Дорога к Храму

В полной мере все сказанное относится и к Шестому и Седьмому Любавичским Ребе, поэтому неслучайно их судьбы переплелись столь удивительным образом. День 3 тамуза — знаковая дата в жизни Ребе РАЯЦ, можно сказать, спасение, когда в 1927 году он был освобожден из Шпалерной тюрьмы, чтобы отправиться в ссылку в Кострому. И в этот же день спустя более полувека душа Седьмого Любавичского Ребе покинула физические рамки нашего мира.
Об этой преемственности сказано в Писании (1:5): «И восходит солнце, и заходит солнце…» Как уточняют наши учителя: еще до того, как зашло солнце первого национального лидера, уже восходит солнце нового главы поколения. И вот реальная история, которая как нельзя лучше иллюстрирует эту идею. 

Это случилось в 1967 (5727) году. Михл Вышецкий, тогда еще молодой хабадник из России, занимался гуманитарной помощью в организации «Эзрас ахим». Как-то раз во время своей деятельности он посетил одну синагогу в Бронксе, где встретил местного раввина — рава Нафтоли Рабиновича. Во время беседы Михл присел было на кресло, которое стояло возле стола, но рэб Нафтоли извинился и попросил его пересесть на другое место со словами: «Прошу прощения, но на это кресло у нас никто не садится — это кресло Ребе». Можно себе представить изумление молодого хабадника: «кресло Ребе» в какой-то синагоге где-то в Бронксе!
После такого заявления рэб Нафтоли был просто обязан рассказать свою историю. Оказалось, что он, польский еврей и хасид, после начала войны бежал из Польши и вместе с любавичскими хасидами оказался в Самарканде. По окончанию войны после долгих скитаний в 1949 году ему посчастливилось добраться-таки до Нью-Йорка. 
«Поскольку я много слышал о Шестом Любавичском Ребе, рабби Йосефе-Ицхаке, от его хасидов еще в России, — продолжил свой рассказ рэб Нафтоли, — то решил пойти к Ребе на аудиенцию — ехидут. Помню, во время той беседы Ребе подробно расспрашивал о жизни евреев России и при этом много плакал. В конце я поинтересовался у Ребе, чем мне заняться на новом месте. Может быть, стоит вообще поменять род деятельности? Ребе напомнил мне, как много наших собратьев, и среди них — тысячи раввинов, не говоря уже о просто религиозных и богобоязненных евреях, погибли в огне Холокоста. Поэтому он рекомендовал мне и дальше оставаться раввином, а для этого подыскать себе соответствующую должность в какой-нибудь общине.
В результате продолжительных поисков я, в конце концов, нашел общину, где говорили на идише, после чего решил еще раз посетить Ребе, чтобы узнать его мнение и заручиться благословением. Узнав о моем выборе, Ребе ответил, что, на его взгляд, предложение подходящее, и добавил буквально следующее: «Синагога как синагога, не хуже других. А вот служка мне не очень нравится». Эти слова Ребе повторил три раза (!), после чего все сомнения у меня отпали.
Как только я приступил к своим обязанностям, то сразу же убедился в правоте слов Ребе. Действительно, местный шамес (синагогальный администратор) хотя и выглядел как настоящий религиозный еврей — а-фруме-ид, с большой белой бородой, на поверку оказался элементарным жуликом и прохвостом. Однажды я заметил, как он зажигает свет в Субботу (что, как известно, категорически запрещено законом Торы), и поднял шум. С тех пор он возненавидел меня лютой ненавистью и принялся чинить мне всяческие препятствия, стараясь всеми силами меня оттуда выжить.
Скоро посещение синагоги стало для меня настолько невыносимым, что я снова решил спросить совета у Ребе. На этот раз Ребе был занят, поэтому он просто еще раз повторил уже знакомые мне слова и предложил зайти к нему для обстоятельной беседы спустя несколько дней. Как сейчас помню, это было воскресенье утром, 11 швата… день похорон Ребе! Когда я явился утром на «770», то увидел лишь прощальную похоронную процессию. Получилось так, что Ребе пригласил меня на свои собственные проводы в последний путь.
