Авербах, Лелевич, Родов — гвардейцы вождя

– То-варищ Фадэев! У вас сав-всэм нэт характера. Вы безвольный человек, то-варищ Фадэев. У Авербаха есть характер. Он можэт постоять за сэбя, вы — нэт!

Вождь был неправ: у Фадеева тоже был характер. После смерти Сталина он сумел оценить то, что сделал, верно служа «хозяину», и ужаснуться. И 13 мая 1956 года прозвучал роковой  выстрел. Самоубийство. По рассказу Константина Симонова, и Леопольд Авербах распорядился своей жизнью, избежав в тюрьме расстрела и бросившись в пролет лестницы. Как мог, но постоял за себя.

Когда Авербаха отстранили от руководства РАППом, многие злорадствовали: «Авербах авербабахнулся». Да, карьера пошла под откос, но Авербах не потерял лица и стойкости: до конца верил и надеялся, что он правильно служил делу, которое избрал.

Ну а его бывший друг и соратник Александр Фадеев тоже продолжал веровать, что «мы создадим искусство очень большое, невиданное, которое превзойдет искусство прошлых эпох. И как может быть иначе? Только таким и может быть искусство социалистического общества».

Какие гордо-напыщенные и самоуверенные слова. Неужели и впрямь так думали Фадеев и его соратники по РАППу?..

Вместо РАППа в 1934 году был создан Союз писателей СССР. Он стал более мощной и бюрократической структурой, чем РАПП. Единый строй и единые песни: кто не с нами, тот против нас! Если враг не сдается, его уничтожают! И начался великий отстрел несогласных, неугодных и чужих: Мандельштам, Бабель, Клюев, Клычков, Пильняк, Веселый, Васильев и далее по длинному списку сталинских жертв.

Пострадали и многие рапповцы, неистовые ревнители пролетарской литературы. Один из них — Лелевич. Лелевич — псевдоним, производное от его настоящего имени — Лабори Гилелевич Калмансон. Его отец поэт Калмансон тоже имел псевдоним: Перекати-поле. Нет, сын Лабари не перемещался, как перекати-поле, а твердо встал на дорожку революционера и коммунистического пропагандиста и глашатая.

Он родился 30 сентября 1901 года в Могилеве и в 1917 году, в 16 лет, вступил в партию. Еврейский юноша не мог не писать стихи, и его первые вирши появились в могилевской газете «Молот». Затем вышли сборники «Набат», «В Смольном», поэма «Голод» и другие.

Лелевич — один из активных сотрудников журнала «На посту» и писал в нем статьи в стиле воинствующей партийности о писателях прошлого — Рылееве, Курочкине, Огареве и о современных — Есенине, Фурманове и других. Писал хлестко, зубодробительно. Забросил поэзию и сосредоточился на публицистике и критике, нападал на маститых писателей, которым чуждо пролетарское искусство. В частности, Лелевич отмечал, что «Алексей Толстой, аристократический стилизатор старины, у которого графский титул не только в паспорте, но и в писательской чернильнице, одарил нас «Аэлитой», вещью слабой и неоригинальной».

Об Анне Ахматовой: «Она объята жаждой любовных увлечений, которые рождаются в пестрой сетке гамака во время сладостного безделия». И далее Лелевич сделал вывод, что эти ахматовские чувства могут возникнуть «только на почве отрыва от производительного труда и общественной работы».

Сам Лелевич давно не писал ни стихов, ни прозы, а только размахивал рапповской дубинкой. Владимир Маяковский в «Послании пролетарским поэтам!» (1926) огрызнулся (цитирую без «лесенки»):

…Многие пользуются 

напостовской тряскою

С тем, чтоб себя обозвать получше.

– Мы, мол, единственные, 

мы пролетарские…

А я, по-вашему, что — валютчик?..

Однако призыв Маяковского, чтобы было побольше «поэтов хороших и разных», РАПП не поддержал. Поэты могут быть только наши, пролетарские, и есть чужие, буржуйские. Литературная борьба и при РАППе, и при образованном Союзе писателей не угасала. Вместо критической дубинки был введен более радикальный метод: ГУЛАГ и расстрел…

Еще один колоритный персонаж 1920–1930-х годов — Родов. Поэт и критик. Автор сборников стихов «Мой сев», «Прорыв», «Перебежка зарниц», «Стальной строй» и другие.

Родился Семен Абрамович Родов 24 января 1893 года не то в Херсоне, не то в Харькове. И конечно, начинал со стихов. Сначала Родов подражал Северянину:

Я стал пред нею на колени

Впервые — юноша победный,

Я жаждал радости смиренной —

Печальный мальчик, мальчик бледный.

