ОСТАТЬСЯ В ЖИЗНИ

Мы продолжаем публикацию воспоминаний А.Л. ШМИЛОВИЧА, заместителя главного врача Московской городской психиатрической клинической больницы № 1 им. Алексеева (см. «Алеф» № 929). Учитель, перед именем твоим... В середине 60-х годов прошлого века Томск, куда я отправился поступать в мединститут — и успешно поступил, — был необычным городом: на 300 тысяч жителей приходилось 64 тысячи студентов! Но Томская республиканская психиатрическая больница... Вот как описано ее состояние в справке государственной комиссии (начало 1966 г.): «...В некоторых отделениях вместо дверей решетки... санитары забрасывают еду в баках, открыв эти решетки, в отделения... голые возбужденные больные набрасываются на эти баки, поедая их содержимое без чашек, мисок, ложек и т.д. Слабым больным ничего не достается». Я начал работать в этой больнице еще студентом и могу подтвердить: такие отделения в ней были — с вонью, грязью, испражнениями на полу, неподъемными столами и скамьями. Это было страшно... Так вот, после того как Евсей Давидович Красик, мой учитель, один из лучших психиатров страны, увидел эту жуткую больницу, он отказался от должности завкафедрой психиатрии Красноярского мединститута, предпочтя аналогичную в Томском. Человек он был редкой жизнерадостности, от него исходила мощная энергия, и эти качества, будучи помноженными на организаторский талант принявшего больницу в конце 1966 года Анатолия Ивановича Потапова — он тоже мой учитель, — совершили чудо. В Томске их имена по сей день произносят с благоговением. «Выберите реабилитацию» В те годы, когда я заканчивал институт, только-только появились психотропные препараты — вся психиатрия ими бредила, поскольку они существенно облегчили состояние многих пациентов, особенно тяжелых. Можно сказать, эти средства очеловечили психбольницы. Больные стали носить одежду, перестали есть цветы и т.д. Показалось — впрочем, в психиатрии это случалось и ранее, — что с наступлением новой фармакологической эры мы наконец победим психические заболевания. Защитить диссертацию, изучая влияние какого-либо из новых препаратов на тот или иной клинический синдром, было вполне реально. Однако Красик предложил нам, молодым врачам, иной путь: «Наша больница — республиканская, где на 2200 койках более 3000 больных. Большинство лежат здесь по 15–20 лет. Давайте займемся их реабилитацией, бросим все свои усилия и знания на то, чтобы восстановить их способность существовать вне стационара, вернуть к активной жизни в обществе, трудоустроить». Мы слушали его, а сами понимали, что работаем в сумасшедшем доме с дурной славой. И хотя многое начало меняться к лучшему, разгребать эти авгиевы конюшни предстояло еще очень долго. А Красик продолжал развивать свою реабилитационную идею: наши пациенты остаются людьми, даже если они утратили свое человеческое обличье. И прежде всего, надо улучшить условия их пребывания в больнице, активизировать самоуправление, занимать их трудом, восстанавливать психическую жизнедеятельность, решать их проблемы во всех сферах. Я смотрел на него, как на какого-то фантаста... Метаморфозы ...И с головой ушел в реабилитацию. Среди прочих дел мы с коллегами занимались решением клинико-организационных проблем — так называемой индустриальной реабилитацией. Я вскоре стал заведующим отделением, а затем и заместителем главного врача. И мы добились того, что многолетних пациентов, страдавших тяжелейшими психозами, в процессе соответствующих реабилитационных программ трудоустраивали на предприятия в индивидуально созданных условиях. У большинства были утрачены родственные связи, приходилось устраивать их быт — договариваться о местах в общежитиях. А через два-три года адаптации наших подопечных на производстве в ряде случаев находились родственники, и медицинские сестры из реабилитационных бригад сопровождали к ним пациентов в различные регионы страны. Одну пациентку, Пелагею Панарину, более 20 лет пролежавшую в нашей больнице, удалось