Но ситуация в синагоге так и не изменилась к лучшему, и поэтому спустя год я снова пришел на «770», на это раз к его зятю, Седьмому Любавичскому Ребе. Ребе внимательно выслушал меня и заметил: «Насколько я помню, мой тесть и Учитель говорил в свое время, что шамес ему не нравится. Это значит, что ему недолго осталось быть шамесом». Я было возразил, что он пользуется поддержкой общины и его невозможно так просто уволить. На что Ребе посоветовал попробовать поймать его за руку.
И такой случай на самом деле неожиданно скоро представился. Однажды я проснулся раньше обыкновенного. Поскольку дома делать было решительно нечего, то я сразу направился в синагогу. И оказался там раньше урочного времени. Когда вместе с одним из уважаемых членов нашей общины мы зашли внутрь, то застали шамеса за интересным занятием: он с помощью крючков вытаскивал деньги из цедокальной кассы для пожертвований на синагогу. Очевидно, что после этого инцидента он был немедленно уволен.
Дальше жизнь в синагоге какое-то время протекала спокойно, без эксцессов, пока неожиданно не случилась новая беда — откуда не ждали. Когда-то община выкупила у хозяина часть мясной лавки, чтобы расширить синагогу, но по каким-то причинам письменный договор тогда так и не был составлен. За это время мясник разбогател, поэтому ему срочно понадобились новые площади для бизнеса, и он решил вернуть себя свое старое имущество — часть синагогальных помещений.
С этим я и обратился к Ребе. Выслушав меня, Ребе улыбнулся и заметил: «Ты, как я погляжу, тот еще «хасид»! Ведь мой тесть тебе ясно сказал: «синагога как синагога», включая все, что к ней относится. Значит, она и дальше останется синагогой, а не мясной лавкой».
Между тем события развивались своим чередом, ведь правосудие в Штатах работает четко. Суд быстро решил дело в пользу прежнего владельца, и уже на следующий день в синагогу должен был явиться судебный исполнитель с постановлением суда о том, что помещение необходимо освободить и вернуть его «законному» хозяину. В ту памятную ночь я никак не мог заснуть, а уже под утро мне приснился необычный сон. 
Во сне я увидел, как к нам в синагогу заходит… сам покойный Ребе РАЯЦ собственной персоной и садится во главе стола, а рядом с ним встает его зять — наш Ребе. И тут Ребе РАЯЦ улыбается и говорит, обращаясь ко мне, хорошо знакомую фразу: «Синагога — это синагога, и мясной лавкой ей не быть». А следом за ним уже наш Ребе с той же улыбкой повторяет эти же самые слова. Тут я проснулся и с ужасом обнаружил, что уже опаздываю, и это в такой ответственный день!
Когда я подходил к синагоге, то уже издалека заметил, что полиция начала выносить синагогальную мебель. Вокруг собралась толпа, среди них многие члены нашей общины и прихожане, причем некоторые не могли сдержать слез, наблюдя за происходящим. Ситуация казалась безвыходной…
И тут, в самый разгар событий, неожиданно раздался вой сирены, и машина скорой помощи, мигая всеми огнями, резко затормозила возле мясной лавки. Я подошел поближе, чтобы узнать, в чем дело, и увидел, как на полу мясной лавки в глубоком обмороке лежит ее хозяин. И вся голова у него в крови… Рядом валялась огромная металлическая решетка с крюками, к которой обычно подвешивают туши.
Судя по всему, она сорвалась с потолочной балки и рухнула прямо ему на голову. Когда санитары осторожно клали на носилки хозяина лавки, тот неожиданно пришел в себя. Оглядевшись по сторонам, он заметил меня. Тут на какое-то время сознание вернулось к нему, и он заявил: «Я отзываю иск! Я полностью признаю ваши права на это помещение! Скажите полиции, чтобы они немедленно покинули синагогу!»
Я, конечно, рассказал историю моего сна нашей общине — и про «визит Ребе» во сне, и про кресло. За этим креслом прочно закрепилось название «кресло Ребе» — «ребэс-штул». Пусть придёт Мошиах!