Мне голос был

 Яков Шехтер
 3 ноября 2016
 1922

Дискуссия обещала быть интересной. Иерусалимский исследовательский институт Ван Лир время от времени устраивает тематические симпозиумы на горячие темы. Приглашают общественных деятелей, занимающих противоположные политические позиции, и дают возможность высказаться лицом к лицу. На сей раз речь шла о еврейской самоидентификации израильской молодежи, а выступать должны были Мордехай Бар-Он, генерал запаса и в прошлом член кнесета от ультралевой партии РАЦ, и бывший главный раввин Израиля Исраэль-Меир Лау.  

Первым предоставили слово Бар-Ону, известному своими категорическими высказываниями. Организаторы рассчитывали, что генерал спровоцирует раввина на ответную категоричность и дискуссия вспыхнет, точно пламя, обильно политое керосином. Но вышло совсем не так, как рассчитывали премудрые организаторы.
– Я хочу поделиться с вами историей, — начал генерал, обращаясь к раввину и публике, — которая случилась со мной в середине 1960-х годов. Мне довелось приехать в Москву в составе делегации израильских спортсменов. Нет, не в качестве участника состязаний, хотя в те годы я был еще в очень приличной форме, а как руководитель делегации. Приезд такого количества израильтян за железный занавес советского антисемитизма был событием из ряда вон выходящим. Евреи Москвы хотели встретиться с нами, но разрешения на подобного рода мероприятие мы, разумеется, не получили. Единственной возможностью стало посещение синагоги в субботу.
О, я хорошо помню это большое здание с колоннами в самом центре Москвы. Оно было забито до предела. Как нам объяснили, большинство пришло не ради молитвы, а для того, чтобы посмотреть на живых евреев со Святой земли, Эрец Исраэль. Служка быстро выяснил, что один из спортсменов — коэн, и его вызвали к Торе. Парень беспомощно поглядел на нас, явно взывая о помощи. Кибуцник, выросший вдали от синагоги и религии, он попросту не знал, что делать! Но помощи ожидать было не от кого, мы сами ничего не понимали в происходящем. Если бы его вызвали вторым или третьим, мы бы по аналогии с предыдущими поняли, как себя вести, но его вызвали первым!
Наконец, коэну кое-как втолковали, что нужно подняться на возвышение посреди синагоги. Он легко взбежал по ступенькам, рассчитывая, что на этом все кончилось, но тут ему подсунули бумажку с благословением. Спортсмен, не привыкший к такого рода текстам, прочитал его, сбиваясь и заикаясь. Москвичи смотрели на него с нескрываемым удивлением. Еврей из Израиля не умеет читать на иврите, не понимает, как поднимаются к Торе?! Лицо парня пошло пунцовыми пятнами.
Эта история наделала много шума в Израиле. Политики от разных партий выступали с разных трибун и сетовали о разрыве между молодежью и еврейской традицией. Министр просвещения Залман Аран, уроженец Украины, не ограничился речами, а выбил бюджет и ввел в программу всех государственных школ обязательные уроки Торы и традиции. Видите, какие далеко идущие последствия могут быть у субботнего вызова к Торе!
В зале одобрительно зашумели, раввин Лау тоже не сумел сдержать улыбки. Но генерал еще не завершил свой рассказ.
– В те дни я занимал пост заместителя главнокомандующего израильской армии по воспитательной части. Министр просвещения пригласил меня к себе и произнес взволнованную речь. 
– Армия — это самая большая школа в Израиле, а ты — директор этой школы. Необходимо ввести в армейскую программу курс еврейской традиции. Министерство просвещения поможет и бюджетом, и с учителями.
Волнение министра меня позабавило. Похоже, Залман Аран ударился в религию. Все-таки возраст делает свое дело, и даже такой бравый социалист, опасаясь суда в мире истины, начал зарабатывать очки!
– Неужели и Шауль из пророков? — спросил я его с улыбкой.
– Ты, поди, решил, будто я раскаялся и стал искать спасения? — спросил министр, бросив на меня иронический взгляд. — Вовсе нет, но я сейчас расскажу тебе одну историю, которая многое прояснит.
Это было в 1917 году, во время Первой мировой войны. Меня мобилизовали в русскую армию и отправили на германский фронт. В один из дней я угодил в изрядную переделку. Наша атака захлебнулась, и я остался лежать на нейтральной полосе между окопами. Буквально на расстоянии вытянутой руки была большая воронка, но добраться до нее я боялся, германцы подтянули пулеметы и прошивали очередями все, что шевелится. Я лежал, притворяясь убитым, и ждал темноты. 
Внезапно что-то сильно ударило меня в ногу, и тут же острая боль пронзила тело. Скосив глаза, я увидел, как из пробитого пулей сапога хлещет кровь. Выхода не было: если немедленно не перетянуть рану, я за полчаса истеку кровью и умру прямо тут, на нейтральной полосе. Превозмогая боль, я встал на четвереньки и, как пловец в воду, нырнул в воронку. Пули точно бешеные засвистели у меня над головой, но поздно: немецкий пулеметчик не успел взять меня в перекрестье прицела.
Кое-как перетянув ногу, я запрокинул голову и стал рассматривать вечереющее сиреневое небо. И чем больше смотрел, тем больше погружался в пучину отчаяния. Как я выберусь ночью из воронки, как доползу до наших окопов? Искать меня никто не станет, значит, можно рассчитывать только на собственные силы, а они убывают с каждой минутой.
Наступила тишина, какая бывает только на поле боя между ураганными обстрелами. И вдруг я услышал в себе самом тонкий голос:
– Зяма, молись, Зяма. Приш-
ло время…
Но ему тут же возразил другой голос:
– Зяма, не будь лицемером! С восемнадцати лет ты повернулся спиной ко Всевышнему и все эти годы упорно делал вид, будто Его не существует. А теперь, когда тебе страшно и твоя жизнь в опасности, ты вдруг вспомнил о Нем?
Я послушался второго голоса, дождался ночи, и когда луна спряталась за тучи, пополз к русским окопам. Эти несколько сотен метров были самыми тяжелыми в моей жизни…
Да, я не стал молиться, но это был мой, самостоятельно сделанный выбор. Нынешняя израильская молодежь не училась в хедере, подобно нашему поколению, и ничего не знает ни о Б-ге, ни о молитве. Я далек от мысли вернуться к религии, но для того чтобы воспитать действительно самостоятельных, думающих людей, мы должны, мы просто обязаны показать им все возможные варианты, снабдить их полным набором инструментов для жизни.
Залман Аран завершил повествование, и в комнате воцарилась напряженная тишина. Министр ожидал моего ответа.
– Откровенность за откровенность, — начал я. — Позвольте в свою очередь и мне поделиться личным переживанием. В 1956 году, в самый разгар операции «Кадеш», я командовал танковым батальоном. Моя колонна шла по Синайскому полуострову, направляясь к горе Святой Екатерины. Высунувшись по пояс из башни головного танка, я координировал движение. Вдруг раздался сильный взрыв; снаряд, выпущенный египетской батареей, попал прямо в мой танк. Взрывной волной меня выбросило из башни; пролетев по воздуху добрый десяток метров, я рухнул на песок. Каким-то чудом я не потерял сознание, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Скосив глаза, я увидел, как мой комбинезон пропитывается кровью от множества ран. Потом, в госпитале, из меня вытащили больше двадцати осколков.
Колонна развернулась в боевой порядок и атаковала позиции египтян. Я слышал удаляющийся рев танковых двигателей и понимал, что мои шансы выжить стремятся к нулю. Пока меня найдут, я просто умру от потери крови.
И в этот момент где-то внутри меня тоже раздался тихий голос.
– Молись, Мордке, — произнес он. — Молись, больше ничего не остается!
И я решил молиться. Да, убежденный атеист, родившийся в светском Тель-Авиве, в последние минуты жизни захотел обратиться к Б-гу на языке своих предков. Но ни одна молитва не пришла мне на ум! Да и откуда она могла прийти, если я ни разу не был в синагоге и никогда не молился!
В этом разница между нашими поколениями, господин министр. В критические моменты жизни вы умели молиться, но не захотели этого делать. А мы снова хотим, но уже не знаем как!
Мордехай Бар-Он закончил рассказ и жестом передал слово раввину Лау. Тот сидел, не зная, с чего начать. Дискуссия свернула в неожиданное русло, вернее, никакой дискуссии не намечалось, слова генерала глубоко взволновали раввина. Вместо ответа он перегнулся через стол и с блестящими от слез глазами пожал генералу руку.
Тишину нарушил парень в большой вязаной кипе.
– Простите, что вмешиваюсь в разговор, — произнес он, поднявшись со своего места в середине зала.
Взгляды всех присутствующих обратились на него. Парень выглядел как типичный поселенец из Иудеи или Самарии, заклятый противник левой антирелигиозной партии, к которой принадлежал генерал. Белая футболка, черные брюки, цицит навыпуск почти до колен, рыжая борода и длинные рыжие пейсы. 
– Дело в том, — произнес он, глядя прямо в глаза генералу, — все дело в том, что я внук Залмана Арана.
Яков ШЕХТЕР, Израиль



