Стечение обстоятельств

Облачившись в доспехи славы, Довид повернулся лицом к летному полю. Вид взлетающих и садящихся самолетов пробудил в нем привычные размышления о жизни, которая сама по себе вот так же поднимается и опускается, оставляя в стороне мечты и планы, подобно опоздавшим на рейс пассажирам.
«Банальность, — поморщился Довид. — Сказали ведь древние: в сто крат умнее тот, кто при блеске молнии не скажет: вот она, наша жизнь!»
Он отогнал в сторону посторонние мысли, открыл сидур и уже приготовился погрузиться в привычное состояние молитвы, как вдруг к его плечу кто-то прикоснулся. Довид резко обернулся. Перед ним стоял еврей средних лет, с длинной бородой, в черном костюме и по-хабадски заломленной черной шляпе.
– Простите, — произнес он на иврите с явным испанским акцентом. — Вы, я вижу, собрались молиться. Позвольте встать рядом с вами. Конечно, это не миньян, но все-таки вдвоем лучше, чем одному.
– Разумеется, о чем разговор! — воскликнул Довид и повернулся к окну на летное поле.
Нет, разговора со Всевышним не получилось. Зал начал заполняться пассажирами, ожидающими посадки, шорох ног, голоса и любопытные взоры, втыкающиеся в спину Довида, точно бандерильи в быка на корриде, мешали сосредоточиться. Привычное, плавное перелистывание страниц превратилось в бег с препятствиями. Кое-как завершив шахарит, он сложил тфилин и талес и спрятал их в сумку. Незнакомец сделал то же самое практически одновременно, видимо, и у него не заладилось.
– Давайте позавтракаем, — предложил Довид. — У меня до отлета еще полно времени.
– С удовольствием, — ответил незнакомец. — Мне тоже ждать много часов. Только вот насчет завтрака... Бутерброды я в спешке позабыл, а здесь, сами понимаете, ни к чему не могу прикоснуться. Но с радостью составлю вам компанию.
– У меня с собой бурекасы, еще из Израиля, на двоих хватит, — предложил Довид, однако незнакомец лишь отрицательно покрутил головой. — Меня зовут Залман Фаркаш, — сказал он, протягивая руку. — Я машпиа (духовный наставник) в хабадской ешиве Буэнос-Айреса.
Усевшись за столик они достали минеральную воду. Довид вытащил из сумки бурекасы в бумажном пакете с эмблемой кондитерской и печатью, удостоверяющей кошерность. Увидев пакет, незнакомец удивленно повел плечом.
– Вы покупали это в той самой кондитерской?
– Разумеется! Можете спокойно есть. Кфар-Хабад — это Кфар-Хабад!
– Приятного аппетита! — воскликнул Залман, разламывая бурекас.
Он явно проголодался и теперь уже не скрывал этого. Довид тоже вытащил бурекас, и вскоре пакет опустел. Прочитав благословения, собеседники завязали ни к чему не обязывающий разговор, который в дороге часто ведут симпатизирующие друг другу люди, желая скоротать время.
– Так вы возвращаетесь из Кракова? — уточнил Залман.
– Да, ездил молиться на могилах праведников. Целый ворох записок от разных людей с собой возил. Сколько у евреев забот, даже представить трудно!
– И все просят о чуде?
– Разумеется. К праведникам часто обращаются как за последней надеждой, когда понятные разуму средства не принесли результата. Хотя многие считают, будто чудо — это просто удачное стечение обстоятельств…
– Стечение обстоятельств, говорите, — задумчиво произнес Залман. — Хотите, я расскажу вам случай, который ни при каких условиях нельзя назвать стечением обстоятельств?
– Что за вопрос? — воскликнул Довид. — Рассказывайте, и немедленно.
Пространство замкнулось. Вокруг проходили сотни пассажиров, люди усаживались за столики, с шумом передвигая железные стулья, ели, звеня ложечками, стуча тарелками и стаканами, громко переговаривались, затем так же шумно вставали, уступая место другим. Но для двух евреев суета и шум реальности отодвинулись в сторону, и в наступившей тонкой тишине зазвучал голос Божественного чуда, зов Провидения, скрытно управляющего миром.
