Датские чудеса и два сына с одним именем
1961-й год. Я работаю в институте грудной хирургии имени А.Н.Бакулева АМНСССР. Позади медицинский институт, вечерний факультет Института иностранных языков, работа на Скорой помощи, в поликлинике, в больнице и «хождение по мукам» с пятым пунктом. И вдруг, о чудо: нежданно, негаданно храм науки, о котором я мечтала с незапамятных времен, приоткрыл свои двери: меня приняли на работу в Бакулевский центр в лабораторию функциональной диагностики. Руководил лабораторией профессор Гдаль Григорьевич Гельштейн. Лаборатория, по существу, была маленьким островком свободы в несвободной стране. В первую очередь, это была заслуга шефа – профессора Гельштейна.
Занимаюсь определением газов крови, другими словами, содержанием кислорода и углекислоты в крови. Динамика изменения этих показателей крайне необходима для оценки адекватности дыхания и сердечной деятельности при операциях на сердце. Для своевременного контроля необходим экспресс-метод. Мы же тратим на каждый анализ от сорока до шестидесяти минут. Зачастую полученные результаты имеют лишь теоретическое значение.
Много читаю иностранной литературы – помогает свободное владение английским языком. И вдруг натыкаюсь на интереснейшее сообщение: в 1950-х годах скандинавские страны охватила эпидемия полиомиэлита. Одним из осложнений этого грозного заболевания являлся паралич межреберных нервов: больные переставали самостоятельно дышать, их помещали, в так называемые «железные легкие», а позднее подключали к аппарату искусственного дыхания. Однако экспресс-контроля за адекватностью управляемого дыхания не было.
Именно тогда в лаборатории профессора Поля Аструпа в Копенгагене был создан прибор, который по сей день носит фамилию автора – аппарат Аструпа. Благодаря этому изобретению экспресс диагностика впервые стала возможной. В течение двух-трех минут анализ лишь одной капли крови, взятой из кончика пальца, мог дать представление о содержании газов крови, а также основных показателей метаболизма, названных кислотно-щелочным равновесием.
«Об этом можно только мечтать», - думала я с грустью. И тут свершилось второе чудо: впервые в Советском союзе наш институт закупил аппарат Аструпа. Запакованный в картонный ящик, прибор доставили в нашу лабораторию. Нрав у меня был нетерпеливый. Я дождалась, пока все сотрудники уйдут, вскрыла коробку, достала прибор, собрала его и даже апробировала. Счастью моему не было предела – мечты осуществляются!!! Ура!!!
Однако счастье длилось недолго. Утром прибыла комиссия медэкспорта, а также коммерческий директор датской фирмы «Радиометр», непосредственно выпускавшей эту аппаратуру. Вместо восторженных похвал я получила жуткий нагоняй, который едва не закончился скандалом. Я не знала, что не имела права самостоятельно вскрывать упаковку и уж тем более собирать аппарат. Это должны были сделать представители медэкспорта и их инженер.
Возмущению комиссии не было предела: они набросились на меня втроем, заявив, что снимают с себя всякую ответственность за все неполадки с прибором. Я едва не разрыдалась. Единственный человек, который смотрел на меня сочувственно, был коммерческий директор фирмы, ни слова не понимавший по-русски. Когда страсти улеглись, он спросил: «Объясните, мисс, что происходит?». Выслушав меня, еще раз переспросил: «Вы инженер, мисс?». «Нет, я доктор». «Хорошо, мисс. Я понял. Вы умеете работать, но у вас несоветские нормы поведения. Не расстраивайтесь, мисс, я знаю, как Вас утешить. Я приглашу вас в Данию на два месяца на стажировку в лабораторию профессора Аструпа. Соглашайтесь, мисс. Я понял, что вы умеете работать, но у вас наверняка останется время, чтобы развлечься. Вы увидите Данию во всем её великолепии».
