Неуслышанная кантата

Изнуряющие исследователя неясности и неприступные тайны окутывают поздний период жизни В.И. Ленина. Его кончина, последовавшая 21 января 1924 г. в подмосковном имении Горки, не только дала старт целенаправленному обожествлению почившего, но и способствовала еще большему затуманиванию реальности и мифологизации всей советской жизни. В результате мы не знаем даже подлинной истории похорон вождя.
Так, например, нет твердых фактов, позволяющих судить, под какую музыку (важный момент траурного ритуала) прощались с создателем советского государства. Отснятые километры кинопленки были немыми, сообщения прессы — крайне скудными, а сохранившиеся частные воспоминания и документы не проясняют музыкальной картины похорон.
Книга Марины Раку «Музыкальная классика в мифотворчестве советской эпохи» (М., 2014), где исследовательница рассказывает о любопытном эпизоде ленинской похоронной истории, подтолкнула автора этих строк попытаться пролить свет на музыкальную часть великого прощания.
Оно началось 23 января, когда прибывший с подмосковной пл. Герасимовская (ныне пл. Ленинская Павелецкой ж.д.) на траурном поезде гроб с телом вождя был установлен в Колонном зале Дома Союзов. Просмотренные с 24 января выпуски «Правды» не обнаруживают ни за предыдущий, ни за два последующих дня сведений о музыке, пении и присутствии каких-либо музыкальных коллективов в Колонном зале. Первое подобное сообщение появляется лишь в воскресенье 27-го, в день похорон. Газета выходила утром, поэтому опубликованная в номере заметка А. Зорича «У гроба» описывала события дня предыдущего. Она поразительно (в сравнении с другими материалами, посвященными кончине вождя) немногословна и описывает два трогательных эпизода у тела почившего, завершаясь следующим абзацем: «Играла траурная музыка, пел в перерывах хор, голоса были чистые и нежные, как печаль, как память о том, чей незабываемый образ навсегда останется в сердцах миллионов». Что за хор, кто им руководил, какое произведение исполнялось? Неизвестно.
В том же номере помещено объявление, что на следующий день, 28-го, газета не выйдет, а 29-го ожидается спецвыпуск. Официальная часть похорон завершилась на Красной площади 27-го примерно в 16:30. Даже если представить, что в них участвовала вся редакция «Правды», то до выхода спецвыпуска оставалось более полутора суток. Этого, казалось бы, достаточно для подготовки обстоятельного отчета о самом важном дне прощания с вождем.
Увы! Похоронная хроника за 27 января составила лишь около половины объема первой страницы, сжавшись в скупые повременные сводки. При этом значительную часть места занял белый на черном фоне силуэт вождя кисти «Дени». Сводки предваряла информация о том, что в полночь на 27-е доступ к телу был прекращен, а рядом, в Большом театре, происходило ночное заседание Второго съезда Советов. В 7:30 его участники посетили Колонный зал, чтобы попрощаться с вождем. И вот только теперь становится известно, что «днем и ночью» (неясно только, с какого числа. – Н.О.) оркестр «заполнял зал траурными звуками похоронного марша», которого сейчас «не слышно». Но что за оркестр, кто автор марша, не сообщается.
После заполнения зала советским руководством, гостями и официальными делегациями в 8:20 появляется оркестр Большого театра. В 8:30 он начинает играть похоронный марш. В 8:40 зал заполняется до отказа, и тут — внимание! — «со стороны оркестра несутся траурные звуки Вагнера и Моцарта». Через десять минут оркестр смолкает. «Зал (неужели сам, не следуя чьему-то сигналу со сцены? – Н.О.) поёт: “Вы жертвою пали…”» Около 9 часов пение замолкает, наступает пауза. Затем «оркестр исполняет “Интернационал”, который дружно подхватывается всеми присутствующими». На этом часть ритуала, происходящая в Колонном зале, завершается.
На дворе минус 26. Но в 9:20 на площади Свердлова некий оркестр снова играет похоронный марш. Под его звуки гроб с телом Ленина проносят к площади Революции и далее — на Красную площадь. Каково было музыкантам? Но ни имен героев, ни руководителя, ни автора марша мы, очевидно, никогда не узнаем.