– Несколько недель назад, — начал Залман, — я собрался на семейное торжество в небольшой городок неподалеку от Вашингтона. Сами знаете, в каждой семье происходят события, на которых ты просто обязан присутствовать. Ну, решил я, коль скоро судьба приводит меня в Штаты, то субботу я проведу на самом святом месте — возле могилы двух праведников: нашего ребе и его тестя, ребе Раяца.
В аэропорт меня вызвался отвезти мой друг и ученик Хаим-Мендл, еврей с необычной судьбой. Могу с гордостью сказать, что в его возвращении к вере наших предков есть немалая доля моих трудов. К сожалению, вышло так, что Хаим-Мендла зацепила страшная болезнь, название которой у нас не принято произносить. С помощью врачей он чудом вырвался из ее цепких лап, но многочисленные облучения и лекарства разрушили в нем возможность иметь детей.
Путь в аэропорт неблизкий, и по дороге я рассказал Хаим-Мендлу о своих планах на субботу. Он страшно разволновался и попросил меня выполнить следующее поручение. Дело в том, что после долгих колебаний он и жена решили усыновить ребенка. Другого пути стать отцом и матерью у них нет. И тут возникли осложнения, о которых они и не думали. Отыскать еврейского младенца очень трудно, почти невозможно. Нужно долго ждать и настойчиво обращаться в разные инстанции. Существует более легкий путь: оставив многотрудные поиски, усыновить нееврейское дитя, сделав ему гиюр.
Выбор непростой, поэтому они с женой обратились за советом к раввинам. Но вот беда: у каждого раввина на этот счет свое мнение. Однозначного решения Галаха, еврейский закон, не предлагает. Потому Хаим-Мендл просил меня помолиться у могил праведников и попросить Всевышнего, чтобы в заслугу их святых деяний Он надоумил его, как поступить.
Разумеется, я пообещал. Дальше все шло по намеченному плану. После семейного торжества я отправился в Нью-Йорк и провел субботу так, как собирался. Это были двадцать четыре часа самоотчета и размышлений. Мы бежим всю нашу жизнь, преодолевая одно препятствие за другим и даже в короткие минуты отдыха готовясь к прыжку через очередной барьер. Работа, семья, многочисленные обязательства перед социумом держат нас мертвой хваткой. И вот в субботу рядом с праведниками я почувствовал, как мир ослабил свои пальцы и дал мне возможность подумать о том, что я годами отодвигал в сторону.
Воскресным утром я сидел в зале неподалеку от могил праведников и учил «Дерех мицвотеха» ребе Цемах Цедека. Сколько я изучаю эту книгу, столько поражаюсь не только ее глубине и мудрости, но и тому, что ее написал юноша, по нашим понятиям — почти мальчик. Если хотите понять, чем праведник отличается от обыкновенных людей, откройте «Дерех мицвотеха».
Возле меня присел за стол пожилой еврей с серебряной бородой и яркими зелеными глазами. Двигался он затрудненно, видимо, из-за проблем с позвоночником, поэтому его сопровождал парень, который помог разложить талес и тфилин. Старик жестом попросил моего согласия устроиться рядом, я в свою очередь ответил приглашающим жестом и перевел взгляд на книгу.
С ребе Цемахом Цедеком время пролетает незаметно, пока поймешь один абзац, пока состыкуешь его с тем, что знал раньше, порой целые дни проходят. Когда я оторвал глаза от страницы, старик уже закончил молитву.
– Я хочу вам кое-что показать, — обратился он ко мне. — Это вас очень заинтересует, уверен, такого вы еще не видели.
Честно признаюсь, я чрезвычайно удивился и с интересом ждал продолжения. Старик вытащил из чехла для тфилин конверт, достал потертый листик бумаги и протянул мне. Я поднес его к глазам и остолбенел.