Особенно уговаривать ему меня не пришлось, я поблагодарила и сказала: «Вы похожи на доброго Оле-Лукойе из сказок вашего соотечественника Ганса Христиана Андерсена». А про себя подумала: «Если у меня несоветские нормы поведения, то у вас, по-видимому, несоветские нормы восприятия нашей действительности. Для того чтобы принять ваше приглашение, необходимо разрешение директора института, а вовсе не мое согласие».
Его поход к нашему директору естественно не принес желаемых результатов. Из кабинета коммерческий директор вышел расстроенным и рассказал мне, что мой босс, почему-то, поинтересовался возрастом профессора Аструпа. Узнав, что ему 50 лет, сказал: «Мисс еще очень молода. Ей всего 27 лет. Советский союз – богатейшая страна мира, и мы не нуждаемся в подачках буржуазных фирм. Если наш сотрудник будет достоин, мы сами пошлем его за границу и оплатим его обучение». Как поется в одной из наших песен: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди, вся жизнь впереди, надейся и жди…»
Мне тогда показалось, что мой дорогой покровитель был расстроен больше чем я. Ибо я не надеялась, и не ждала. Он же надеялся и ждал, более того был уверен в своей победе. Тем не менее, вопреки всему, я по-своему была счастлива: экспресс-диагностика нарушений дыхания и кровообращения с использованием микроколичества крови – это прямой путь для своевременной диагностики и управления этими изменениями и, следовательно, для адекватного лечения больных, а также нескончаемый поиск научных исследований.
Когда тебе 27 лет, все остальное кажется не столь важным и малозначимым. Счастье и чудеса буквально следовали одно за другим. Спустя несколько месяцев после приобретения «датского сокровища» — аппарата Аструпа в Москву прилетел датский профессор Нильс Енсен, который должен был прочитать цикл лекций на тему «Газы крови и кислотно-щелочное равновесие». Лекции он читал в Институте кардиологии имени А.Л. Мясникова. Зал был набит битком, яблоку упасть, как говорится, негде.
Первую лекцию, как и все последующие, Нильс читал на английском языке, и вдруг зал загудел, что свидетельствовало о недопонимании. Профессор спустился в аудиторию и стал нервно ходить между рядами, всматриваясь в лица слушателей, и вдруг как-то странно пристально взглянул на меня и спросил по-английски: «Мисс, по-моему, вы меня хорошо понимаете».
Я кивнула головой. «Тогда объясните мне, в чем дело – почему аудитория меня не понимает». «Господин профессор, у вас очень интересные, необходимые для нас, врачей, лекции. У вас хорошая переводчица, но она, увы, не знает медицинской терминологии. Отсюда полная неразбериха и шум в аудитории».
Он грустно улыбнулся и произнес странную фразу: «Да, она не может отличить красного электрода от красной кошки. Я умоляю вас, мисс, пожалуйста, переводите мои лекции. Хотите, я встану перед вами на колени, иначе, мои лекции пропадут». «Ради Б-га, профессор, не делайте этого, я и так постараюсь вам помочь: стану рядом с вашей переводчицей и буду подсказывать ей медицинскую терминологию, и думаю, все успокоятся». Именно так все и произошло. Первые две лекции я была суфлером, а остальные по просьбе профессора переводила самостоятельно.
Неделя пролетела мгновенно. «Завтра моя последняя лекция – сказал Нильс, – они, как мне кажется, в том числе благодаря вашей помощи, прошли успешно. Нам бы очень хотелось вместе с вами отметить их окончание по-русски. Я надеюсь, что и на этот раз вы нам поможете». «Конечно, с удовольствием», – ответила я, и вся дружная компания по моей рекомендации отправилась в «Поплавок».
«Поплавок» в те времена был, пожалуй, единственным в своем роде рестораном подобного типа. Он представлял собой речной лайнер, пришвартованный к берегу канала имени Москвы, напрямую примыкавшему к Парку Культуры и отдыха. В ресторане пели и плясали цыгане в сопровождении ансамбля скрипачей. Был февраль месяц – это русская масленица. Датчане могли отведать истинно русский стол. Все дружно согласовали меню: русские блины с икрой и красной рыбой и непременно русская водка. «Цыгане плюс масленица – это национальная экзотика», - подумала я, и не ошиблась.
