Чего тебе надобно, старче?

Раз «Лисичка», два «Лисичка»

Кстати, о природе. Есть люди, особо восприимчивые к ее вечной красоте и силе. Вот и чешский композитор Леош Яначек (1854–1928) родился и рос в захолустье габсбургской Австро-Венгрии — в моравской деревушке Гуквальды, среди пения птиц и волшебных лесных шорохов. Может быть, лучше всего он передал их в опере «Лисичка-плутовка» (1923), написанной на закате жизни.

Здесь сошлось несколько обстоятельств. Во-первых, уже знаменитый 63-летний композитор страстно влюбился в молодую Камиллу Штёсслову, жену антиквара. Сохранилось более 700 его писем к ней, а на первом листе дарственной партитуры «Лисички» Яначек надписал: «В каждом из моих сочинений неизменно есть отсвет твоей души».

Во-вторых, Яначек впечатлился газетными комиксами журналиста Рудольфа Тесноглидека, полными народного моравского юмора. В-третьих, именно в это время, гуляя как-то по лесу, он наблюдал на укромной полянке лисичку, трогательно играющую с малышами-лисятами. Опера и начинается с того, что на такой вот солнечной поляночке присел отдохнуть Лесничий. Солнце жарит, жужжит мошкара, заливаются Сверчок с Кузнечиком, парит Голубая Стрекоза, Лягушонок ловит Комара…

Как правило, эти крошечные рольки достаются детям. Отсюда распространенное заблуждение, что «Лисичка-плутовка» — опера детская. Первым в Москве его опроверг Детский музыкальный театр им. Н. Сац. Здесь спектакль называется «Лисичка. Любовь» и поставлен вроде бы именно для детей. А они почему-то все время дергают пап и мам: «А это кто? А она зачем туда убежала? А почему две тетеньки поженились?» (роль возлюбленного Лисички, лиса Златогривека, исполняет певица — меццо-сопрано).

Юных артистов на сцене пруд пруди, певцы-солисты поют прекрасно, только не складывается в одно очень горькая история о том, как лесничий поймал лисичку, как она убежала, завела семью да и погибла ни за что: браконьер застрелил ее — невесте на муфту… О том, что, оплакав природу, мы бездумно делаем следующий шаг, будто не чуя, что каждый раз оставляем в душе смертельную зарубку.

К спектаклям Театра Сац мне не привыкать, но то, что от музыки Яначека не осталось никаких заветных красот, а философская притча низведена до невнятной сказки, — потеря существенная.

В те же дни «Лисичка» вышла в Камерном театре им. Покровского. На этот раз под названием «Лиса-плутовка. Сказка для взрослых». Здесь, как и в первом спектакле, тоже никакого «шума леса» в музыке: выбрана камерная редакция. Большая часть текста (обе постановки идут по-русски) певцами зажевана, поэтому половину персонажей можно вообще выкинуть — никто и не заметит. Вымарано тонкое остроумие оригинала: например, у Яначека Лисичка, как пламенная эмансипе, в хозяйском дворе агитирует кур-наседок против эксплуатации их петухом, а сама-то по природе своей готова их всех передушить. И получается, никакая она не плутовка. Или вот Златогривек, ухаживая за Лисичкой, спрашивает ее: «Вы курите?» Никто не понял убойную шутку, и вышла вроде как глупость.

Главная претензия к обоим спектаклям: история красавицы Лисички, олицетворения мощной живительной силы природы, ее возрождения, гибнущей от руки какого-то жизнерадостного кретина, никаких эмоций у нашей публики не вызывает. Катастрофически не везет в России Леошу Яначеку. Вот думаю: а не опоздали ли мы его ставить? Может, поезд уже давно ушел?

Да живет душа моя

Кто определенно спасает столицу от позора провинциальности, так это Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко. Там снова на Малой сцене нечто: российская премьера оперы современного британского композитора Джона Тавенера (1944–1913) «Кроткая» по Достоевскому (режиссер — Мария де Валюкофф). По-английски — A ­gentle spirit.

Не самый уютный зал в Москве почти всегда предлагает незабываемые постановки: навскидку — и «Смешанную технику» Крымова, и «Гамлета» Кобекина, и «По ту сторону тени» Тарнопольского… Много всего.

Музыку Тавенера я впервые услышала всего-то два года назад благодаря Году британской культуры. Второе знакомство оказалось покруче.

Кто же не знает, что на Достоевском свихнуться немудрено. Вот и опера Тавенера — художественное тому доказательство. Идет она на английском языке с титрами, но сначала ее выразительно разыграли драматические артисты Илья Козин, Николай Шатохин, Денис Лалакин. Особенно нелегко пришлось Инне Клочко, которая предстала героиней и в драматической, и в музыкальной части спектакля. Не знаю, как только нервы у нее выдерживают еще и петь! Ее впечатляющим вокальным партнером выступил Борислав Молчанов, артист Театра им. Покровского.

В лаконичной сценографии восхитил матовый полупрозрачный светящийся изнутри ультрафиолетом гроб с чем-то похожим на труп в самой своей сердцевине (художник-постановщик — Игорь Гурович). Но Достоевский не в лобовых ужасах. А в разных пронзительных, ранящих детальках вроде красных лаковых дамских туфелек среди мрака. И все эти бешеные истерики, рыдания, любовь до пены у рта, бессилие добрых и кротких — вот это настоящий Достоевский.