У меня в руке было письмо Ребе. Не ксерокопия, не фотография, а настоящее, подлинное письмо, написанное святой рукой праведника. Но главное, о чем было это письмо!
«Вы спрашиваете, брать ли на усыновление нееврейского ребенка с тем, чтобы сделать ему гиюр, или продолжить поиски еврейского младенца. Я настойчиво рекомендую продолжить поиски. И для того чтобы они увенчались успехом, будущему отцу следует добавить уроки ­изучения Торы и хасидизма, а будущей матери — увеличить цдаку, которую она откладывает перед зажжением субботних свечей».
После подписи, знакомой каждому хасиду Хабада, стояла дата: 1956 год (в письме была указана дата еврейского календаря). Прошло несколько минут, прежде чем я сумел продолжить беседу.
– Вы разрешите снять копию с этого письма?
Старик отрицательно покачал головой.
– Я никогда не выпускаю его из рук. Ношу всегда с собой, рядом с тфилин. Но сегодня, — он замолк на мгновение, — сегодня я почувствовал… Впрочем, давайте по порядку.
Он сел напротив и словно зацепил меня взглядом своих не по-стариковски ярко-зеленых глаз.
– Шесть десятков лет тому назад мои отец и мать поняли, что им не суждено иметь детей. Они стали искать ребенка для усыновления. Евреи неохотно расстаются со своими детьми, поэтому речь могла идти только о нееврейском младенце. Как быть? Отец обратился к ребе Мойше Файнштейну, а тот направил его к Любавичскому Ребе. То, что Ребе написал, вы уже читали. Родители последовали его совету и спустя полгода, опять же по его совету, отправились в еврейскую общину одного из городков Южной Дакоты. И там… В общем, усыновленный ими ребенок — это я.
Мои биологические родители погибли в автомобильной катастрофе. Я тоже был в том злосчастном автомобиле и чудом остался в живых. Врачи были уверены, что от полученных травм я останусь пожизненным калекой или выросту идиотом. Усыновить ребенка в таком состоянии желающих не оказалось, но родители взяли меня таким, как я был, и, слава Всевышнему, прогнозы врачей не подтвердились. Вот только позвоночник полностью не пришел в норму, и я нуждаюсь в небольшой помощи.
Мой отец умер одиннадцать месяцев тому назад. Сегодня последний день, когда я читал по нему кадиш. Закончив, я вдруг ощутил необыкновенной силы желание показать вам это письмо. Поверьте, я никогда не рассказываю о нем незнакомым людям, про его существование знают только самые близкие друзья и родственники.
«Бецалель, — обратился он к сопровождающему, — ты видел, чтобы я показывал кому-нибудь это письмо?» – «Никогда не видел и не слышал! — воскликнул юноша. — И вижу его в первый раз!»
– Я знаю, почему вам захотелось показать мне это письмо! — вскричал я. — Ребе послал вас, чтобы ответить на вопрос моего друга.
И я рассказал историю Хаим-Мендла и о том, как всю субботу просил о помощи с Небес.
– Да, конечно, это мог быть только Ребе, — согласился старик. — В книге «Зогар» написано, что после смерти присутствие праведника в нашем мире ощущается гораздо сильнее, чем при его жизни.
– Вот такая история, — завершил свой рассказ Залман Форкаш. — Как вы понимаете, ни о каком случайном стечении обстоятельств речь идти не может.
– А что было дальше? — вскричал Довид. — Хаим-Мендл с женой нашли еврейского младенца для усыновления?
– Не все так быстро, — улыбнулся Залман. — Это лишь в хасидских историях чудеса происходят прямо на глазах. Я вернулся в Буэнос-Айрес и рассказал Хаим-Мендлу про ответ, полученный от Ребе. Он и его жена немедленно начали выполнять указания праведника. А произошло это всего лишь несколько недель тому назад, и пока все осталось по-прежнему. Но мы все верим полной верой: чудо обязательно произойдет. Ведь если история начинается чудесным образом, она не может завершиться по-иному.
Яков ШЕХТЕР, Израиль