Нет, не «смиренной радости» хотел Родов, он жаждал успеха. Но куда там?! Разве можно перепеть Блока, Северянина, Гумилева и прочих мэтров? Конечно, нет. Но очень хотелось сочинять, громыхать, нравиться. О таких, как Родов, Владимир Ходасевич писал в статье «Неудачники» (1935), которой предпослан эпиграф из Баратынского:

Глупцам не чуждо вдохновенье.

Им также пылкие мгновенья

Оно, как избранным, дарит:

Слетая с неба, все растенья

Весна ровно животворит.

Что ж это сходство знаменует?

Что им глупец приобретет?

Его капустою раздует,

Но лавром он не расцветет.

В этой статье, в частности, Ходасевич рассказывал о Семене Родове. Осенью 1917 года Родов напросился на встречу с маститым поэтом. И вот к Ходасевичу явился небритый, немного сутулый человек в студенческой тужурке. В разговоре отрекомендовал себя убежденным сионистом и, конечно, читал стихи: любовную лирику и описание природы. Стихи были явно подражательские Бальмонту. Читал Родов стихи, написанные каллиграфическим почерком, по тетрадке, переплетенной в книжечку под золотую парчу. В своих воспоминаниях Ходасевич отмечает: «Он мне не очень понравился, и никаких надежд на его поэтическое будущее я не питал, но был с ним, конечно, вежлив и доброжелателен».

Родов стал часто посещать Ходасевича, и что примечательно: «Родов меня обличал в сочувствии большевикам. Подсмеивался над моей наивностью: как я мог не видеть, что Ленин — отъявленный пломбированный шпион? Словом, большевиков ненавидел Родов мучительно».

После большевистского переворота Родов принес Ходасевичу поэму «Октябрь», где «…ненависть автора к большевикам была кровожадна до отвращения. Заканчивалась поэма в том смысле, что, дескать, вы победили, но мы еще отомстим…» Родов не сомневался: большевики удержатся у власти не больше двух месяцев.

Летом 1918-го Ходасевич столкнулся с Родовым на одном из литературных собраний: «Велико было мое удивление, когда в числе пролетарских поэтов я увидел Родова уже не в студенческой тужурке, а в кожаной куртке. На руках нарастил грязь и мозоли. Держался столбовым пролетарием и старым большевиком. Называл меня уже не по имени-отчеству, а «товарищ Ходасевич»… Он мне стал окончательно мерзок…» И неприятно удивила Ходасевича поэма «Октябрь», прочитанная в аудитории без всякого смущения: «Это была та самая поэма, которую я знал, но перелицованная, как старая шуба, и положенная на красную подкладку. Из антибольшевистской она сделалась яростно большевистской…»

Короче, Семен Родов сделал большую литературно-революционную карьеру, став вскоре одним из руководителей РАППа. И с большим, почти садистским удовольствием крушил писателей-попутчиков. Бдительно стоял на посту в журнале «На посту». Родов считал, что попутническая литература «обнаружила свое враждебное целям революции нутро». Родов постоянно критиковал Маяковского и Есенина, Инбер и Тихонова и многих других; бичевал так яростно, что даже появился термин «родовщина», означавший оголтелую критику и поучение тому, как надо писать и о чем надо писать. Павел Васильев однажды не выдержал и четко определил свою позицию:

Андрей Соболь умолял Горького что-нибудь сделать для обуздания Родова, от которого в Москве «не стало житья». И свершилось желаемое: РАПП разогнали. Пострадал и Родов, его вычистили из рядов партии, и пришлось ему искать себе новое прибежище — в Сибири в каком-то провинциальном журнальчике. Как критик Родов замолк и превратился в тихого переводчика, переводил с белорусского, украинского, еврейского. Чудом избежал репрессий и умер в Москве 24 мая 1968 года. И все тут же забыли Родова, этого виртуозного мастера политиканства и плетения интриг.

Неистовые ревнители ушли с литературной сцены, но дело их не закончилось, на смену рапповцам и журналу «На посту» пришли новые услужливые функционеры и ревнители чистоты уже не классовых интересов, а метода социалистического реализма. А использовался все тот же арсенал: критическая дубинка, шельмование, навешивание ярлыков, запись в стан врагов и т. д. Ничто не ново под солнцем. Ничто не ново под луной. Все в нашей жизни повторяется и идет по кругу. Новых и новейших фактов не привожу — сами всё знаете.

Нет Авербаха, Лелевича, Родова. Другая власть — другие гвардейцы-прислужники, подпевалы и ревнители. Теперь они рьяно служат престолу и капиталу. Прикажут кусать — искусают. Прикажут уничтожить — уничтожат. Они точно знают, куда дует ветер. Люди-флюгера. Опричники новых Иванов Грозных. Но они же — и жертвы своего времени.

Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия

Рис. Павла Васильева: 

http://golos.ruspole.info/