Кое-что о природе разума

О Савранском рассказывали легенды. Он обладал феноменальной памятью. «Мог цитировать целые страницы наизусть, — писал его друг Александр Кобринский. — Сложнейшие тексты Канта, Ницше, Кьеркегора, Сартра, Камю. Был полиглотом. Свободно читал на нескольких языках».
Литературные занятия Исаака не поощрялись в семье. Его отец считал, что это не для евреев. Первая специальность, которую приобрел Савранский, — слесарь-лекальщик. Достойное начало.
Я отметил бы два факта в его непростой биографии. В 1959 году, будучи студентом филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, Исаак знакомится с выдающимся ученым, профессором В.Ф. Асмусом и начинает всерьез интересоваться философией и культурологией. Дело это в то время небезопасное, особенно для людей мыслящих. В 1961 году Савранский загремел на три года в ссылку — в таежное селение Кыштовку в Западной Сибири. Здесь-то он и приобщился к основам иудаизма (в Кыштовке, представляете?). Первыми его просветителями стали местные крестьяне из секты жидовствующих, предки которых исповедовали иудаизм еще при великом князе Иване III.
Вернувшись в Москву, он окончил университет, затем аспирантуру философского факультета, защитил диссертацию. Издал книги, некоторые из них переведены на испанский, английский, португальский и немецкий языки. Но семена, посеянные кыштовскими евреями, не зачахли. Работая в ИНИОНе АН СССР (Институте научной информации по общественным наукам), он с началом перестройки получил доступ к закрытой литературе, познакомился с историей еврейства и работами видных сионистов.
В 1990-е годы Савранский вместе с семьей уезжает в Израиль, где активно занимается литературным творчеством и общественной деятельностью. После ухода философа из жизни усилиями его друга писателя Александра Кобринского вышла книга Исаака Савранского с коротким и емким названием «Глагол» (Израиль, 1994). Большую часть ее составляют стихи автора разных лет. Литературные и философские эссе представлены более скромно. А ведь именно Савранский впервые попытался объяснить и систематизировать феномен израильской литературы на русском языке.
В статье «Литература Израиля 1970-х годов на русском языке» (1993) он подмечает многие тенденции, которые станут очевидными впоследствии, когда огромная алия из России привезет в страну десятки, а то и сотни литераторов. Обозревая наличные литературные силы начала 1990-х, он отмечает поэтов Рину Левинзон и Илью Бокштейна, эссеистов Нелли Гутину и Майю Каганскую, прозаика Эли Люксембурга, подробнее останавливается на творчестве Эфраима Бауха. Вряд ли можно согласиться с Савранским в его оценке прозы Давида Маркиша, которую он явно недооценивал. И все же в отсутствие полноценной литературной критики это была, возможно, первая попытка оглядеть свое окружение.
Другие тексты из книги «Глагол» — «Мартин Бубер и наше время» (1993) и «О разуме в современном мире» (1992) — принадлежат к жанру философского эссе. Скажем коротко: Савранский рассматривает философию Бубера как попытку соединить западный экзистенциализм с иудейской (даже собственно хасидской) религиозной проблематикой. В статье «О разуме…» автор критически оценивает попытки «разоблачения абстрактного разума» в современной западной «неофилософии».
Вывод Савранского прост и естествен: «…В природе разума заложена способность прорыва к идеалу, который он осуществляет путем преодоления собственных противоречий. История человечества уже знала периоды расцвета разума и его упадки. И всегда разум, в конце концов, возрождался для новой жизни». Примем это за аксиому.
Леонид ГОМБЕРГ, Россия
leonid-gomberg.ru