«Бездны мрачной на краю…»

Хотя позднее, вопреки наличию в нем фрагментов похожего свойства, убеждаешься в том, что никакой мистики в спектакле нет. А присутствует некая игра, которая, будучи инициированной одержимой решением сугубо личных проблем некой Абигайль Уильямс (Настасья Самбурская), не на шутку затянулась. И — спровоцировала череду бед, снежной лавиной обрушившихся на маленький американский городок Салем, где развернулся длительный процесс поисков виноватых в болезнях и смертях детей.
Такова завязка этой истории, имевшей, как известно, реальную основу. И эта охота на салемских ведьм произошла в конце XVII века.
Артур Миллер (а имя этого драматурга, одного из крупнейших в XX веке, в третий раз за сезон 2016–2017 возникает в столичной афише, которую уже украшают «Вид с моста» в режиссуре Анны Горушкиной в Губернском театре и «Все мои сыновья» в Театре имени Владимира Маяковского в постановке Леонида Хейфеца) написал свою пьесу 65 лет назад, в 1952-м. И она явилась откликом Миллера на проходившую в США кампанию, организованную сенатором Джоном Маккарти, по обвинению целого ряда деятелей культуры страны в антиамериканской деятельности.
«Салемские ведьмы» (или «колдуньи») неоднократно экранизировали и ставили на родине автора и в Европе. Но вот российские режиссеры к этой пьесе решаются обратиться нечасто (последним по времени смельчаком был Темур Чхеидзе, выпустивший свой спектакль по пьесе А. Миллера в ­1991-м в питерском БДТ имени Г.А. Товстоногова). Уж больно очевидны возникающие при знакомстве с ней ассоциации с отечественными политическими репрессиями.
Однако Сергей Голомазов на четких аналогиях старается не настаивать, не привязывая свою постановку к какому-либо конкретному периоду и намекая на ее вневременной характер. Режиссера поддерживает художник по костюмам Мария Данилова, которая одевает артистов в универсальные костюмы, пожалуй, отчасти отвечает годам, к которым относится сюжет, лишь костюм героини спектакля Элизабет Проктор.
Солидарен с Голомазовым и сценограф Николай Симонов, превращающий подмостки Театра на Малой Бронной в абсолютно условный, с множеством мелких отверстий, лишенный мелких бытовых предметов павильон. Если к нему присмотреться, то он покажется сделанным как будто из картона, что невольно наведет на мысли о хрупкости мира, в котором находятся миллеровские персонажи. Мир, способный в любой момент рассыпаться, как карточный домик.
Так что вовсе не случайно в течение трех часов, пока длится спектакль, нет-нет, да и подумаешь о том, что Миллер в оригинале назвал свое произведение «Суровым испытанием». Раз ее действующим лицам приходится столкнуться и с жестокостью, моральной глухотой представителей власти, и с предательством земляков, с бесполезностью и вместе с тем настоятельной потребностью поисков справедливости. А главное — с необходимостью постоянного существования «бездны мрачной на краю». Элизабет Проктор и ее супруг Джон к тому же пройдут проверку на подлинность и крепость своих чувств, которые к моменту нашей первой встречи с ними находятся в определенном кризисе.
Эта лирическая, строго, без сентиментальности воплощенная Дарьей Грачевой и Владимиром Яглычем тема важна в этом пока неровном спектакле (к освоению его сложного энергетического пространства большинство артистов Театра на Малой Бронной разных поколений только приступили), но уже сейчас заставляющем и волноваться, и размышлять.
О странностях и противоречиях человеческой природы, о нежелании одних людей, как та же Абигайль — Самбурская, побороть в себе зависть, ревность, мстительность, иные низменные душевные порывы. И об умении других, по примеру персонажей Яглыча и Грачевой, Ребекки Нерс (Вера Бабичева), Джайлса Корри (Геннадия Сайфуллин) побороть страх смерти ради сохранения собственного доброго имени и чести.
Есть в спектакле, жанрово тяготеющем к трагедии, и интонация актуальности. Понятно, что от этого никак не уйти, но уж слишком данная интонация оказывается нарочитой. Вероятно, во многом по причине чересчур зловещей актерской манеры Михаила Горевого, исполнителя роли судьи Дэнфорта. Дэнфорт — Горевой напоминает оголтелого следователя сталинской эпохи. И, в отличие от преподобного Джона Хэйла (Дмитрий Гурьянов), не подвержен никаким сомнениям правильности своих поступков, направленных против жителей Салема. Неудивительно, что именно Дэнфорт — Горевой ставит достаточно грубую финальную точку, утверждая, что о жертвах «салемского безумия» впоследствии никто не вспомнит.
И отсутствие даже маленькой толики надежды в конце спектакля несколько коробит. Вдобавок и с первоисточником эта режиссерская позиция Сергея Голомазова кардинально расходится. Ведь Миллер завершает пьесу своеобразным эпилогом («голосом сквозь века»), повествующим о пусть и запоздалом, но все же возвращении жизни в Салеме в более-менее нормальную колею. О хоть и малоутешительной для казненных и семей пострадавших победе горькой, но правды, которая, как считал (кстати, высоко ценивший Миллера) Александр Володин:

Людям почему-то нужна.
Хотя бы потом.
Почему-то потом, 
Но почему-то обязательно.
Майя ФОЛКИНШТЕЙН, Россия
Фотографии Владимира Кудрявцева предоставлены Театром 
на Малой Бронной