой стороны, мои дочь и сын уже взрослые, и постоянное присутствие родителей в их жизни, как для каждого тинейджера, не является острой необходимостью. Скорее, даже наоборот. Однако общий язык мы с ними находим всегда. — В юности был момент, когда вы решили расстаться с музыкой и поступили в Бауманское училище. Для вас это было драматично? — Ну, во-первых, с музыкой я не расставался и во время учебы в «Бауманке». Уже на втором курсе играл в джаз-клубе под руководством Игоря Бриля. Ну, а что касается музыкальных университетов, я прошел их потом, работая с такими людьми, как Стас Намин и Юрий Антонов. Одно время мне даже пришлось играть в ансамбле на... бас-балалайке. Эта самая балалайка не влезала ни в один вид общественного транспорта. Вот и ходил я пешком с инструментом наперевес, из-за которого были видны только ноги и кисти рук. — «Бауманка» — это же сплошь точные науки. Как в вашей жизни сочетаются алгебра и гармония? — Прекрасно сочетаются. Ведь жизнь — это не полотно одного цвета, а скорее — клавиши рояля: белые и черные полосы. Так же и с алгеброй и гармонией. Нельзя ударяться в крайности. Максимализм хорош, но в ограниченном количестве. Скорее даже алгебра и гармония в моей жизни друг друга дополняют. — А в личной жизни что главенствует? — Здесь властвует гармония. Алгебра не игнорируется — в ней просто нет необходимости. И это очень здорово, когда у тебя и твоей половины образуется свой маленький мир, в котором главенствуют гармония и любовь. — Насколько успех в мире эстрады зависит от случая? Или все в руках человека? — Это все индивидуально. Нынешнему поколению, конечно, сложнее, чем нам. Разнообразие и обилие различных музыкальных направлений и исполнителей создают жесткую конкуренцию на ниве шоу-бизнеса. Все же я считаю, что успех в первую очередь зависит от твоего таланта и трудолюбия. И конечно, стремления вперед. Случай может сыграть немалую роль, но если перефразировать русскую народную поговорку, то можно сказать: «На случай надейся, а сам не плошай». Потому как ждать того самого случая можно очень и очень долго. — Создается впечатление, что в мире шоу-бизнеса Аркадий Укупник как бы в стороне от общей суеты. Так ли это? Не мешает ли вам ваша интеллигентность? — Мне кажется, что интеллигентность мешать не может ничему. Разумеется, если мы с вами вкладываем в это понятие один и тот же смысл. Для меня интеллигентность отнюдь не ассоциируется с нерешительностью, которая как раз и может помешать. Если ты не уверен в себе, не способен отвечать за свои поступки и слова, тогда будет трудно. Жизнь в шоу-бизнесе диктует определенные правила, и им необходимо следовать, но в то же время ни в коем случае нельзя терять самого себя. На мой взгляд, нужно быть верным себе и своему делу, не забывая о том, что «хождение по головам» — удел слабых и недалеких людей. — Сейчас вы снимаетесь в кино, на телевидении. Это не отвлекает от сочинительства? — Даже наоборот, помогает. Смена деятельности — уже отдых. К тому же разносторонняя деятельность и активный образ жизни помогают держать себя в тонусе и не зацикливаться на одном, буксуя на месте. — Нужны ли вам для творчества тишина и уединение, или это процесс спонтанный? — Мне, как и любому человеку вообще, иногда просто необходимы тишина и уединение. Внутренняя концентрация, возможность обдумать различные вещи, несомненно, благотворно влияет на творческий потенциал. Погружение в самого себя, некая медитация помогают мне достичь многого. Но и в спонтанности есть свое очарование. Да, пусть материал сырой, пусть потребует дополнительной обработки, но сама фабула, стержень произведения, созданного спонтанно, его идея порой ярче, чем плоды длительных размышлений. — В одной из публикаций писали, что вы несколько лет работали в еврейском театре. Расскажите об этом подробнее. — Да, был у меня такой опыт. Я там играл на бас-гитаре. Но не только. Еще я практиковался там и как актер. Спектакль, в котором я участвовал, назывался «Черная уздечка белой кобылице» и был построен по принципу мюзикла. (Речь идет о Камерном еврейском музыкальном театре, которым руководил Юрий Шерлинг. — Ред.) Этот опыт оказался очень кстати во время моей игры в российской версии мюзикла «Чикаго», где моим героем был «Мистер Целлофан». Там же, в еврейском театре, со мной играла и Лариса Долина. Это были восьмидесятые годы прошлого столетия...