Комментарии:


Добавить комментарий:


Добавление пустых комментариев не разрешено!

Введите ваше имя!

Вы не прошли проверку на бота!


Дорогие читатели! Уважаемые подписчики журнала «Алеф»!

Сообщаем, что наша редакция вынуждена приостановить издание журнала, посвященного еврейской культуре и традиции. Мы были с вами более 40 лет, но в связи с сегодняшним положением в Израиле наш издатель - организация Chamah приняла решение перенаправить свои усилия и ресурсы на поддержку нуждающихся израильтян, тех, кто пострадал от террора, семей, у которых мужчины на фронте.
Chamah доставляет продуктовые наборы, детское питание, подгузники и игрушки молодым семьям с младенцами и детьми ясельного возраста, а горячие обеды - пожилым людям. В среднем помощь семье составляет $25 в день, $180 в неделю, $770 в месяц. Удается помогать тысячам.
Желающие принять участие в этом благотворительном деле могут сделать пожертвование любым из предложенных способов:
- отправить чек получателю Chamah по адресу: Chamah, 420 Lexington Ave, Suite 300, New York, NY 10170
- зайти на сайт http://chamah.org/donate;
- PayPal: mail@chamah.org;
- Zelle: chamah212@gmail.com

Благодарим вас за понимание и поддержку в это тяжелое время.
Всего вам самого доброго!
Коллектив редакции