Выстрел «Авроры»

«Пломбированный вагон»
15 апреля 1917 года все было решено. Затянувшиеся переговоры русских революционеров с немцами завершились устной договоренностью. Немцы как можно скорее желали избавиться от русских политэмигрантов. Русские политэмигранты мечтали избавиться от поднадоевших немцев. Верховное командование боялось русских как огня. Дьявольская природа вождя большевиков не давала рассудительным немцам покоя. Командование пугало, что русские могут устроить беспорядки в воющей Германии. Затем они аукнутся в сонной Голландии, полыхнут в благополучной Швейцарии, и вскоре вся Европа окутается дымом и сгорит в революционном огне.
Именно поэтому непрошеных гостей во главе с их предводителем было решено отправить на поезде в Россию. Пусть устраивают свои революции на родине. Верховное командование снеслось с Министерством иностранных дел Германии. МИД дал свое согласие на проезд неугомонной ленинской братии по территории страны. Опасаясь, что компания может покинуть поезд где-нибудь по дороге, было решено один вагон опломбировать. Но во всей стране не нашлось необходимого качества пломбы, дабы надежно запереть революционеров. Вот тогда-то генштабист Фриц Кант, никакого отношения не имевший к великому философу, но обладавший, как и его великий однофамилец, острым и пронзительным умом, предложил, как ножом отрезал: дать денег.
«Роль пломбы сыграют деньги, — пояснил он свою мысль ставшему в тупик Верховному главнокомандующему. — Русские любят деньги. С Лениным едет 20 человек. Нам понадобится 21 купе и 21 миллион марок». Тут же напечатали 22 миллиона фальшивых марок, 1 миллион — на всякий случай — оставили в недрах хранилища Главнокомандования. На следующий день добропорядочные бюргеры наблюдали следующую картину: русские в добротных буржуазных костюмах и лакированных башмаках, все как один в котелках и с тростями в руках, медленно и торжественно прошествовали на Центральный вокзал Берлина.
Наблюдательные городские обыватели не могли не выделить среди русских господина с чуть намечавшимся брюшком, зажавшего под мышкой шахматы. На перроне отъезжающих встретила возбужденная толпа, мешавшая отъезжантам пройти к вагону. Это были русские, которым не достались деньги. В руках собравшиеся держали плакаты: «Немецким шпионам — смерть!», «Ленин — обманщик и вор!», «Луначарский — поделись деньгами!». Кто-то, вспомнивший Шпенглера, крикнул: «Мы не хотим оставаться в прогнившей Европе», и от перенапряжения упал в обморок.
Ленин презрительно осмотрел на толпу, сверкнул левым глазом, цыкнул зубом и, ощерив рот в революционной улыбке, громко запел «Интернационал». Песню немедленно подхватили Платтен, Ганецкий и другие партийные товарищи. Под ее мощным напором протестовавшие дрогнули, сникли и освободили проход к поезду. До Петрограда добирались несколько суток. На протяжении всего пути революционеры куролесили и пили шампанское.
Только Ильич, как ни в чем не бывало, продолжал неоконченную на Капри партию с Богдановым. Когда поезд пересек границу Германии и показались родные осины, повеселевший вождь сделал неожиданный для старого товарища ход, двинул ферзем, загнал короля соперника в угол и, плотоядно ощерив свой рот в улыбке, гортанно пророкотал: «Вот вам и мат, батенька! Деваться больше некуда. Впереди Россия!» С этими словами вождь оторвал свою лысую от революционных дум и отполированную как немецкий бильярдный шар голову от шахматной доски, высунулся из окна и протяжным резким звуком «у-а-а! у-а-а!» приветствовал бедную родину.
Когда поезд шел мимо российских населенных пунктов, местное население прятало детей по избам да по полатям, тихо бормоча вслед изрыгающему дым чудовищу на колесах: «У, дьяволы немецкие».
Геннадий ЕВГРАФОВ, Россия