Адвокат свободы

Онисим был уроженцем Вильно, но еще в раннем детстве переехал вместе с родителями в Москву. Отец, преуспевающий купец второй гильдии, вознамерился дать сыну самое широкое образование и определил его в III Московскую мужскую гимназию. После ее успешного окончания Онисим, талантливый от природы, не сразу определился с выбором профессии. Он поступает в Московский университет — сначала на физико-математический факультет, но уже через год, разочаровавшись в точных науках, переводится на историко-филологическое отделение, а затем, после сдачи в 1885 году годового экзамена, становится студентом-юристом.
Дружеские узы связали юного Гольдовского с русским философом Василием Розановым (1856–1919). Розанов тогда учительствовал в Брянске, куда Онисим приезжал к мачехе на каникулы. Они коротко сошлись, так что Василий Васильевич называл юношу своим духовным сыном. Финал их дружбы оказался печальным. А все из-за жены Розанова Аполлинарии Сусловой (1839–1918). Она отыскала у Розанова письмо Гольдовского, в котором тот «по поводу университетских порядков и устава и о начале царствования Александра III дурно выразился», и переслала его в Жандармское управление.
В результате Гольдовский был заподозрен в принадлежности к тайному сообществу и взят на месяц под караул. По счастью, для Онисима вся эта история не получила серьезных последствий: он благополучно окончил университет, стал кандидатом права и помощником присяжного поверенного.
Его первым патроном стал маститый Рудольф Минцлов (1845–1904). Полиглот, обладатель богатейшей библиотеки, он серьезно занимался историей, философией, гражданским правом, политэкономией и высшей математикой. Он видел призвание адвоката в служении Истине. «А истина, — наставлял Минцлов, — гордая красавица, созерцание которой достается, и то лишь на мгновение, тому, кто подарит ей жизнь».
Повезло Гольдовскому и с присяжным поверенным князем Александром Урусовым (1843–1900), под началом которого он проработал десять лет и получил неоценимый практический опыт. Новый патрон соединил в себе широчайшую эрудицию, вкус к книге, непоколебимый, в плоть и в кровь воспринятый европеизм и творческий темперамент художника. Надо заметить, что «расовая ненависть до такой степени была чужда благородной натуре князя, что антисемиты вызывали в нем чувство брезгливого сожаления. Их жалко, как больных, но болезнь противная».
Впоследствии супруга Гольдовского Рашель Хин будет много и охотно писать о её совместном литературном салоне с Онисимом Гольдовским, о незабываемых встречах с выдающимися современниками — Львом Толстым, Эмилем Золя, Анатолем Франсом, Октавом Мирбо, Эдмоном Гонкуром, Георгом Брандесом. Причем всех привлекали обаяние и светскость Гольдовского.
И адвокатом он был более чем успешным и, наряду с защитой бесправных и неимущих, брался за политические и выгодные экономические дела. Современники говорили о нем как об утомленном деньгами и славой Гольдовском. Во многом благодаря Гольдовскому юридическая психология стала осознаваться в России как самостоятельная научная дисциплина.
Как и его супруга, Гольдовский уделял самое серьезное внимание «еврейскому вопросу». Он был одним из редакторов литературно-художественного сборника «Помощь евреям, пострадавшим от неурожая» (М., 1901). В нем, в частности, увидело свет письмо Эмиля Золя «В защиту евреев» (в переводе Хин). Собирал он материалы и для (увы, несостоявшегося) сборника «Рассказы еврейских писателей».
Бедственному положению евреев в империи посвящена книга Гольдовского «Евреи в Москве. Страница из истории современной России» (Берлин, 1904). Речь идет здесь о высылке из Первопрестольной по приказу великого князя Сергея Александровича огромного числа иудеев, в том числе тех, кто жил там не одно десятилетие. Полиция свирепствовала, устраивая ежедневные и еженощные облавы, выхватывая из толпы на улицах людей, только похожих на евреев. А изобличитель иудея-нелегала поощрялся суммой, равной награде за донос на двух грабителей! «Измученное и раскрытое беде еврейское сердце не вмещает горя!» — восклицает автор. Гольдовский был убежденным либералом, и «еврейский вопрос» служил для него инструментом борьбы с самодержавием. Он стоял у истоков партии конституционных демократов и вошел в возглавлявшееся Павлом Милюковым центральное бюро «Совета союзов» — политической организации прогрессивной интеллигенции, объединявшей 14 профессионально-политических союзов.