вернуть к активной жизни, она стала выходить за пределы отделения, работать на территории больницы. А потом мы ее трудоустроили на спичечную фабрику, где наших пациентов было около тридцати человек. Через несколько лет разыскали в Алма-Ате ее сестру, которая полагала, что Пелагея давно умерла. Наша медсестра отвезла Панарину с двумя чемоданами вещей к сестре. Год спустя нам пришло письмо от сестры с благодарностью нам и Пелагее, которая спасла ей жизнь — выходила ее после тяжелого инсульта. И таких историй сотни: из трех тысяч пациентов более тысячи были выписаны и возвращены к жизни. В 1971 году, спустя четыре года после того, как томскую психиатрическую организацию возглавили Красик и Потапов, в городе прошла первая Всесоюзная конференция по проблемам реабилитации, на которую съехался весь научный психиатрический мир Советского Союза. Ученые, врачи не могли представить, что несколько лет назад здесь разгуливали голые больные, испражнявшиеся на пол в отделении. Больница превратилась в современную, уникальную психиатрическую лечебницу. Особенно впечатляла работа среднего медперсонала и невероятное количество пациентов, трудоустроенных на производстве. В ту пору это было чудом в практической психиатрии. Подобную колоссальную работу по перестройке деятельности всей психиатрической организации можно было осуществить, лишь создав мощный коллектив единомышленников, в буквальном смысле зараженных идеей «не только подвести пациентов к двери стационара, но и заполнить пустое пространство за этой дверью». И создание такого коллектива — едва ли не главная заслуга Красика и Потапова, этого неповторенного на сегодняшний день дуэта корифея психиатрии и гения-организатора. Через два года министр здравоохранения Б.В. Петровский подписал приказ о том, что Томская психиатрическая больница является школой передового опыта по реабилитации. В ней были организованы ежегодные практические семинары по этой проблеме. Потапов душой остался в психиатрии и когда ушел из ее сферы. Красик постоянно сотрудничал с ним по сложным вопросам, при этом оставаясь, по сути, духовным пастырем Потапова на всем протяжении его деятельности, включая и тот период, когда Анатолий Иванович был министром здравоохранения России. Для Е.Д. Красика не существовало сугубо клинических, сугубо теоретических проблем. Он всегда задавался вопросом: «Если я это изучаю, то что это даст больному? Психиатрической организации?» На мой взгляд, это единственно правильный путь для психиатров, ибо основная наша задача — извлечь из научных занятий максимум пользы для пациентов. С земли сибирской на Землю обетованную В 1994 году Евсей Давидович уехал в Израиль. Я недавно звонил ему в Реховот, и по его настроению понял — мой любимый учитель и давний друг скучает... Красик никогда не покинул бы Томск, но семейные обстоятельства складывались иначе: уехал сын с семьей, талантливый физик-ядерщик, ныне работающий в хайфском Технионе, затем дочь, тоже с семьей. Евсей Давидович с супругой не смогли жить без детей и любимых внуков. И через несколько лет родственные чувства пересилили. Для Красика это был труднейший шаг — в Томске он был одним из самых авторитетных и востребованных ученых. Когда мы с супругой в Шереметьеве провожали чету Красиков, он плакал... Евсей Давидович и по сей день остается экспертом Всемирной организации здравоохранения по проблемам реабилитации, пишет статьи для газет и научно-популярных журналов — израильских и зарубежных. Красик всегда считал, что психиатры должны выступать в прессе, в электронных СМИ, дабы преодолеть барьер между психиатрией и обществом, полным предрассудков и страха. Ибо чем раньше заболевший обратится за психиатрической помощью, тем больше шансов на успешную его реабилитацию даже с таким диагнозом, как шизофрения. Исследования показывают, что если в течение года с момента начала шизофренического процесса пациент попадет к грамотному психиатру, то он, как у нас говорят, останется в жизни.