Пропустив пару рюмочек «рашен водка», все оживились, а я спросила у профессора: «У вас есть семья?». «Разумеется, у меня два сына с одним и тем же именем». «А что в датском языке так мало имен, что двоим сыновьям надо давать одинаковые имена?». «Скажите, мисс Нора, вы – еврейка?», – спросил он и посмотрел на меня также пристально, как когда-то в лекционной аудитории. Я кивнула головой. «Тогда я расскажу вам одну историю, которая для вас, как мне представляется, будет не менее интересной и значимой, чем мои лекции. Думаю, что вы услышите ее впервые и многое узнаете и поймете.
В отличие от других европейских евреев датские евреи смогли выжить в период гитлеровской оккупации во время Второй мировой войны, потому что датчане считали своих евреев соотечественниками. Там не было деления на «мы» и «они», там были только «мы». К 30-му сентября 1943 года, после предупреждения немецкого военного атташе Георга Луквица о планируемой депортации 7800 датских евреев, члены «Датского сопротивления» на рыбацких лодках переправили в нейтральную Швецию 7200 человек, где им ничего не угрожало.
В том числе благодаря этому, в Дании в годы войны погибло всего два процента еврейского населения. Когда немцы издали указ об обязательном ношении евреями «желтой звезды», король Дании Христиан X выступил в центральной синагоге Копенгагена и заявил, что если евреев в Дании заставят носить этот символ, что будет отличать их от других сограждан, то и моя семья также будет его носить. На самом деле, Дания была единственной оккупированной фашистами страной, где ношение «желтой звезды» не вводилось.
Когда в октябре 1943 года сотрудники Гестапо устроили облаву на 7500 евреев, проживавших в Копенгагене, датская полиция отказалась выламывать двери их домов. В церквях пастве зачитывали письма протеста. Соседи помогали еврейским семьям бежать в деревни на побережье Балтийского моря, где местные жители предоставляли им убежище в церквях, подвалах и летних домиках, а местные рыбаки благополучно перевозили их в нейтральную Швецию.
Я тоже не мог оставаться безучастным. Моя любимая девушка Марианна была еврейкой, следовательно, нам грозила опасность. Я на своей лодке перевез ее в Швецию, за что позднее был отправлен в концлагерь. Вскоре меня, к счастью, освободили войска союзников. Я вернулся в Копенгаген, искал Марианну, но не нашел. Тогда я отправился в Швецию, но и там мои поиски оказались тщетны. Я решил, что она погибла. Прошло еще два года, я женился, у меня родился сын, а спустя полгода в Копенгагене появилась Марианна. У нее тоже давно родился сын, это был мой первый ребенок, и, как оказалось, обоим сыновьям, независимо, было дано одно и то же имя. Вот почему у меня два сына с одним именем. Я думаю, что я пространно ответил на Ваш вопрос.
А теперь я хочу вас спросить: «Вас не удивляет, что, проходя между рядами многочисленных слушателей, я, как вкопанный, остановился именно перед вами?». «Да, очень удивляет». «Я внезапно увидел свои родные любимые глаза Марианны. Эти глаза всегда меня понимали, никогда не лгали и в любую минуту были готовы прийти мне на помощь». Он взглянул на часы и добавил: «Кажется, мой рассказ слишком затянулся. Последняя просьба к вам, мисс Нора, мы можем откуда-нибудь сейчас позвонить Марианне?». «Да, конечно, профессор», и мы прямо из «Поплавка» отправились на Центральный телеграф. Глядя в глаза профессора, я поняла, что жизнь продолжается…
Элеонора Нисневич, Россия
Фото 1: Элеонора Нисневич
Фото 2: Бежавшие из Дании евреи прибыли в шведский порт Мальмё, 12 октября 1943 года
Фото 3: На этой лодке датские рыбаки перевозили евреев из оккупированной Дании в Швецию.
Фото 4: Члены датского Сопротивления переправили на рыбацких лодках в Швецию 7200 из 7800 датских евреев, несколько сотен евреев были спрятаны датчанами.
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!