Царский манифест 17 октября 1905 года был воспринят Гольдовскими с воодушевлением. Однако уже на следующий день все стали непосредственными свидетелями учиненного «Черной сотней» кровопролития в Москве. Тогда-то и было принято решение оставить Россию и уехать за границу. Рашель задержалась там до 1913 года, а вот Онисим вернулся домой уже через год...
Онисим заботился о музыкальном образовании детей. Они обучались игре на фортепьяно и скрипке, посещали балетную студию Михаила Фокина. А в их вместительной квартире останавливался известный виолончелист и композитор Пау Казальс-и-Дефильо, витийствовал несравненный Иван Москвин, но особенно часто столовался Федор Шаляпин (Лея Любошиц аккомпанировала ему во время гастролей по Америке и Европе).
Гольдовский горячо приветствовал Февральскую революцию. Слова «Керенский», «Милюков» не сходили с его губ. О приходе же к власти большевиков сказал: «Эта сумасшедшая вакханалия не может продлиться долго». Между тем новые хозяева страны укрепились всерьез и в его услугах никак не нуждалась. Он был квалифицирован как эксплуататор и разом лишился права держать прислугу (повариху, горничную, швейцара). В доме остановили «буржуйский» лифт, и Онисиму Борисовичу (а у него было слабое сердце) приходилось карабкаться на пятый этаж. Да и жировать в просторных апартаментах не позволили: подселили несколько рабочих семей. Гольдовские, как и многие москвичи в то время, голодали.
На выручку пришла Лея, точнее, ее музыкальный талант, оказавшийся востребованным красными. Однажды к ним явился некто в кожанке и предложил скрипачке дать концерт для «сознательных» рабочих, посулив в награду бесценные тогда 12 яиц, 10 фунтов картофеля и ящик сахара. А после Лею стали наперебой приглашать на многие московские фабрики и заводы, причем часто ей аккомпанировал на фортепьяно малолетний Борис. 
Но в декабре 1917 года у Гольдовских произвели обыск. А в 1919 году Онисима Борисовича арестовали и допрашивали на Лубянке. Думается, он привлек внимание органов как крупная в прошлом политическая фигура, лидер кадетской партии. И хотя его задержание было кратким, на семейном совете было решено оставить Совдепию и уехать сначала в Старый, а затем и в Новый Свет. Не объявляя заранее о планируемой эмиграции, Лея, взяв с собой Бориса, в 1921 году отправилась за границу якобы на гастроли. Вскоре удалось вывезти в Германию и маленькую Ирину, и было договорено, что вскоре к ним присоединится и глава семейства. Однако уже в Берлине к ним пришла скорбная весть о скоропостижной кончине Онисима Борисовича от инфаркта. Смерть спровоцировало известие о новом аресте, которое получил Гольдовский, а опасный для сердечника подъем на верхотуру по крутой лестнице довершил дело. Так закончил свои труды и дни присяжный поверенный Онисим Гольдовский, этот харизматичный человек, отдававший борьбе за свободу свой ум и талант, что не помешало советским историкам напрочь забыть его имя.

* * *
Лея Любошиц после гастролей в Берлине и Париже концертировала, а затем поселилась в США. В 1924–1947 гг. она вела преподавательскую работу по классу скрипки в Кертисовском институте музыки в Филадельфии, где в 1953 году получила почетную степень доктора.
Борис Гольдовский (1908–2001), сын Онисима Гольдовского, основал Оперный театр Новой Англии, который стал так и называться: Оперный театр Гольдовского. Дочь Ирина 
(1917–2010) была замужем за промышленником Билли Вольфом и снискала известность видного филадельфийского филантропа и профессиональной переводчицы. А вот оставшийся в СССР сын Юрий (1907–1931) был усыновлен тетей Анной Любошиц (1887–1975), виолончелисткой, заслуженной артисткой РСФСР, солисткой Московской филармонии. Он пошел по математической части и после окончания МГУ занимался наукой, публиковал статьи в академических журналах. Альпинист-любитель, он совсем еще молодым трагически погиб при сходе лавины на Кавказе. Здравствующие ныне внуки, правнуки и праправнуки Гольдовского благоговейно хранят память о своем предке.
Лев БЕРДНИКОВ, США