Есть, правда, некоторые основания считать, что провожали Ильича под траурный марш Р. Вагнера из оперы «Гибель богов». На это указывает упоминание имени композитора в вышеприведенном газетном отчете. Косвенным подтверждением является и возобладавшая в первые годы советской власти репутация Вагнера как «революционера, в некотором роде единомышленника основоположников марксизма» (М. Раку). Кроме того, происходившее летом 1920 г. в Петрограде возложение венков на могилы жертв революции на Марсовом поле сопровождалось «специально организованным оркестром из 500 медных труб — под грохот пушек Петропавловской крепости звучал траурный марш из “Гибели богов”». Не секрет, что тогдашний гл. дирижер Большого театра В.И. Сук, скорее всего, дирижировавший оркестром во время траурных мероприятий, был поклонником Вагнера и ставил в ГАБТ его оперы «Валькирия», «Зигфрид» и «Лоэнгрин».
Очевидно, при прощании с Ильичом траурный марш Вагнера сменяла музыка из «Реквиема» В.А. Моцарта, на что указывает упоминание имени австрийского композитора в газетном отчете.
Кроме того, 23 или 24 января «Реквием» Моцарта был выдвинут в качестве музыкальной основы похоронной кантаты на стихи Валерия Брюсова. Инициатива, скорее всего, принадлежала Луначарскому, т.к. указание поэту давала директор Большого театра Е.К. Малиновская, назначенная на эту должность наркомом и долгие годы им опекаемая. Коммунист Брюсов, разумеется, выполнил важное партийное поручение. Но представленный текст похоронная комиссия не утвердила. Брюсов еще не знал о планах обожествления вождя и позволил себе выразиться о тленности почившего: «Горе! Горе! Умер Ленин./ Вот лежит он, скорбно тленен».
Похоже, к конфузу, постигшему Луначарского, приложил руку Лев Борисович Каменев, постоянный антагонист наркома в деле руководства культурой. Во-первых, он не мог простить последнему отстранения в 1920 г. от руководства театральным отделом Наркомпроса своей жены Ольги Давыдовны Каменевой. Кроме того, в последних действиях Луначарского он не без оснований усмотрел интригу лично против себя. Дело в том, что еще в день кончины Ленина, 21-го, у Каменева возникла идея создания траурной кантаты. Она представлялась ему контаминацией мотивов «Марсельезы», «Интернационала», а также любимой песни вождя «Смело, товарищи, в ногу» и мелодии неизвестного автора 1870-х гг., на которую революционные предшественники большевиков распевали переделанное стихотворение А. Архангельского «В дороге».
Свое детище они назвали «Похоронный марш» или «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Музыкальную часть работы довольно быстро выполнил дирижер Театра музыкальной драмы Михаил Багриновский, беспартийный человек, которого, надо полагать, убедила его бывшая начальница О.Д. Каменева. Текст к кантате Лев Борисович поручил написать тому же Брюсову (разумеется, раньше, чем то же самое поручение, но только на музыку Моцарта, передала поэту Малиновская). На следующий день, 22 января, работа была завершена и представлена Каменеву. Это были ноты для фортепиано и баса с текстом Брюсова. Вряд ли комиссия до 24-го числа успела прослушать новинку и принять решение. Скорее всего, рукопись передали Луначарскому для подготовки прослушивания в Большом театре. Вот тут-то нарком и сыграл против ничего не подозревавшего Каменева, выдвинув свой, «моцартовский» проект.
Как мне представляется, комиссия приняла свое решение. Из проекта Каменева были взяты мелодии «Интернационала» и «Вы жертвою пали», а из контрпроекта Луначарского — «Реквием» Моцарта. Вагнера добавили от себя, вспомнив петроградское мероприятие 1920 г. От «Марсельезы» и «Смело, товарищи, в ногу» с их боевыми и задорными мелодиями, не соответствующими состоянию всенародного траура, решили отказаться. «Интернационал» и «Вы жертвою…» предпочли петь не на брюсовский, а на старый проверенный текст.
Думаю, именно эту печальную песню исполнял хор Большого театра п/у гл. хормейстера У.А. Авранека 26 января, что нашло отражение в заметке А. Зорича (“…голоса были чистые и нежные, как печаль”).
Спустя некоторое время Каменев все же выпустил отстраненную комиссией кантату в издательстве, подведомственном Моссовету. Она называлась «На смерть вождя», причем музыкальное произведение предваряла статья самого Льва Борисовича о Ленине. Она-то и сыграла роковую роль в дальнейшей судьбе произведения. Автор неосторожно написал, что вождь мирового пролетариата «по рождению потомственный дворянин, сын действительного статского советника». В результате издание было запрещено, и злополучная траурная кантата так никогда никем и не исполнялась.
Впрочем, нужна ли она была вечно живому вождю и народу, дружно поверившему в его бессмертие?
Николай ОВСЯННИКОВ, Россия