«Да живет душа моя» — эти слова героини заклинанием проходят через всю оперу и продолжают доноситься из потустороннего мира после ее смерти. Let my soul live*.

Молодой дирижер Иван Великанов уверенно взял на себя все тяготы и технического освоения непростой музыки, и ее почти уже нечеловеческого содержания. Маленький оркестрик тянул нервы до надрыва. В финале осиротевший Ростовщик-мучитель сам заходит в стеклянный шкаф-гроб, и впору было теперь из зала завопить: оледеней же ты там, чудовище!

Надо же было вот так, до дна души…

И Турецкий марш на бис

Чтобы срочно вынырнуть из хмури, нет артистки лучше, чем Юджа Ванг. Не девушка — огонь! Во главе оркестра Московской филармонии встал его главный дирижер Юрий Симонов, и знаменитая китайская пианистка солировала во Втором концерте Чайковского. (Многие даже не знают, что «первыйконцертчайковского» — далеко не последний.)

Правда, вначале публику испытали на прочность мрачноватой увертюрой к опере Сергея Слонимского «Видения Иоанна Грозного». Сергей Михайлович находился в зале — наверное, специально приехал из Петербурга. Он из гвардии последних могикан — крупнейших композиторов СССР, отчего его сочинения ничуть не потеряли ни в силе, ни в глубине, как многое из того, что раньше в обязательном порядке рассовывали по программам. Я с удовольствием вспоминала премьеру «Видений» в 1966 году в Самаре, где дирижировал сам Мстислав Ростропович. Публика же, легко представляя себе образ немилосердного царя, тем временем ежилась и в конце похлопала как-то вяло. Какой уж тут энтузиазм!..

Тут-то и вышла сияющая, позитивная Юджа, хорошенькая, как игрушка. В длинном, по фигуре красном платье с полутораметровым шлейфом, на гигантских платформах. Ее маленькие пальчики так и замелькали по клавиатуре, причем звуки из-под них выходили поистине богатырские. Что тут скажешь — восточные секреты!

Родилась Юджа в Пекине, образование получила в Канаде, затем в Калифорнии у выдающегося пианиста Гарри Граффмана, ученика Изабеллы Венгеровой и Владимира Горовица — представителей русской школы. 

Может, этим объясняется то, что Юджа показала себя все-таки не Ланг Лангом в юбке, не голой виртуозкой, но моментами довольно тонким музыкантом. Это проявилось во второй части Концерта, где фортепиано спокойно аккомпанирует виолончели и скрипке. Третья же, самая известная часть, думаю, прекрасно озвучила бы бодрый пионерский поход времен Кабалевского.

Дирижер Симонов, явно довольный выступлением, по-отечески кивнул пианистке, давая знак сыграть на бис. Юджа с феноменальным блеском выдала Турецкий марш Моцарта в головоломной обработке, сорвав бешеные аплодисменты еще и потому, что публика с первыми звуками шумно отреагировала на название «Турецкий», оценив остроумие артистки.

После антракта Симонов фундаментально ублажил филармонических слушателей Восьмой симфонией Дворжака.

Так прошло довольно приятное знакомство с одной из главных звезд нового бойкого поколения исполнителей, красующихся не только в верхних строках чартов, но и на страницах журналов Vogue и Elle. Что ни говори, это тоже уметь надо. Ведь Юджа все-таки не поп-певица.

Все скорлупки золотые

Один из самых великих режиссеров современности Роберт Уилсон оказал Москве честь: поставил в Театре наций авторский спектакль «Сказки Пушкина». Пушкин, впрочем, оказался лишь отправной точкой для сюрреалистических фантазий Уилсона-художника, не вкладывающего эмоций в прекрасные тени и абрисы, костюмы героев, их стильную, в духе театра кабуки, пластику, черный грим на выбеленных лицах. Стихи Пушкина пунктиром звучат, но они здесь явно не главное.

Уилсона не надо пытаться понять — сиди и наслаждайся его изысканными придумками и вкусом. Хотя сюжеты, известные нам на генетическом уровне, казалось, требовали большего уклона в оригинал. И трудно понять, почему рыбак в сказке о золотой рыбке каждый раз показывает публике черный язык. Пять сказок идут без антракта. Не все зрители выдерживают. Хотя этот спектакль критики признали лучшим в сезоне, и попасть на него совершенно невозможно. А выйти, как оказалось, очень легко.

В нем звучит много музыки — так много, что в целом он вполне мог бы подпасть под определение мюзикла. Непонятно только, как и зачем эта музыка писалась, столько всего напихано. В качестве авторов указан американский дуэт двух сестер Coco Rosie, работающий в жанре фрик-фолк, то есть «оторвись по полной и попроще». Такой стиль теперь в шутку называют бескомпромиссным. То живой оркестр играет совершеннейшую бесиловку, то герои довольно складно поют, иногда дуэтом. Но вдруг звучит что-нибудь такое, что лучше б следить за диковинными перемещениями на сцене в полной тишине.

…В какой-то момент мимо острова Буяна едет на красной машинке Пушкин и машет публике ручкой. Не знаю, знаком ли Уилсон с Хармсом, но сюр совершенно в его духе. Впрочем, почему бы и нет? Где-то там, в своем горнем мире, все они, гении, и без нас договорятся.

Наталья ЗИМЯНИНА, Россия

__________

*Пусть живет душа моя.